"Фантастика 2023-181". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Ахманов Михаил Сергеевич

Интуитивно Литвин ощущал, что разум Корабля другой, более гибкий, динамичный и близкий к человеческому, что бы ни скрывалось за термином «квази». Похоже, Корабль мог воспринимать эмоции и даже переживать их; вероятно, проблему противоречия команд он разрешал отчасти на логическом, отчасти на эмоциональном уровне, как то бывает с желаниями человека; не исключалось, что он обладал свободой выбора, качеством, необходимым для слуги с двумя хозяевами. Вернее, размышлял Литвин, с одним симбионтом и другим, не поддающимся определению, ибо его собственная власть над Кораблём была загадкой. Но так или иначе, а это существо — или создание?.. — было не похоже на робота или компьютер, то есть на мёртвый механизм, лишь имитирующий разум. В отличие от них Корабль находился на грани жизни и небытия.

Это делало его непростым противником. Литвин почти не сомневался, что между фаата и Кораблём имеется скрытое взаимодействие, выгодное той и другой стороне, и что без услуг Корабля пришельцы бессильны. Сломать этот союз? Но как? Поставить квазиразум перед неразрешимой дилеммой и тем замкнуть его казалось труднее, чем свести с ума сотню самых мощных земных компьютеров. Пожалуй, вообще невыполнимый вариант, если древние даскины предусмотрели блокировку, наделив свои творения свободой воли. Более надёжно поразить Корабль физически, уничтожить мозг, оставив лишь пустую скорлупу, но как подступиться к этой задаче, Литвин не представлял. Ворваться в отсек управления, спалить тот крупный узел, что лежит под сферой с изображениями звёзд? Спалить, но чем? Ни лучемёта нет, ни лазера… К тому же останутся другие центры, сотни и сотни узлов паутины, наверняка способной к регенерации. Отравить их все? Опять же чем? И что за вещество слагает эти центры и нервные пути? Они, очевидно, лежат в переборках, защитных кожухах… вдруг материал горючий… добраться бы и поглядеть… Или спросить у Корабля? Как тебе, дружище, задницу припечь?

Не то чтобы сей вопрос казался Литвину неэтичным или неуместным, но он был уверен, что не получит на него ответа. Ещё один довод в пользу того, что квазиразумный приятель скорее жив, чем мёртв.

Постепенно Литвин задремал, и в этот раз виделись ему не кошмары, а честные простые сны: будто летит он в двухместном учебном «грифе» в пыльный марсианский шторм, как было десять лет назад во время практики, и будто на втором сиденье инструктор Серов, старый, битый космосом десантник с биомеханической рукой. Мимо проносятся ржавые вихри, неба не разглядеть, и Литвин идёт в слепом полёте, по приборам. Задача такая: пересечь Фарсиду[30], вдоль двадцатой параллели, добраться до Олимпа[31] обогнуть его и выйти обратно к Мангала Вэли[32], к городу Семь Куполов и базе ОКР. Летит Литвин хорошо, уверенно, и Серов вроде бы доволен — расслабился в своём коконе, сидит и бормочет: «Лихо, салажонок, молодец! Годика три в Поясе средь камешков потолкаешься, на Венеру сядешь — и будешь не курсант, а как есть пилот! Только на Земле берегись, первым бей, чтобы башибузуки корму не отстрелили!» И сказавши это, тянется к Литвину своей биомеханической лапой, чтобы, в нарушение всех инструкций, похлопать его по плечу. Литвин ощущает его пальцы, но, против ожидания, не холодные металлические, а тёплые и нежные, и тут ему чудится, что хоть он в «грифе», а голый, без скафандра, без комбинезона и даже без ботинок. И будто не Серов с ним рядом, а некто другой, такой же тёплый и нежный, как задержавшаяся на плече ладошка.

Вздрогнув, он приподнял веки. В его объятиях лежала Йо; кожа её благоухала, дыхание было глубоким, прерывистым, щека и висок прижимались к шее Литвина, живот и бёдра — к его восставшим чреслам. Словно во сне, когда позволено такое, о чём не помыслишь наяву, он обнял её, удивляясь хрупкости и неожиданной силе женщины, приникшей к нему с отчаянной, дикой, нерассуждающей страстью. Кого-то такое могло испугать, кого-то — обрадовать и осчастливить, если бы женщина была с Земли… «Если бы!.. — стукнуло у Литвина в голове. — Если бы знать, что с ней творится!»

