Литконкурс Тенета-98 - Автор неизвестен

Мы прожили у Кощея почти месяц, облазили все руины, загорели до черноты на пляже, благо начался купальный сезон. Хорошо, что я догадался в первый же вечер после исцеления Кощея отбить по сети депешу Лешему и князю.

В конце концов нам удалось-таки вырваться из Трои, едва ли не с боем. Очень уж Кощею не хотелось нас отпускать, так что пришлось пообещать ему, что мы приедем на будущий год, только немного позже, когда будет больше фруктов. А почему и не дать такое обещание? Ведь отдыхать там действительно здорово. Кто отдыхал, скажем, на Тенерифе, может себе представить, хоть и приблизительно.

Прощальному вечеру, который устроил для нас Кощей, и в подметки не годится та церемония, что затеял для нас Остромысл при отлете сюда. Во всяком случае, парад духовых оркестров и фестиваль фейерверков в мою честь устраивали один раз в жизни — в Трое, в мае 2003 года, в ночь перед отлетом обратно в Москву.

Мы вылетели под утро, провожаемые приветственными криками толпы на набережной, среди которой выделялась высокая худощавая фигура Кощея, махавшего нам рукой.

Хорошо, что день увеличился, потому что около Москвы нет таких приметных географических ориентиров, как возле Трои. Пришлось ориентироваться по рекам, это сильно удлинило маршрут. А выбирать среди леса место для приземления в темноте — это увольте. Поэтому нам пришлось-таки заночевать под открытым небом, к тому же бурные проводы в Трое отняли много сил. Мы продолжили путь на следующее утро, благо оставалось где-то полдня полета. И все было бы прекрасно, не начни портиться погода.

"Люблю грозу в начале мая," — сказал поэт. Его любовь сильно поутихла бы, окажись он хоть раз внутри грозового облака. Вы думаете, воздушные ямы на ступу не влияют? Черта с два! Гроза возникла перед нами неожиданно, когда ни обойти ее сбоку, ни миновать, набрав высоту, уже было невозможно, тем более, что уже показалась знакомая поляна с сухим сосновым стволом, где полгода назад медвежье семейство разыгрывало для меня интермедию по картине Шишкина.

Холодные пальцы облака охватили нас и начали швырять. Так, наверное, чувствует себя мяч, которым играют в американский футбол. Один раз я едва не столкнулся со Сквозняком, потом Глюк чуть не снес мне голову, вынырнув из фосфоресцировавшего фиолетовым электрическим светом тумана. Бедняге Дятлу приходилось, наверное, еще хуже. Он не успел укрыться ни в одной из ступ, и его швыряло немилосердно. К тому же в облаке проскакивали молнии, удивляюсь, как ни одна из них не затронула никого из нас, ведь наэлектризованный туман щедро поделился с нами статическим зарядом. Очевидно, на фоне облаков мы были слишком малы…

Я быстро потерял из виду всех троих и еще быстрее оглох от грома, будто резвяся и играя, грохотавшего в небе голубом. Тут уж было не до посадки, удержаться бы в ступе и не перепутать, где верх, где низ. Думаю, и у моих спутников были те же проблемы. На пару секунд облака расступились, и во вспышке молнии я увидел Дятла, храбро борющегося со стихией. Молния сверкнула еще раз, осветив Дятла, но он уже не боролся, а безвольно падал, будто камень, завернутый в пеструю тряпочку.

Не раздумывая, я бросил ступу вниз, почти в свободное падение, стремясь обогнать легкий комочек черно-белых перьев, то скрывавшийся в сумраке, то вновь возникавший из него в мертвенном сине-фиолетовом свете. Облако осталось сверху, к счастью — и Дятел тоже, я подлетел к нему и схватил рукой, высунувшись из ступы так, что едва не выпал сам. И теперь пришлось уже резко тормозить падение, ибо земля стремительно приближалась, уже можно было разглядеть верхушки деревьев, которые трепал ветер. Эти несущиеся на меня ветки я не забуду до конца дней своих…

До сих пор не знаю, как мне удалось вывернуть, а не нанизать себя по частям на эти ветки, как шашлык. Они лишь хлестнули по ступе снизу. Чтобы сориентироваться, мне пришлось подняться аршин на полтораста. По счастью, наша поляна оказалась неподалеку. Я настроил ступу на автоматическую посадку (Представьте себе, есть и такая возможность!), а сам сотворил дверь в свою землянку. — XII-

Сердце у меня бешено колотилось. Во-первых, я еще не совсем пришел в себя после неожиданного сеанса воздушной акробатики, а во-вторых… Во-вторых, я очень боялся, что не сумею спасти Дятла. Хоть он и изводил всех нас, хоть меня самого неоднократно тянуло свернуть ему шею, но я вдруг почувствовал, именно почувствовал, ибо это произошло где-то за гранью осознания, что его колкости, его пилеж я бы не променял ни на какие шутки Глюка, ни даже на весь его портфель, все медицинские познания Сквозняка (а сейчас бы они ох как пригодились!), всю казну княжества Московского и троянский трон впридачу.

