Новария - Лайон Спрэг де Камп

— О боги — нет, конечно! Но ты же принцесса...

— О, забудь о том, что я принцесса! — не без раздражения ответила Ноджири. — С тех пор как мой дядя меня продал, я всего лишь простолюдинка самого низшего звания — даже не человек, а просто вещь. В Салиморе ранг женщины соответствует рангу ее семьи. Раз моя семья от меня отказалась, никакого ранга у меня нет. А так как ты забрал меня из храма, куда я добровольно никогда не вернусь, то я твоя собственность, наложница, рабыня — все что хочешь.

— Ладно! — сказал Керин. — Я никогда не собирался с тобой обращаться иначе, чем... гм... с другом. А могу я вернуть тебе твой ранг, если освобожу тебя?

— Лишь моя семья могла бы снова сделать меня принцессой, а на это надеяться не приходится. Если ты прогонишь меня, любой нахал может меня прибрать к рукам. Таков обычай.

— Что ж, только не рассказывай этого куромонцам. Если они будут считать тебя принцессой, то будут с нами почтительнее.

Керин чихнул.

— Мастер Керин, снимай скорее промокшую одежду, а то простудишься насмерть! — воскликнула Ноджири.

Уже привыкнув к тому, что салиморцы не придают особого значения наготе, Керин начал раздеваться.

— Так что, пожалуйста, никаких этих штучек — «я, твоя рабыня» и так далее. Второй помощник Тогару совершенно серьезно относится к твоему титулу.

— Я буду стараться.

Ноджири энергично растерла Керина полотенцем, висевшим в каюте, и аккуратно сложила его мокрую одежду.

— Я это повешу сушиться.

И она вышла, а юноша уселся на стул.

— Мастер Керин, — послышался визг Белинки, которая голубым огоньком заплясала в свете лампы, — прыгать на корабли по ночам ты явно не очень хорошо выучился. Вспомни, что с тобой было на «Бендуане».

— Незачем об этом вспоминать, — пробурчал Керин.

— Ладно... но вот я замечаю, что ты питаешь сладострастные чувства к госпоже Ноджири.

— Откуда ты знаешь?

— Я не слепа! Ты собираешься, когда она вернется, предложить ей стать твоей наложницей.

— Чушь! Ты же знаешь, что я буду спать в каюте номер семнадцать.

— Без сомнения, но перед тем ты хочешь здесь насладиться объятиями госпожи Ноджири.

— А если и так? — сердито спросил Керин.

— Ты не посмеешь! Я этого не позволю!

— Клянусь медными яйцами Имбала! Кто ты такая, что бы решать, кого мне трахать?

— Дух, исполняющий повеления госпожи Эрвины, — вот кто я! И одно из самых строгих ее приказаний — это сохранять твою невинность для Аделайзы!

— Пусть Аделайза отправляется в холод преисподних! Я буду поступать так, как... ой! — Керин подпрыгнул, хлопнув себя по голой ягодице. — Проклятие! Больно ведь!

— А будет еще больнее, если ты попытаешься переспать со своей коричневой варваркой! Ты вполне аппетитная штучка, которую приятно кусать!

— Не такая уж аппетитная, если залезу под одеяло!

— Я и сквозь одеяло жалить могу! Не веришь — завернись во что-нибудь!

Керин был вне себя от ярости. Бормоча проклятия, он завернулся в одеяло. Он и в самом деле наконец-то набрался смелости предложить Ноджири стать — как выразилась Белинка — его наложницей. Ему пришлось потратить немало усилий, чтобы преодолеть свою застенчивость. Но вмешательство Белинки только подстегнуло его решимость. С другой стороны, он опасался, что в критический момент страх укуса приведет к упадку не только его духа... Если бы он только мог заточить надоедливую эльфицу в бутылку!

Ноджири вернулась и сказала:

— Твоя одежда висит на одном из канатов, которые держат мачту. Мастер Керин, зачем ты завернулся в мое одеяло? Я думала, ты собираешься лечь в постель. Раз эта кровать для двоих слишком узка, почему бы не принести твою койку из другой каюты?

— Гм... но дело в том...

— Что, ты сегодня не хочешь воспользоваться своим за конным правом? Я готова.

Керин не знал, куда деваться от смущения. Он с вожделением глядел на Ноджири... Но ведь если он признается, что Белинке удалось воспрепятствовать исполнению его намерения, это лишь усилит неловкость. Голубой огонек исчез из виду, но ведь эльфица могла просто сделаться невидимой.

Наконец Керин выдавил из себя:

— Ну... гм... понимаешь, есть две причины, моя милая. Во-первых, ты совершенно права — уже очень поздно, а я очень утомился, ползая по волшебному канату, спасая тебя от злых жрецов, сражаясь со стражником, который пытался нас остановить, и плавая в грязной воде вокруг корабля.

— Тебе лучше знать, — ответила принцесса, — но, понаблюдав за твоими подвигами, я уже привыкла считать тебя легендарным героем, не ведающим усталости...

Керин сделал жест рукой:

— Может, так оно и выглядит, но я-то знаю, что давно погиб бы, если бы Элидора не защищала меня своим плащом.

— Что? Кто эта Элидора?

— Наша новарская богиня удачи. Кроме того, легендарный герой не свалился бы в воду и, убегая, не забыл бы захватить с собой волшебный канат. Клунг будет очень горевать из-за этой потери.

— А вторая причина?

— Если мы хотим, чтобы куромонцы и в дальнейшем считали тебя настоящей принцессой, ты должна спать одна, как любая женщина королевской крови.

— Это правда, — согласилась Ноджири, задумчиво хмурясь. — Насколько мне известно, куромонцы придают еще большее значение рангу и социальному положению, чем мой народ. У себя на родине они непрерывно оскорбляют тех, кто ниже их, и заискивают перед высшими, пытаясь таким образом залезть хоть на вершок повыше по общественной лестнице. У них в ходу забавная система — простолюдины могут войти в сословие мандаринов, сдав письменные экзамены.

— Это интересный обычай, — подтвердил Керин.

— Возможно. Но поэтому эти люди, надеясь на возвышение, готовы на любые предательства и интриги, лишь бы достичь цели. В нашей стране принадлежность к касте неизменна, поэтому ничего не остается, как примириться со своим положением, — и это обеспечивает большую стабильность.

— На мой взгляд, в обеих системах есть и достоинства, и недостатки, — решил Керин. — Но теперь ты понимаешь, почему должна спать одна. Когда обстоятельства позволят, я смогу тебя навещать, но твоя каюта должна принадлежать тебе одной.

Она пожала плечами:

— Как скажешь, мастер Керин. Я рада, что не кажусь тебе уродливой. Раз так, спокойной ночи.

— Спокойной ночи, сударыня… Да, кстати, не знаю, как сказать по-салиморски, по-нашему это зовется «целоваться».

— Не знаю. Что это такое?

— Сейчас увидишь, — сказал Керин и перешел от слов к делу.

Она вытерла рот тыльной стороной руки:

— А что это значит? Это выражение нежности?