Путешествия и исследования в Африке - Чарльз Ливингстон

Деревня, расположенная у водопада, сильно увеличилась по размеру и благосостоянию с тех пор, как мы проходили мимо нее по дороге вверх. Было построено несколько больших новых хижин, и у населения было много ткани и бус. Мы не знали, чему приписать это внезапное процветание, пока не увидели несколько прекрасных больших каноэ вместо двух протекавших старых, которые у них были ранее. Это место стало переправой рабов, которых португальские агенты отправляли в Тете, потому что они боялись перевозить их ближе к тому месту, где находилось наше судно. Ничего не было более обескураживающего, чем поведение племени манганджа, которые обогащались за счет полного уничтожения своего народа. Их поведение было почти так же скверно, как поведение наших соотечественников, скупающих мушкеты и посылающих их китайцам, ведущим войну с нашими же собственными солдатами,[38] или тех, которые при таких же обстоятельствах доставляли военное снаряжение кафрам на мысе Доброй Надежды и были так бессовестны, что приписывали эту торговлю миссионерам.

Глава XX

Шупанга

Мы прибыли на наше судно 8 ноября 1861 г. очень ослабевшими, так как страдали от голода во время этой поездки больше, чем в предыдущие. 9-го начались сильные дожди, продолжавшиеся несколько дней. Река быстро поднималась, и вода в ней стала мутной. Епископ Макензи прибыл на судно 14-го с несколькими людьми с «Пионера», которые находились в Магомеро по состоянию своего здоровья, а также с целью помочь миссии. Епископ, казалось, был в отличном настроении и надеялся, что будущее принесет мир и пользу. Племя аджава, которое было разбито и изгнано, пока мы были на озере, сообщило о своем желании жить в мире с англичанами. Многие из племени манганджа поселились вокруг Магомеро для того, чтобы находиться под покровительством епископа. Можно было надеяться, что в горах скоро прекратится работорговля, и люди будут жить в безопасности и спокойно трудиться. Предполагалось, что миссия вскоре сможет в значительной степени перейти на самоокупаемость и производить некоторые продукты питания, как это делают португальцы Сены и Келимане.

Г-н Буруп, энергичный молодой человек, поднялся по Шире в каноэ и прибыл к Чибисе за день до приезда епископа. В другом каноэ за ним следовал хирург с помощником. Ввиду того, что «Пионер» слишком глубоко сидел в воде для верхней части Шире, не имело смысла в следующую поездку вести судно вверх дальше реки Руо. Поэтому епископ принял решение исследовать местность от Магомеро до устья этой реки и в январе встретить судно, на котором находились его сестры и жена Бурупа. Так было условлено до нашего расставания, и затем наш добрый епископ и Буруп, с которыми нам больше не пришлось встретиться,[39] покинули нас. Мы обменялись троекратным сердечным английским приветствием, когда они сошли на берег, а мы отплыли.

Дожди прекратились 14-го, и вода в Шире упала даже еще быстрее, чем поднялась. Мель, находящаяся в 20 милях ниже Чибисы, приостановила наше продвижение, и нам пришлось простоять пять утомительных недель, пока не наступило постоянное повышение воды в реке. Во время этой задержки, когда судно стояло среди болот, в экспедиции, находившейся уже 31/ года в этой местности, произошел первый смертный случай. Помощник плотника, красивый, здоровый молодой человек, заболел лихорадкой. Обычные лекарства не действовали. Он умер неожиданно во время вечерней молитвы и был похоронен на берегу. Он прибыл на «Пионере» и, за исключением небольшого приступа лихорадки, который у него был у устья реки Рувумы, все время пребывания с нами находился в прекрасном состоянии здоровья. Португальцы считают, что европеец, которого по въезде в эту страну долго щадит лихорадка, если уж заболеет ею, то скорее умирает, чем тот, который вначале переболел ею несколько раз.

К концу декабря дожди шли почти непрерывно, и в начале января 1862 г. вода в Шире поднялась. У того места, где мы брали дрова, на милю выше реки Руо, уровень воды был на 3 фута выше, чем когда мы были там в июне. В ночь на 6-е она поднялась еще на 18 дюймов и несла огромное количество кустарника и бревен, которые кишели жуками и двумя видами раковин, обычно встречающихся на всем африканском материке. Туземцы на каноэ были заняты тем, что кололи копьями рыбу на залитых водой лугах и в речках; по-видимому, они ловили ее в большом количестве. Гуси разных пород и другие птицы, воспользовавшись тем, что огороды, расположенные в низинах, затоплены, прилетали воровать бобы. Когда 7-го числа мы проехали Руо и не увидели епископа, мы решили, что он узнал от хирурга о нашей задержке и отложил свою поездку. Он прибыл туда 12-го, пятью днями позже.

Так как люди из Сены хотели ехать домой, мы расплатились с ними и высадили их на берег. Они все были заядлыми торговцами и покупали главным образом туземные железные мотыги, топоры и украшения. Много мотыг и копий было взято у невольничьих партий, пленников которых мы освобождали. В таких случаях наши друзья из Сены были необычайно усердны и активны. Остальное было куплено на старую одежду, которую мы им давали, и на их запасы мяса бегемотов. Они не боялись ни того, что потеряют вещи, ни того, что они будут наказаны за то, что помогали нам. Система, в которой они были воспитаны, искоренила у них всякое представление о личной ответственности. Они говорили, что португальские рабовладельцы будут обвинять только одних англичан, «а мы были в то время только их слугами». Никто из белых на судне не мог купить ничего так дешево, как они. Много раз своим красноречием они убеждали местного торговца заплатить за кусок грязной изношенной части одежды вдвое больше, чем за чистый новый коленкор, от которого тот только что отказывался.

Мы вошли в Замбези 11 января и поплыли по направлению вниз, держась той стороны, вдоль которой мы поднимались, но, как это иногда бывает, фарватер в течение лета переместился к другому берегу, и мы вскоре сели на мель. Португалец, лейтенант армии в отставке, живущий в настоящее время в Сангвизе, на одном из островов Замбези, явился со своими рабами, чтобы помочь нам сойти с мели. Он признался нам откровенно, что все его люди – большие воры и что мы должны быть начеку и ничего не оставлять без присмотра. Затем он обратился к ним с краткой речью, заявляя, что он знает их воровские наклонности и умоляет их не обкрадывать нас, так как по окончании работы мы подарим им ткани. «Население нашей страны, – заметил он, – думает только о трех вещах: что им поесть и попить, сколько им можно иметь жен и о том, что бы им украсть у своих господ, если не о том, как их убить».

Он всегда спал с заряженным мушкетом, положенным рядом. Такое мнение можно иметь в отношении рабов, но наш опыт показал, что к свободным людям оно совершенно не применимо. Мы заплатили этим людям за помощь и думаем, что так как мы им уплатили, то они у нас ничего не украли.