Стругацкие. Лучшие произведения в одном томе - Стругацкие Аркадий и Борис

– Ну ладно. А папку вы тоже вынесли из Красного Здания? Так сказать, из собственного сна?

Лицо Изи застыло.

– Какая папка? – сказал он нервно. – О какой папке вы все время спрашиваете? Не было у меня никакой папки.

– Бросьте, Кацман, – проговорил Андрей, томно прикрывая глаза. – Папку видел я, папку видел полицейский, папку видел этот старик… пан Ступальский. На суде вам все равно придется давать объяснения… Не отягощайте!

Изя с застывшим лицом шарил глазами по стенам. Он молчал.

– Предположим, что папка не из Красного Здания, – продолжал Андрей. – Тогда, значит, вы получили ее за городской чертой? От кого? Кто вам ее дал, Кацман?

Изя молчал.

– Что было в этой папке? – Андрей встал и прошелся по кабинету, заложив руки за спину. – У человека в руках папка. Человека задерживают. На пути в прокуратуру человек избавляется от папки. Тайно. Почему? По-видимому, в папке содержатся документы, которые этого человека компрометируют… Вы следите за ходом моих рассуждений, Кацман? Папка получена за городской чертой. Какие документы, полученные за городской чертой, могут скомпрометировать жителя нашего города? Какие, скажите, Кацман?

Изя, нещадно терзая бородавку, смотрел в потолок.

– Только не пытайтесь выкручиваться, Кацман, – предупредил Андрей. – Не пытайтесь продать мне какую-нибудь очередную басню. Я вас вижу насквозь. Что было в папке? Списки? Адреса? Инструкции?

Изя вдруг ударил себя ладонью по колену.

– Слушай, идиот! – заорал он. – Что за чушь ты мелешь? Кто тебе все это внушил, простая твоя душа? Какие списки, какие адреса? Майор ты Пронин задрипанный! Ты же знаешь меня три года, знаешь, что я копаюсь в руинах, изучаю историю Города. Какого черта ты все время клеишь мне какой-то идиотский шпионаж? Кто здесь может шпионить, сам подумай? Зачем? Для кого?

– Что было в папке?! – гаркнул Андрей изо всех сил. – Перестаньте вилять и отвечайте прямо: что было в папке?

И тут Изя сорвался. Глаза его выкатились и налились кровью.

– Иди ты к … матери со своими папками! – завизжал он фальцетом. – Не буду я тебе ничего говорить! Дурак ты, идиот, жандармская морда!..

Он визжал, брызгался, ругался матом, показывал дули, и тогда Андрей достал лист чистой бумаги, написал сверху: «Показания подследственного И. Кацмана относительно виденной у него и впоследствии бесследно пропавшей папки», дождался, пока Изя утихомирится, и сказал по-доброму:

– Вот что, Изя. Я тебе неофициально говорю. Дело твое дрянь. Я знаю, что ты вляпался в эту историю по легкомыслию и из-за дурацкого своего любопытства. Тебя уже полгода держат под прицелом, если хочешь знать. И я тебе советую: садись сюда вот и пиши все, как есть. Много я тебе обещать не могу, но все, что в моих силах, для тебя сделаю. Садись и пиши. Я вернусь через полчаса.

Стараясь не глядеть на притихшего от изнеможения Изю, противный сам себе из-за своего лицемерия, подбадривая себя, что в данном случае цель несомненно оправдывает средства, он запер ящики стола, поднялся и вышел.

В коридоре он поманил к себе помощника дежурного, поставил его у дверей, а сам направился в буфет. На душе у него было гадко, во рту – вязко и мерзко, будто дерьма наелся. Допрос получился какой-то кривобокий, неубедительный. Версию Красного Здания он прогадил целиком и полностью, не надо было сейчас с этим связываться. Папку – единственную реальную зацепку! – позорнейше упустил, за такие ляпы в шею надо гнать из прокуратуры… Фриц небось бы не упустил, Фриц бы сразу понял, где собака зарыта. Сентиментальность проклятая. Как же – вместе пили, вместе трепались, свой, советский… А какой был случай – сразу всех сгрести! Шеф тоже хорош: слухи, сплетни… Тут целая сеть под носом работает, а я должен источники слухов искать…

