Стальное зеркало - Анна Оуэн

Помогает ощутить себя живым. А потом эти истории будут вспоминать и пересказывать. И образовавшийся легендариум тоже наверняка кому-то да поможет. А ведь маршал это не почувствовал, он не умеет чувствовать такие вещи. Он это придумал. Или подметил. Интересно, когда и как.

Двое суток спустя Его Светлость герцог Беневентский точно знал, чем ему на самом деле следовало заниматься в том подвале. Сном. Солдатская привычка урывать весь возможный сон сразу, а потом еще добирать по частям, стала из очередной человеческой странности ясным и внятным разумным поведением. Спать нужно, потому что, если не воспользуешься возможностью, есть шанс не дожить до следующей. Нет, герцог не валился с ног, нет, он не стал думать намного медленней, нет, он почти не полагался на решения Гая, тем более, что у Гая в таких ситуациях обычно просыпалось чувство юмора и его советы — вполне действенные, как правило — все как один были снабжены непредсказуемыми последствиями. Но и ситуация с военной точки зрения была идеальной — полное отсутствие противника. Нужно было просто привести все в порядок. Все — включая армию, ее интендантскую часть, остатки флота, побережье и беженцев с побережья. На частичное руководство всем этим Чезаре вполне хватало. А вот если бы в числе шариков над головой присутствовал еще и… даже не де Рубо, а просто покойный Людовик, отсутствие сна сказалось бы самым решительным и неприятным образом. Но раз уж этого шарика нет, можно посмотреть, на сколько удастся растянуть собственный запас прочности, и как это будет сказываться. Мигелю, кажется, тоже интересно. Во всяком случае, он ни разу даже не намекнул своему герцогу на то, что его поведение крайне неразумно. Вероятно, ждет, пока герцог совершит ошибку или просто свалится.

Из чего проистекает четкий вывод: позволить себе можно еще многое. Если Мигель пока не превратился в заботливую драконицу, защищающую потомка от всего на свете, включая самого потомка, значит, до конца сил еще очень далеко. Это хорошо, точнее, удобно. Одно приятное открытие среди многих и многих неприятных — то есть, неудобных.

Потери… о флоте можно забыть. Десяток уцелевших кораблей не в счет, поскольку в этом десятке числится все, от Картахены до Неаполя, что сейчас можно назвать своим. О военных флотах можно забыть в масштабах Средиземноморья. Ситуация непредвиденная, забавная и интригующая. Такого, кажется, никогда не случалось. Кое-что кое-где, конечно, уцелело. От трети до четверти тех, кто не находился в открытом море. Создатель бури, кем бы он — оно, она — ни был, уравнял шансы всех сторон, и уравнял по нижней планке. По состоянию флота Арелата, точнее, по его отсутствию.

Марсель успешно захвачен генералом де Рубо и сдался на милость победителя.

Что там — неизвестно. Пока неизвестно. Вот катаклизма в результате штурма точно не произошло. Катаклизм случился в море. Почему-то. Неизвестно почему. Флот, впрочем, может появиться. Не сейчас, не сразу. Но в некотором описуемом будущем. Небольшой, Толедо не рискнет снять с атлантического побережья много, даже с учетом договора… Это с Аурелией у Альбы перемирие, а с Толедо перемирия нет. И, если ничего не изменится, то и не будет ближайшие сто лет. Но что-то лучше, чем ничего. Особенно если учитывать, что галльского десанта теперь тоже можно не опасаться. Венецию могло и не накрыть, но пока они там соберутся…

Теперь здесь, на море, начнется совсем другая гонка — кто раньше отстроит флот, или построит с нуля. Если не вернуть Марсель Аурелии, то эти бега может выиграть Арелат.

Из города известий пока нет: рано. Уцелели бы корабли на Гиерском рейде, уже отправили бы птиц. Но голубятням, если судить по состоянию нарбонских, тоже изрядно досталось. Забавно, перебирает Чезаре листы и дощечки. Потери в пехоте не так уж велики, те части, что должны были зайти де Рубо в тыл, и вовсе целы. До них буря волшебным образом не дошла, а ведь предполагали, что докатится до Арля. Может быть, люди прогневали море? Левиафан проснулся, обнаружил на шкуре мелких суетящихся рачков, и встряхнулся?..

Или случилось что-то еще, что отвлекло беду от города — и от суши. Эти мысли — как светлый задник в театре теней. На их фоне двигаются фигуры. Много мелких фигурок, текущие нужды, главная из которых — и в буквальном смысле текущая — чистая безопасная вода. Акведук поврежден в трех местах — ромская постройка тоже не была рассчитана на капризы природы или нечисти, городские колодцы сильно засолило, речную воду… речную воду можно пить, если кипятить. А тем временем чинить акведук.

Вода. Провиант. Фураж. Предупреждение отравлений и прочих хворей. Дисциплина. Повышения в звании для отличившихся взамен погибших. Наказание мародеров. Очень много дел. Очень много людей — имена, приметы, звания, положение в армии Аурелии и у себя дома, черты характера. В памяти не теряется ничего, но, кажется, скоро эта книжная полка будет заставлена целиком и полностью. Уже не книга, в которой записано то, что нужно помнить — целое скопище книг. Люди удивляются, что некий молодой человек не ошибается, запоминает всех и все нужное с первого раза. Они всегда удивляются, хотя ничего проще и естественней Чезаре себе представить не может. Просто помнишь — записываешь внутри себя, и помнишь… Агапито, делавший заметки на бумаге, всегда удивлял герцога: зачем?

Кстати: Агапито скоро приедет — ему будет, что записать. Пока что он, наверное, подробно описал похороны Даниэле делла Ровере… какой досадный несчастный случай, омрачивший, но не замедливший отъезд. Дурное предзнаменование. Ну что ж, можно считать, исполнилось.

Записывать нужно не только потому, что возможности памяти, наверное, скоро будут исчерпаны. Но и потому, что маршал прав — то, что идет от тебя вниз, должно быть изложено внятно — и в письменном виде. Потому что другие помнят хуже. И обычно не то, что им сказали, а то, что они поняли. Приказ — как и этикет — способ заставить человека услышать именно сказанное, точно. Но все, что сложнее прямого распоряжения, уже расплывается в кашу. Древние писали законы на камнях. Кажется, правильно делали.

«Додумался…» — говорит Гай.

— Господин герцог, прибыл королевский курьер! — а это уже Марио, отчасти самозваный порученец. Нос в пыли. Подсматривал?

— Спасибо, Марио… — с официальными новостями все просто и удобно. Если он срочно потребуется, его позовут. Если дело терпит, сообщат, когда будет время.

Подвижная часть вечного двигателя хороша тем, что помимо штурма каледонского ровесника ухитряется быть везде, видеть и замечать все, первым узнавать любые новости и собирать сплетни, слухи и разговоры в необычайных количествах. Разобрать, разложить и рассортировать все это Орсини не в состоянии, но если задать ему вопрос, он сообщит все, что знает. Бывают библиотеки, бывают задворки книжных лавок, где в беспорядке свалено все подряд. Порученец представляет из себя такие задворки; копаться в них полезно, но в последние дни недостает времени.