Руина, Мазепа, Мазепинцы - Николай Костомаров

знанием примет в безграничной степи и тем приводили в

изумление шведов. Первый день беглецы проколесили по степи под

томительным зноем в беспрестанном страхе появления погони, а

к вечеру, руководимые Мазепою, добрались до какого-то болота.

Тогда они обрадовались, думали, что после знойного дня могли, наконец, прохладиться и напиться воды. Но вода оказалась дур-

722

ная, хотя солдаты всетаки набирали ее себе во фляги, так как

вожди предупреждали их, что на другой день долго не увидят

воды. Тут беглецы постояли не более двух часов, и притом не

выпуская из рук лошадей в опасности заснуть и потерять их, а

некоторые, не в силах будучи преодолеть усталости, задремали, и лошади ушли от них искать пастбища. Проснувшись, они

должны были пешком ловить их, и было несколько таких несчастных, что не поспели за отходившими товарищами и остались в степи

на произвол диких зверей или русской погони. В два часа

пополуночи беглецы двинулись далее, не выспавшись и не поевши

как бы следовало. На рассвете они стали жаловаться на холод, который, к их удивлению, казался для них почти так же

несносным, как дневной зной. С восходом солнца продолжали беглецы

спешить, а часам к восьми началась такая же томительная жара, как и прежде, и еще хуже, потому что не утолялась даже и

маленьким ветерком. К полудню увидали беглецы воду и сделали

привал. Вода здесь была чистая, гораздо лучше той, какою

довольствовались на ночлеге, но голод беспокоил многих. Козаки, привыкшие к татарским обычаям, резали лошадей, отставших и

неспособных к дальнейшему пути, сушили на солнце мясо или

клали под седло, чтобы оно там помякло и согрелось; шведы

отвращались от такой ествы. На беду здесь не видно было дичи.

Простоявши три часа, беглецы отправились снова и продолжали

свой путь до полуночи.

В следующий, в третий день своего пути (14 июля нов. ст.) голодные беглецы увидали по сторонам зайцев, диких овец, дроф

и стрепетов. Они занялись охотою. Травы были так высоки, что

овцы бродили в них как в лесу, а птицы не могли летать высоко, и козаки не только их стреляли, но даже ловили руками. Набрали

они немало такой добычи, но у них недоставало дерева развести

огонь. Тогда козаки покдзали шведам туземный, степной способ

топлива: они набрали конского навоза, скоро высушили его

благодаря необычному солнечному жару, и, смешавши с сухою

травой и камышом, сделали кизяк, развели огонь и приготовили себе

жареную баранину и дичь. Шведы научались от них такому

неизвестному для них способу. Другие козаки в густой траве нашли

кустарники диких вишен, на которых, сообразно времени года, поспевали ягоды. Хотя они были кислы, но зной и жажда мучили

scex пуще голода, и эта находка показалась очень пригодною.

Следуя далее в путь, шведы, по указанию Козаков, беспрестанно

бегали в сторону рвать ягоды на вишневых кустах.

На следующий затем день (15 июля нов. ст.) наткнулись

беглецы на дорогу, которая вела из Брацлавского воеводства в

Украину. По ней ехали чумаки с солью, Козаки отняли у них соль, чтобы не давать этого необходимого материала неприятелю, кото-

723

рому соль должна была достаться. Они отняли также и лошадей^

которых также, по татарскому обычаю, употребили в пищу. Так’

повествует современник, хотя для нас странно, что чумаки везли

соль на лошадях, а не на волах, как это обыкновенно водилось.^

Вот уже проходил четвертый день, а погоня, которой все так

боялись, не показывалась. Русский отряд Волконского и Кропо-

това, посланный царем за Днепр, пустился в степь, не зная

хорошо ее примет, и напал на след, оставленный повозкою. Ехал

какой-то больной шведский офицер; он отстал от своих и

заблудился. Хотя Волконский, как говорили, над этим офицером

выместил свой собственный промах, но уже не мог догнать короля; самый швед, которого русские принуждали быть их вождем, не

мог указать им пути. Это-то неожиданное событие спасло беглецов

в эти опасные дни.

