Вся Урсула Ле Гуин в одном томе - Урсула К. Ле Гуин

мудрой, самой доброй улыбкой на свете. Ангелы никогда не улыбаются, даже когда смотрят на мою Малышку.

Они суровые. Я посадила ее на колени, и она уснула, положив головку мне на плечо. И тогда ангелы слетели с дерева и пошли через лужайку к холмам. Наверное, они приходят сюда с берега моря, а потом поднимаются в горы. Свет их мечей — это и есть тот свет, что виден порой над горами; и этот же свет разливается иногда над морем.

Одна нога, одна ступня, подметка грязного ботинка на подоконнике… он выскользнул из окна, из рая… Никакого рая нет! Я и в церковь не хожу. Разве что иногда, устав от этих ангелов, я иду туда с Дороти, чтобы они от меня отстали. Вот Дороти разрешает мне иметь свою собственную Трагедию; она — настоящий друг! Если бы рай действительно существовал, я могла бы отправиться туда и получить прощение, и стать чистой, и вся грязь была бы с меня смыта, и я могла бы иметь свою собственную Трагедию. Но ангелы меня в рай не пускают, так что я иду в свою комнату.

Нет, Малышка, не надо к маме. Давай лучше пойдем на кухню, хорошо? Испечем на обед черничный пирог.

Малышка хочет пирожок с черникой? А мамочке своей Малышка хочет помочь?

— Тинитьный пиог! — кричит она в восторге.

Ангелы никогда не смеются. И не плачут. И я скрываю от них свои слезы, когда оплакиваю нашу с Дики любовь, потому что они бы выбросили мои драгоценные слезы из окошка, как мусор, как те старые башмаки, которые с треском ломали тогда ветки рододендрона. Я хороню от них свою любовь. Свою собственную любовь! Лягающуюся ногу, зацепившуюся подметкой за подоконник.

Вчера вечером, когда мама вошла в комнату к Малышке, я как раз только что убаюкала ее, и она уже спала. А я вдруг вспомнила, как мама стояла в этой комнате, когда родилась Малышка: она стояла и молчала, и казалась такой высокой в полумраке. Но я никогда не говорю с мамой об ангелах, потому что это она была той высокой женщиной, что стояла тогда в темном углу с задумчивым лицом и не говорила ни слова.

ДЖЕЙН. 1926

После стольких лет! Бедный Лаф, похоже, мозги у него совсем уж набекрень. Хотелось бы мне посмотреть на эту женщину из Санта-Моники! У него никогда не хватало ума при выборе женщин, вот разве меня он выбрал с умом. Но держаться меня у него ума все-таки не хватило. И ему еще повезло, что его гораздо раньше никто не опутал по рукам и ногам. Мне всегда приятно было думать, что он свободен. Этого, конечно, маловато, если сравнить с тем, каким сокровищем мы оба обладали когда-то, но все-таки. А теперь и этого нет. Я без нее жить не могу! — пишет он мне. Совсем одурел. Как может такой умный человек быть рабом собственного пениса?

Забавно, но теперь, когда мама умерла, я иногда про себя и вслух говорю такие слова, которые раньше мне даже и в голову крайне редко приходили. Маме бы, конечно, неприятно было такое от меня слышать. И ей бы очень не понравилось, если б я сказала, что она «чересчур правильная». Занятно все-таки, как со временем меняются слова и меняют весь мир вокруг. Когда я ушла от Лафа, она мой поступок не одобрила, но ни разу не сказала, что мне следует к нему вернуться. Ты сделала все, что могла, сказала она. Но ей было бы стыдно, если б я развелась. Слово «развод» тоже принадлежит к разряду слов, которые она не хотела бы слышать из моих уст.

Мне развестись не стыдно, но я не хочу такого, столь горького конца. Теперь-то я понимаю, что все это время надеялась на большее. Но больше уж не будет никаких снов наяву о том, как мы снова с ним вместе, как мы стареем, как он заболевает, приезжает сюда, возвращается ко мне, и я отдаю ему лучшую комнату с окнами на юг, и всячески забочусь о нем, и приношу ему суп и газету… А потом он умирает, а я, поплакав, все равно продолжаю жить. Если бы это было так, круг бы замкнулся, все снова стало бы целым. Но ничего этого уже не будет. И наша жизнь не пойдет по кругу, и круг никогда не замкнется.

Ему даже в голову не пришло спросить о Лили, Забыл, наверное, что у него дочь есть.

Так что теперь я буду «divorcee», то есть «разведенной». Дурацкое модное словечко на французский лад.

И почему его используют только в женском роде? Разве он — не «разведенный»? И не живет теперь с другой своей женщиной, которая «владеет в Малибу огромной земельной собственностью с участком океанского пляжа»? Хотя я пари держать готова, что ничем она не владеет! Да, я готова держать пари, что она только ХОТЕЛА бы всем этим владеть, что там идет какая-то шулерская игра, устраивается какая-то мерзкая сделка, обман, и Лаф просто попался на удочку, как это с ним вечно случается. Тяга к «яствам» с аристократического стола всегда была ему свойственна. Бедный Лаф! Бедная я. Я уже никогда не буду вдовой. И я никогда не узнаю, где он похоронен.

Подучив и прочитав его письмо, я почувствовала, что мне просто необходимо прогуляться по берегу, увидеть небо над головой. Жемчужного цвета волны, набегая на берег, переливались, как перламутр, в пронизанном солнцем тумане. Я прошлась до Рек-Пойнт, и, когда возвращалась назад, на пляже уже опять были люди. Там теперь всегда люди есть: курортники, отдыхающие. Например, та семья, что живет у Вини, и еще другие, которые в гостинице живут. Один худенький мальчик лет двенадцати-тринадцати, совсем еще ребенок, удивительным образом напомнил мне Лафа. Он купался там, где в море впадает ручей и вокруг много мелких луж и заводей. Очень красивый мальчик. Забегая в воду, он поднимал тучу брызг и высоко подпрыгивал, как козленок. Шапочку с козырьком он надвинул на самые глаза, отчего ему приходилось все время задирать кверху нос; он прыгал и скакал, развлекая своим диким танцем родных, такой светлый, как солнечный лучик. И я подумала: господи, что же с ними случается потом?

И сердце мое так вдруг скрутило, как будто это было мокрое посудное полотенце… Господи, что же случается всегда с этими красивыми мальчиками?

А потом мне навстречу попался еще один мальчик, совсем малыш. Собственно, целое семейство тащилось