Андрей подошел к стойке, взял рюмку водки, выпил с гадливостью. Куда же он все-таки дел эту папку? Неужели просто выбросил на мостовую? Наверное… Не съел же он ее. Послать кого-нибудь поискать? Поздно. Психи, павианы, дворники… Нет, неправильно, неправильно у нас поставлена работа! Почему такая важная информация, как наличие Антигорода, является секретом даже от работников следствия? Да об этом в газете нужно писать каждый день, плакаты по улицам развешивать, показательные процессы нужны! Я бы этого Кацмана давным-давно бы уже раскусил… Конечно, с другой стороны, и свою голову надо на плечах иметь. Раз есть такое грандиозное мероприятие, как Эксперимент, раз в него втянуты люди самых разных классов и политических убеждений, значит, неизбежно должно возникнуть расслоение… противоречия… движущие противоречия, если угодно… антагонистическая борьба… Должны рано или поздно выявиться противники Эксперимента, люди классово несогласные с ним, а значит, и те, кого они перетягивают на свою сторону, – деклассированный элемент, морально неустойчивые, нравственно разложившиеся, вроде Кацмана… космополиты всякие… естественный процесс. Мог бы и сам сообразить, как все это должно развиваться…

Маленькая крепкая ладонь легла ему на плечо, и он обернулся. Это был репортер уголовной хроники «Городской газеты» Кэнси Убуката.

– О чем задумался, следователь? – спросил он. – Распутываешь запутанное дело? Поделись с общественностью. Общественность любит запутанные дела. А?

– Привет, Кэнси, – сказал Андрей устало. – Водки выпьешь?

– Да, если будет информация.

– Ничего тебе не будет, кроме водки.

– Хорошо, давай водку без информации.

Они выпили по рюмке и закусили вялым соленым огурцом.

– Я только что от вашего шефа, – сказал Кэнси, выплюнув хвостик. – Он у вас очень гибкий человек. Одна кривая идет вверх, другая кривая падает вниз, оборудование одиночных камер унитазами заканчивается – и ни одного слова по интересующему меня вопросу.

– А что тебя интересует? – спросил Андрей рассеянно.

– Сейчас меня интересуют исчезновения. За последние пятнадцать дней в городе исчезли без следа одиннадцать человек. Может быть, ты что-нибудь знаешь об этом?

Андрей пожал плечами.

– Знаю, что исчезли. Знаю, что не найдены.

– А кто ведет дело?

– Вряд ли это одно дело, – сказал Андрей. – А лучше спроси у шефа.

Кэнси покачал головой.

– Что-то слишком часто последнее время господа следователи отсылают меня то к шефу, то к Гейгеру… Что-то слишком много тайн развелось в нашей маленькой демократической общине. Вы, случаем, не превратились тут между делом в тайную полицию? – Он заглянул в пустую рюмку и пожаловался. – Что толку иметь друзей среди следователей, если никогда ничего не можешь узнать?

– Дружба дружбой, а служба службой.

Они помолчали.

– Между прочим, знаешь, Вана арестовали, – сказал Кэнси. – Предупреждал же я его, не послушался, упрямец.

– Ничего, я уже все уладил, – сказал Андрей.

– Как так?

Андрей с удовольствием рассказал, как ловко и быстро он все уладил. Навел порядок. Восстановил справедливость. Приятно было рассказывать об этом единственном удачном деле за целый дурацкий невезучий день.

– Гм, – сказал Кэнси, дослушав до конца. – Любопытно… «Когда я приезжаю в чужую страну, – процитировал он, – я никогда не спрашиваю, хорошие там законы или плохие. Я спрашиваю только, исполняются ли они…»

– Что ты этим хочешь сказать? – осведомился Андрей, нахмурившись.

– Я хочу сказать, что закон о праве на разнообразный труд, насколько мне известно, не содержит никаких исключений.

– То есть ты считаешь, что Вана надо было закатать на болота?

– Если этого требует закон – да.

– Но это же глупо! – сказал Андрей, раздражаясь. – На кой черт Эксперименту плохой директор комбината вместо хорошего дворника?

– Закон о праве на разнообразный труд…

– Этот закон, – прервал его Андрей, – придуман на благо Эксперименту, а не во вред ему. Закон не может все предусмотреть. У нас, у исполнителей закона, должны быть свои головы на плечах.

– Я представляю себе исполнение закона несколько иначе, – сухо сказал Кэнси. – И уж во всяком случае эти вопросы решаешь не ты, а суд.