Весь Эдгар Берроуз в одном томе - Эдгар Райс Берроуз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С постройкой шалаша их бродяжья жизнь окончилась. К ночи они должны были возвращаться к своему дереву. Река протекала рядом; дичи, плодов и рыбы было кругом в изобилии. Их жизнь протекала в той повседневной суете, которой живут все дикие: они либо искали чего бы поесть, либо спали. Они никогда не думали о завтрашнем дне.
Когда юноше приходила на память его прежняя жизнь в далёкой культурной столице, ему казалось, что там жил не он, а какое-то другое существо; он совершенно не надеялся вернуться когда-нибудь в культурные страны. Ибо, стараясь избегать тех, с кем он когда-то хотел подружиться, он зашёл так далеко в глубь дикого материка, что чувствовал себя теперь навсегда похороненным в джунглях.
Кроме того, с появлением Мериэм, он обрёл то, чего ему больше всего недоставало в джунглях — товарища-человека. В его дружбе с девочкой не было никакого оттенка чувственности: они были друзьями, товарищами — не больше. Они относились друг к другу как два мальчика, если не считать немного внимания и покровительства, которое инстинктивно оказывал ей Корак.
Девочка боготворила его, как боготворила бы преданного брата. Любви они оба не знали; но, по мере того, как юноша становился старше, было ясно, что и его посетит любовь, как всякого другого самца в диких джунглях.
В джунглях у них было много знакомых. Маленькие мартышки часто собирались вокруг них поболтать и попрыгать. Акута они очень боялись и держались от него в стороне. Корака они боялись меньше, но, когда мужчины уходили, мартышки подходили к Мериэм близко-близко, рассматривали её украшения и играли с Джикой, которая очень забавляла их. Девочка веселилась с мартышками и кормила их. Они развлекали её в долгие часы, когда Корака не было дома.
Кукла Джика совершенно изменилась с тех пор, как её маленькая мама покинула деревню шейха. Теперь она была одета так же, как и Мериэм: платье её составлял лоскуток леопардовой шкуры, прикрывавший её с плеч до колен. Несколько травинок, вставленных в сбившийся ком волос, заменяли ей перья. Такие же травинки на руках и ногах служили ей браслетами. Джика стала настоящей дикаркой. Но сердце у неё не изменилось: она осталась такой же внимательной слушательницей, как и раньше. Её драгоценным качеством было то, что она никогда не перебивала и ничего не рассказывала о себе.
Сегодня было все так же, как всегда. В течение часа Джика внимательно слушала Мериэм. Кукла сидела, прислонившись к стволу дерева, а её хозяйка с кошачьей грацией лежала перед ней на толстой ветке.
— Маленькая Джика, — говорила Мериэм, — наш Корак ушёл надолго. Скучно и тоскливо в джунглях, когда с нами нет Корака. Что он принесёт нам сегодня? Ещё один блестящий браслет для моей ноги? Или мягкий замшевый пояс, который он отнимет у чернокожей женщины? Он говорит, что ему гораздо труднее отнять украшения у женщины, чем у мужчины, потому что женщин он не убивает. Женщины борются с ним и кричат; на их крики прибегают мужчины с копьями и стрелами; Кораку приходится взбираться на дерево. Иногда он тащит за собой на дерево и женщину и там отнимает у неё украшения для Мериэм. Он говорит, что негры стали бояться его и когда он появляется, все — и мужчины, и женщины — прячутся в своих хижинах. Но он и туда бежит за ними и редко возвращается, не достав стрел для себя и подарков для Мериэм. Корак в джунглях — могучий владыка, это — наш Корак, нет, мой Корак, мой, мой, мой!
Маленькая испуганная мартышка вскочила ей на плечо и оборвала её излияния:
— Спасайся скорее! — кричала она. — Мангани, Мангани идут!
Мериэм лениво взглянула через плечо на суетливую нарушительницу её покоя.
— Спасайся сама, маленькая Ману, — сказала она. — Корак и Акут — единственные Мангани в наших джунглях; это они возвращаются с охоты. Ты когда-нибудь увидишь свою тень, маленькая Ману, и перепугаешься до смерти.
Но мартышка закричала ещё громче и проворно полезла вверх, к тонким веткам, куда не может добраться Мангани, большая обезьяна.
Мериэм слышала, что кто-то приближался, карабкаясь по ветвям. Она внимательно прислушалась: приближались двое — две больших обезьяны, конечно, Корак и Акут. Для неё Корак был тоже большой обезьяной, Мангани — так они трое всегда называли себя. Человек был их врагом, и они не считали себя больше принадлежащими к человеческому племени. Тармангани, или большую белую обезьяну, как назывался белый человек на их языке, км вообще не приходилось встречать. К Гомангани, большим черным обезьянам, или неграм, никто из них не принадлежал, — так что они звали себя просто Мангани.
Мериэм решила притвориться спящей и подшутить над Кораком. Она легла на спину и крепок закрыла глаза. Она слышала, как они подходят ближе и ближе. Они подошли к самому дереву и вдруг остановились, должно быть, заметили её; но почему они стоят так тихо? Почему Корак не здоровался с ней, как всегда? Молчание начинало ей казаться подозрительным. Быть может,