Он лежал на подушке, как бесформенная тряпка, глаза затянуты пленкой, клюв безвольно приоткрыт. Я приложил к нему ухо: сердце не билось. Сколько длится у птиц клиническая смерть? Полминуты, которые прошли, пока я его ловил в воздухе и нес сюда? Пять минут? Полчаса? Это-то вряд ли. Ладно, вспомним занятия по гражданской обороне, тема: приемы реанимации. Непрямой массаж сердца, искусственное дыхание изо рта в рот. То есть, в данном случае — изо рта в клюв. Не переусердствовать бы только, я ведь могу его надуть, как воздушный шар, а сердчишко раздавить вместе с грудной клеткой. Сквозняка бы сюда… Но он где-то там, наверху, боролся с грозой, раскаты грома которой доносились через входную дверь. Значит, надо самому.

Пять нажатий на грудку (легонько, одним пальцем, но все-таки чтобы затронуть сердце!), теперь вдох, выдох ему в клюв. Нет, так не пойдет. К клюву особо не примеришься. Где-то у меня были соломинки для коктейлей, как-то раз верблюд не захватил… Я побежал в кухню. Вот они, на полке! Хорошо, что искать не пришлось. Буду вдувать в него воздух через соломинку.

Я вернулся в комнату, и застыл в дверях, буквально остолбенев. И было от чего! Дятла на кровати не было. А вместо него, прикрывшись одеялом, сидела особа женского пола, вытряхивая из пышной шевелюры на пол пестрые дятловы перья. Она взглянула на меня, приветливо улыбнулась, потом фыркнула и сказала таким знакомым голосом:

— Ну и лицо у тебя! Будто подушкой долбанули.

— Вы — Дятел? — растерянно спросил я. Когда прежде мог я слышать эту фразу про свое лицо?

— Уже нет, как видишь.

— А какое у Вас было бы лицо на моем месте?

— Наверное, такое же. Видать, судьба моя такая: казаться тебе бредом.

Да это уже не просто бред, а бред в квадрате! Все мое пребывание здесь — бред, а теперь в рамках этого бреда — бред еще более изощренный. У кого-то — зеленые чертики, у кого-то — розовые слоны, а у меня стало быть — красивые женщины. Тоже ничего… Я надавил на левый глаз, вся картинка благополучно раздвоилась, включая красотку на кровати. Кстати, значит не только она — не бред, но и все мои здешние приключения — тоже!

— Послушай, Иван, пощади свой глаз, а дай лучше какую-нибудь одежду.

А вот это я мог бы и сам догадаться. Что значит прежде с женщинами не то чтобы вовсе дела не имел, а ни до чего серьезного не доходило. И несерьезного тоже. И это в тридцать пять лет! Позор на мою пока еще не седую голову… Я сотворил первый же пришедший в голову фасон (еще одна премудрость, которой меня обучил Сквозняк), как ни странно, вышло довольно удачно. Она выстрелила в меня благодарным взглядом, и я снова ушел в кухню, все еще крутя в руках ненужную соломинку.

Нет, но голос-то, голос! Мне казалось, нормальный птичий голос (а что это вообще такое: нормальный птичий голос?), а ведь это чудесный женский голос, глубокий, с красивыми модуляциями! Кстати, ну и надула же она всех! Ведь не только я применительно к Дятлу применял исключительно местоимение «он»… И кто бы мог подумать, что за пестрым оперением скрывается эдакое чудо в перьях, то есть, пардон, без перьев… Ну и набил же я эту фразу перьями, как подушку, ей Богу! Хотя мои мысли путались, конечно, не в этих перьях, а скорее в ее ресницах. Ведь чисто "Портрет неизвестной" Рокотова!

За спиной послышался шорох, я обернулся. Она стояла в двух шагах, стройная, с потрясающей фигурой, и насмешливо глядела на меня снизу вверх.

— Аль не люба я тебе такой, а, Иван?

Узнаю прежнего Дятла! Хоть внешность и поменялась, а язык попрежнему колюч. Не люба… Да она просто сразила меня наповал. И кстати, это наверняка у меня на лице написано.

— И как Вас теперь называть? Не Дятлом же…

— А как бы ты хотел меня назвать?

— Может быть, Еленой Прекрасной.

— Троя навеяла?

— Наверное…

— Значит, пусть будет Елена. А лучше — просто Лена. Пока я была Дятлом, мы же были на «ты».

— А сейчас можно на «ты»?

— Нужно!

— Ладно, договорились. А как ты стала Дятлом?

— Упражнялась. Вышла из себя и не сумела вернуться. Мне ни бабушка, ни Леший не смогли помочь. Так и осталась Дятлом. Даже имя свое забыла. А у бабушки — и подавно склероз…