Новый Михаил - Владимир Викторович Бабкин

Инквизитор кивнул.

– Да, я в курсе. Это все есть в справке, предоставленной Министерством вооружений. Но тут есть одно обстоятельство, которое выставляет вас, милостивый государь, в весьма нехорошем свете. Благоволите ознакомиться.

Бондарев взял в руки лист бумаги и похолодел.

– Как можете сами видеть, следствие располагает весьма обширными сведениями о хищении государственных средств и материалов, выделенных на строительство вашего завода АМО. Не менее полумиллиона рублей были самым беспринципным образом украдены у государства во время войны. Разумеется, участие в сем деле принимали не только вы, и даже ваше личное участие было незначительным, но вы как директор завода не могли не знать об этих фактах. А это, с учетом обстоятельств, грозит вам, милейший государь, каторгой, как сами прекрасно понимаете. Кроме того, следствием установлено, что за организацией этих так называемых стихийных демонстраций стоят вполне конкретные люди, заинтересованные в том, чтобы добиться на волне пацифизма смягчения условий выполнения военных заказов для их предприятий, а также имеющие цель вынудить власть идти на уступки крупному капиталу, включая частичное или полное списание ранее выделенных ассигнований, получение от государства дополнительных военных заказов и соответственно авансов под них.

Дмитрий Дмитриевич попытался взять себя в руки, стараясь, чтобы инквизитор не заметил того, как эти самые руки у него сейчас дрожат.

– Должен ли я считать себя арестованным?

Царев кивнул.

– Разумеется. Было бы странно после всего, что вы натворили, вас взять и отпустить, не находите? Смею вас уверить, у нас с вами еще будет много приятных встреч. Слишком многое вы знаете, слишком долго мы ждали того дня, когда нам будет дозволено заняться такими, как вы, как Рябушинский, и прочими, ставящими личную выгоду выше интересов воюющего Отечества.

Бондарев молчал и в каком-то оцепенении слушал раскаты грома, доносящиеся с улицы, и смотрел на озаряемого вспышками молний за окном сидящего за столом инквизитора. Дело ясно – вся его прежняя жизнь подошла к концу, все, семья, работа, интересное дело, все осталось в прошлом из-за того, что он однажды уступил Рябушинскому и согласился сделать «мелкое одолжение», подписав те бумаги.

Словно прочитав его мысли, инквизитор покачал головой.

– Я одного понять не могу, зачем вы в это дело влезли? Вы же технарь, инженер и даже, как я слышал, неплохой конструктор. Во имя чего? Неужели только ради денег?

– Нет, деньги тут совершенно ни при чем, – хмуро ответил Дмитрий Дмитриевич. – Так сложились обстоятельства, что я не смог отказаться.

– Что ж, – кивнул Царев, – в этой жизни за все надо платить. В том числе и за ошибки, и за обстоятельства. Так что, милостивый государь, на этом мы с вами…

В этот момент в дверь решительно постучали.

– Кого несет там? – раздраженно спросил инквизитор. – Я занят!

Дверь открылась, и на пороге возник человек в форме флигель-адъютанта.

– Опять вы? – Царев нахмурился. – Ваша светлость, я уже сказал вам, что ваши ходатайства не изменят ситуации. Здесь вам не ваше Министерство вооружений, здесь Следственный комитет!

Герцог Лейхтенбергский пожал плечами.

– У меня к вам есть одна бумага. Только боюсь, вам не понравится.

Инквизитор взял протянутую бумагу, и лицо его побагровело.

– Это возмутительно! И Маниковский не может помешать правосудию! Я этого так не оставлю!

– Это ваше право, – согласился герцог, – но факт имеет место. Я могу забрать господина Бондарева?

Инквизитор помолчал пару минут, обдумывая ситуацию, затем нехотя кивнул.

– Забирайте. Но свое мнение об этом деле я доложу наверх.

И обратившись к задержанному, бросил:

– Не радуйтесь раньше времени. Уверен, мы вскоре с вами вновь увидимся. И тогда вы ответите за все, уж поверьте! Так что до скорой встречи, господин Бондарев!

И директор завода АМО вышел на негнущихся ногах вслед за полковником…

Буря над Москвой лишь усиливалась, и Бондарев успел промокнуть до нитки, прежде чем добежал вслед за герцогом Лейхтенбергским до ждущего их автомобиля.

– Вот что я вам скажу, господин Бондарев, – хмуро заявил полковник, стряхивая воду с папахи. – Вытаскивать вас из этого здания мне не доставляет ни малейшего удовольствия. Равно как и его высокопревосходительству господину министру генералу Маниковскому, уж поверьте!

– Благодарю вас, ваша светлость.

– Оставьте ваши благодарности в пользу бедных, а мне дайте результат. Маниковскому пришлось обращаться с прошением лично к государю, чтобы вашему делу не давали ход в Следственном комитете. А государь наш, не сомневайтесь, потом спросит о вас. И поверьте, или министр вооружений из вас выжмет последнюю каплю вашего пота, потом выдавит последнюю каплю вашей крови, а ваше сухое чучело выставит в музее вашего завода, как памятник героическому директору, или я плохо знаю Алексея Алексеевича. А Маниковского я, как товарищ министра, знаю хорошо. Так что на каторге вам было бы однозначно легче.

– Ну, уж нет, я лучше чучелом в музей завода.

Полковник пожал плечами.

– Ну как скажете. И помните, Следственный комитет никогда не забывает ничего, а за каждым, кого удалось вырвать из этого учреждения, будут охотиться самым натуральным образом, выискивая малейший повод вновь заполучить свою жертву обратно. Так что польза от вас Отечеству должна многократно превышать ваши возможные ошибки. Вообще, не будь сейчас войны, не будь ваши знания и опыт так нужны для скорейшего запуска собственного производства этих грузовиков, я вряд ли сумел бы вас вытащить из цепких когтей Царева. Но не дай вам бог даже подумать о чем-то непотребном, будь то какие-то махинации или эти проклятые демонстрации, будь они неладны! Ладно, я все сказал, а вы меня услышали.

– Услышал. Все равно спасибо.

Герцог помолчал, а затем добавил:

– И вот еще что. Выкручивайтесь