Мазепа, следивший за движением этого похода, объявил, что

уже пройдена большая половина расстояния между Днепром и

Бугом; по его совету Карл отправил польского генерала Понятовского

и своего секретаря Клинковстрема к турецкому коменданту

очаковской крепости просить сообщить Дивану о прибытии шведов и

распорядиться приготовлением судов для переправы через Буг.

<Паша, - говорил Мазепа, - мой давний приятель и все для меня

сделает>. Понятовский отправился, взявши с собой Козаков в

путеводители. Доехавши до Буга, он не увидал там никаких признаков

переправы и нашел там только пять рыбаков, показавшихся ему по

наружному их виду разбойниками. Они за деньги перевезли его на

лодке на другой, противоположный берег: это были уже турецкие

владения. Там он нашел турецких рабов, из которых один оказался

понимавшим по-французски; с ним мог Понятовский объясниться, не зная турецкого языка. Турецкий раб дал ему лошадь, и

Понятовский на ней доскакал до Очакова. Остановившись в городском

предместье, Понятозский просил караульных доложить о нем паше, но

паша заставил прождать его до 9 часов следующего утра. Когда, наконец, его допустили к паше и он изложил ему просьбу короля

дать суда для перевозки, то паша оказался вовсе не таким

любезным, каким описывал его Мазепа. Он не прежде согласился, как

после предложения ему 2000 дукатов. Тогда паша сказал, что

пришлет пять суден с запасами для продажи шведам, и на этих судах

может переправиться король. Понятовский обратным путем принес

известие королю. Между тем паша очаковский послал дать знать

сераскиру в Бендеры.

Тем временем шведы, отправивши вперед Понятовского, шли

за ним и вступили в край несколько отличный от той степи, которую проходили прежде. Они дошли до Великого Ингула -

первой реки, встретившейся им после Днепра. Почва была пес-

чана и бестравна. Они перешли Ингул и достигали до Буга. Не

724

доходя за милю от этой реки, пришлось им спать на ночлеге. И

людям, и лошадям стало тяжело. Вместо превосходной травы, на

солонцеватой степи росло плохое зелье. И воды хорошей не было.

К счастью, козаки отыскали маленький родник, и когда разнесся

об этом слух, все шведы бросились туда, и в одну минуту родник

мог быть исчерпан, так что к роднику приставили караул, чтобы

сохранить свежей воды, по крайней мере, для короля. На этом

ночлеге явилась близ шведского стана стая волков, и своим

страшным воем произвела большой переполох. Шведы долго не могли

сообразить, что это значит.

Утром 6 июля (17 нов. ст.) после двухчасового пути беглецы

приблизились к Бугу, который в этом месте, уже за несколько

миль от своего устья, был шириною около двух верст. У берега

стояли турецкие суда с присланными турецкими запасами.

Голодные шведы с жадностью бросались покупать их, но, не зная

по-турецки, только пальцами указывали на то, что желали купить, а сами развязывали свои кошельки, и продавцы брали из них, что хотели: шведы заметили, что турки с особенною жадностью

хватались за червонцы. Всего привезли в изобилии: баранины, говядины, кур, хлеба, сухарей, разных пряностей, крымского и

греческого вина, преимущественно красного, смокв, которые, по

турецкому обычаю, продавались нанизанными на нитках.

Баранина оказалась превосходного достоинства, хлебы были свежи и

вкусны, вино приятное и крепкое. Сам король накупал всего этого

для своих солдат, а один турецкий купец представил ему в дар

барана, несколько кур и хлеба, за что король отблагодарил его

12 червонцами. Увидя это, другие турки стали подносить Карлу

дары, чтоб и себе получить что-нибудь от его щедрот.

Но королю сообщили, что присылают судно только одно, для

переправы его лично с несколькими господами, а для переправы

всего войска нужно подождать разрешения из Константинополя.

Ждать было невозможно. Козаки, рыскавшие по сторонам, принесли известие, что уже русская погоня приближается. Волконский, проблудивши в степи, исправил свою ошибку: он потерял время, чтобы нагнать беглецов в степи между Днепром и Бугом, но потом

напал на след бегущих и шел к Бугу. Король послал к паше снова, ссылался на то, что сераскир уже прежде обещал ему приют в

Турции с его войском. Паша остался непреклонен. Он дозволял

переправиться только королю с приближенными особами, а прочим