Но, очевидно, творившееся с ним было важнее. Разум, побеждённый плотью, отступал, и мнилось Литвину, что в его обьятиях не дитя чужого мира, а самая желанная из девушек Земли. Как она была прекрасна! Его пальцы запутались в гриве тёмных блестящих волос, он откинул ей голову, впился в полураскрытые губы, начал целовать соски. Дыхание Йо обжигало.

Она не возвратила поцелуи — кажется, не понимала смысла ласки, любовных игр и движений, всего того, что у людей предшествует соитию. Но и себя как будто бы не предлагала, не пыталась лечь или сесть, как принято в подобных случаях, раздвинуть колени, подставить грудь жадным губам Литвина и поощрить к дальнейшему. Она лишь обнимала его, обхватив за плечи обеими руками, словно испытывала страх, что он внезапно исчезнет, оставит её в одиночестве среди сбегавшихся к экрану стен.

Но ею тоже владело желание — трепет тела Йо, глубокие вздохи и безошибочный инстинкт подсказывали это Литвину. Какое-то время он вспоминал, лаская губами её грудь и шею, перебирая в памяти поведанное Кораблём о сокровенных тайнах этой расы. Туахха, время эмоциональной активности, период, когда бино фаата вступают в физический контакт с целью размножения… То есть вступали прежде, а теперь это считается дикостью… Однако с природой не поспоришь!

Он негромко рассмеялся.

— Йо, моя милая фея! Вы позабыли, как это делается… Великая Галактика! Позабыли!

Вспоминать было так чудесно, так восхитительно… Вспоминать вдвоём, слышать протяжные стоны Йо, ловить её вздохи, целовать глаза и губы, чувствовать, как в едином ритме с ним содрогается сильное нежное тело… С кем он делил наслаждение? С чужачкой, инопланетянкой? Нет, чужой она не была. Пусть не с Земли, но не чужая! Уже не чужая… Девушка иного мира, впервые познавшая любовь и страсть…

Когда их дыхание успокоилось, Литвин приподнялся и сел, опершись на стену, не выпуская Йо из обьятий. Жар покидал её тело, мышцы, ещё недавно сведённые судорогой любви, расслабились, затуманенный взгляд сделался острым и ясным. Заглянув в лицо Литвину, она что-то пробормотала на языке фаата. Резкие отрывистые звуки были ему непонятны. Он вздёрнул бровь, и Йо, окончательно очнувшись, вымолвила на английском:

— Где мы? Как я оказалась здесь?

— Это модуль. Кабина боевого модуля, который висит в огромном ангаре. Я принёс тебя сюда.

— Зачем?

Несколькими минутами до этого Литвин затруднился бы с ответом. Прежде ответ был разрешением дилеммы, кем он её считает, пленницей или союзницей, причём других вариантов не существовало. Прежде… Теперь всё изменилось. Может быть, не всё, но многое.

— Зачем? — повторила она.

— Мне было так одиноко… Я…

Взгляд женщины обежал кабину, задержался на контактной плёнке, прозрачным веретеном свисавшей с потолка, на скафандре, брошенном на пол. Внезапно, повернувшись к Литвину, Йо прикоснулась к его щеке. Что это было? Ласка? Желание убедиться в его реальности?

— Ты?..

— Я сбежал. Добрался до «Жаворонка», и там случилась неприятность с олками. Была ещё какая-то зверюга… пхот… С ней мы тоже выяснили отношения. Потом отправился к залам т’хами, чтобы поискать Макнил… ту девушку… В коридоре снова встретил олков, рядом с твоей спальней. Ну, и…

Йо по-прежнему глядела на него, не спрашивая, как он выбрался из камеры, как странствовал по Кораблю и что за неприятности постигли олков. Похоже, всё это её не слишком занимало — во всяком случае, сейчас. Выждав минуту, Литвин спросил:

— Что происходит с нами, ласточка? С тобой и со мной?

— Туахха, — прошептала она, — туахха, древний вихрь жизни… вихрь, что подхватил нас и унёс… — И, помолчав, добавила: — Я не знала, что это так прекрасно…

Он погладил её нагие плечи, заглянул в глаза. В серебряных озёрах сияли бирюзовые зрачки.