Сороковник. Части 1-4 - Вероника Горбачева

Рядом шумно плюхается Рик, высунув язык и довольно дыша. Из него получается довольно забавный щенок, практически как настоящий. Крылышки он умудряется втянуть куда-то под лопатки, потом, дождавшись, когда я улягусь как следует, приваливается к моим ногам и через полминуты уже свистит носом. Совсем как Нора.

Я вдыхаю запах пледа, отдающий стружкой — диван мы купили недавно, и он всё ещё пахнет свежим деревом, тяну носом специфический запах собачьей шёрстки — ну, Рикки, выдержал сходство до мелочей! Мне улыбаются родные лица с фотографий. Тикают часы над телевизором. Еле слышно гудит ноутбук и я, протянув руку, захлопываю крышку; гул прекращается с переходом в «спящий режим». В кухне с лёгким щелчком включается холодильник. За окном вопят малыши, их разнимают юные мамы. На потолке — несколько разбегающихся трещин, оттого, что сосед сверху занимается «железом» и иногда роняет штангу. Как будто и не было ничего. Как будто я только что пришла с прогулки… без Норы. Как она там, в Каэр Кэрроле? Нора там с Гелей, на вольных хлебах и на необъятных полянах, где можно сутки напролёт бегать, дурачиться и играть с друзьями, и, в отличии от меня, ей в том мире замечательно. И Геле тоже. Но каким далёким и нереальным этот мир сейчас кажется …

А теперь я — дома. И, наконец, чувствую это по-настоящему. Всей кожей. Всем нутром. Ладонями. Пятками. Затылком. Дома.

Щёки мокрые, но я не плачу. Это просто заморозка отходит, та самая, в которую я загнала пещерный страх, что мешал мне сосредоточиться. Я затолкала его внутрь, поглубже, чтобы не мешал — мне представлять заветную дверь, а Рику — нащупывать якорь в чужом для него мире. Она так и оставалась внутри лёгким незаметным холодком — пока я хлопотала над Николасом, рассказывала девочкам дикую неправдоподобную историю о себе, пока носилась по офису, передавая дела, отчитывая неуспевающих и даже поставив пару раз на место зарвавшегося начальника охраны. Я всё думала — что со мной случилось? А у меня на время притормозились почти все эмоции. И только сейчас, когда наступает самый настоящий отходняк от этой заморозки, как от наркоза — я осознаю, что она была. И вспоминаю, какое привычно действие упустила, вернувшись домой.

Я не обняла девочек.

И сейчас для меня это дико. И горько.

А может, дело не в растянувшемся стрессе? А просто я меняюсь и… черствею? Вернись я домой спустя три дня после попадания в мир — ну, допустим, наколол бы меня на свою перчатку монстр вроде Росомахи, которого Янек пришпилил, — и выкинуло бы меня обратно. Билась бы в истерике часа два, это точно. А сейчас…

Не буду об этом думать.

Вытираю слёзы и зарываюсь поглубже в плед. Дома. Это главное. Здесь — всё образуется и решится. Сейчас я закрою глаза — не просто так, я закрою их на в с ё. А потом отдохну, наберусь сил, как Николас — и придётся решать.

Потому что проблемы остались. Сменились только декорации.

Глава 13

В далёком-далёком детстве я боялась спать одна. В кои-то веки мне, как подрастающей взрослой девице, выделили собственную комнатку — а для меня на первых порах это обстоятельство стало просто наказанием. Стыдно признаться, но как только гас свет, мне сразу начиналось казаться, что вот-вот из всех щелей выползут давнишние и самые свеженькие страхи. Воображение у меня было ещё тогда ого-го! буйное! Но, на моё счастье, как и всякий ребёнок, я умела придумать и спасателя, «домик». Достаточно было плотнее прижаться к стене, уткнуться лбом и коленками в короткий ворс дедушкиного коврика — и вот уже с одной стороны я чувствовала себя защищённой. А с другой, как вы понимаете, выручало одеяло, поборник всех страшилок, бук и волчков.

Так вот чудно. Впрочем, у каждого из нас с младенчества осталось хотя бы по парочке ритуалов, корни которых мы порой и сами не помним. Мы вырастаем — привычки остаются.

Поэтому сейчас я машинально обнимаюсь с думочкой, плотно упаковываюсь в плед и, отвернувшись к стенке, постепенно задрёмываю. И надо ж тому случиться, что именно в сейчас кому-то загорается подкатить ко мне с обнимашками, когда я даже толком не могу сообразить, кто это. Должно быть, я всё-таки на несколько мгновений отключилась, потому что, оказывается, не слышала ни звука ключа в замке, ни голосов пришедших, ни шагов…

Сильные руки осторожно и ласково поглаживают мои плечи, разминают спину, деликатно обрабатывают шею. Касания тёплых пальцев ненавязчивы и спокойны.

— Ни-ик? — спрашиваю сонно.

Одна рука умудряется нырнуть под левый бок, на котором я лежу, другая, скользя по правому плечу, касается словно бы случайно груди — и меня замыкают в надёжные объятья.

— Если тебе нравится — пусть будет Ник, — покладисто говорит голос за моей спиной. Сначала смысл сказанного до меня не доходит. Затем я осторожно приоткрываю глаза, опускаю голову, чтобы кинуть взгляд на руки, удерживающие меня в замке, и убедиться, что ногти на них отсвечивают металлом. За спиной раздаётся тихий смешок.

— Узнала? — негромко говорят мне на ухо. — Что ж ты не пугаешься, звезда моя? Почему не убегаешь в страхе?

Я проглатываю тугой комок в горле. Живот сводит предательской судорогой.

— Ты не Мага. — Губы предательски пересыхают. Ещё немного — и на них начнёт лопаться кожица.

— Почему ты так думаешь?

В голосе явное любопытство. А в руках, прочно удерживающих меня на месте и не дающих ворохнуться — недюжинная сила, я даже через плед ощущаю напряжённые мускулы.

— Ты им не пахнешь, — отвечаю. — Вернее сказать — ничем не пахнешь. Ты не Мага и не Николас. — Пытаюсь в очередной раз дёрнуться, но тут мой плед словно оживает — и обтягивает меня плотным коконом. Я и без того угнездилась в нём, как следует, а теперь и вовсе спелената.

— Ах, да, я же забыл — ты у нас весьма чуткая на запахи. А так, похоже? — И до меня доносится горьковатый аромат хризантемы с пряной ноткой самшита. — Не сопротивляйся, душа моя, и не вертись: ещё не время тебе на меня любоваться. Я просто пришёл поговорить.

— А маскарад к чему? — враждебно спрашиваю. Мне уже не страшно. Нужно было бы незнакомцу меня пристукнуть — придушил бы сразу, благо мы с ним в разных весовых категориях, ему это совсем нетрудно. Пытаюсь лягнуться — но плед держит крепко, словно муху, опутанную паутиной.

— Да просто интересно — узнаешь или нет. — В голосе, очень похожем на Магин, явное лукавство. — Считай, что прошла тест на внимание; следующий будет на сообразительность… Тише, душа моя, не рыпайся, я же просил. Выбраться не получится, только время затянешь. Твои гости скоро вернутся, а мне не хочется, лишний раз останавливать время только для того, чтобы с тобой наговориться. Итак, ты слушаешь? Будешь хорошей девочкой?