Союз пяти королевств. Трилогия - Татьяна Геннадьевна Абалова

Добря кивнула.

– Зря мальчик не рассказал нам о тонг-зиттских обычаях отпевать погибших на драконьем языке. Не пришлось бы теперь стражникам плутать по лесу.

Царевна повернула голову к окну. Там смеркалось. Опять шел снег.

– Почему они взяли с собой Лилию?

Монахиня замялась.

– Ну…

– Это связано с ее даром, – догадалась Стелла, вспомнив, что в монастыре не любят распространяться о способностях воспитанников.

– За нее не переживай. С ней самые умелые воины, которые не раз ходили на мертвяков.

«И Ветер», – Стелла вспомнила, что соседка по спальне влюблена в него, а потому будет счастлива, если он окажется рядом. Этот взрослый парень не слишком часто радовал девичью часть воспитанниц своим присутствием. Вечно в каких-то отлучках…

Лилию царевна не застала, а потому рассказать о пережитом не успела. Пока успокаивали Змея, на разные лады причитающего и рвущего на себе кудри, подруги и след простыл. Только разбросанные по комнате вещи говорили о том, что соседка собиралась в спешке.

– Как они там? Ночь близко.

– Ничего, они воины опытные, справятся. Было бы страшнее, если бы лед не запер Мавкино болото да Лебяжье озеро. Оттуда еще нечисти повылазило бы. Зимой хоть какая-то передышка.

Луна поморщилась.

– И как же вы столько лет в страхе живете?

Добря поставила кружку на стол и присела на краешек кровати. Поправила сбившееся одеяло.

– Ох, и не говори. Еще каких-то пятнадцать лет назад мы слыхом не слыхивали об умертвиях и прочей напасти. Вели тихую и размеренную жизнь. Никаких тебе мавок и оборотней. В здешних лесах волки водились да лисицы, иногда забредал медведь. И не потому, что попугать нас удумал, а просто хотел медком побаловаться.

– Угощали?

– Само собой. Бочонок недалеко от пасеки ставили, чтобы косолапый ульи не разорял.

– И что же случилось пятнадцать лет назад? – Луна вернула разговор в прежнее русло. Ведь не зря же Добря точную дату начала бед упомянула?

– Не пятнадцать. Четырнадцать. На исходе того жаркого лета кто-то вернул в мир Зло, – прошептала монахиня и печально покачала головой. Царевне от этого страшного шепота захотелось нырнуть с головой под одеяло, но она сдержала порыв.

Монахиня вздохнула и принялась мять в руках уголок наброшенного на плечи платка, украшенного по кайме кистями. Одну за другой беспокойные пальцы обрывали шерстяные нити, а хозяйка будто и не замечала, что портит добротную вещь.

– Спросишь, как мы догадались, что Зло вернулось? Нечисть, веками дремавшая в глубинах леса, в одночасье полезла наружу. Сначала появились неупокоенные золотодобытчики и охотники. Ну, из тех, что браконьерствовали и сгинули без следа. Потом начали оживать недавно захороненные. Но тут мы быстро нашли управу – читали над могилами заговоры да на саванах рисовали тайные знаки. Потом больше – всплыли со дна Лебяжьего озера утопленницы.

– Русалки?

– Почему русалки? – монахиня подняла брови, не догадываясь, что Мякиня когда-то и такие байки царевне рассказывала. – Обыкновенные девочки, которые разуверились в любви или не получили должного догляда от родителей.

Речь Добри была тихой и плавной. И хоть говорила она о страшном, Луна понемногу приходила в себя. Будто очередную нянюшкину сказку слушала, на этот раз об утопленницах.

– Уже лет пять как среди девушек из селений князя Серябкина повелось с горя топиться в Лебяжьем озере. Примером тому послужила его дочь, которая слыла дивной красавицей. Жениха подобрали ей под стать. Полюбили молодые друг друга всем сердцем, осенью свадьбу собирались справить, а он возьми да помри по неизвестной причине. Утром еще на коне гарцевал, а к вечеру уже в гробу лежал, – монахиня помолчала немного. – Калинушка, так звали княжескую дочку, в ту же ночь руки на себя наложила. Бросилась с камнем на шее в озеро. Хоронили Калину в девичьем венце и красных свадебных одеждах. Так и осталась, бедняжка, навечно в невестах.

Луна, слушая Добрю, сунула руку под подушку, где хранила листок с портретом Генриха. Погладила рисунок одним пальцем.

Нет, она ни за что не побежала бы топиться. Даже ради свадебных нарядов.

«Выходит, не любила?» – царевна, вздохнув, убрав ладонь под щеку. Некстати вспомнилось, что в кармане плаща лежит носовой платок, который дал ей в оружейной зале Ветер.

«Надо бы постирать и вернуть».

Закрыла глаза, боясь, что Добря по блеску поймет, что вот-вот прольются непрошенные слезы.

«Надо же, как опозорилась! А все этот Лоза. Не мог голову из мешка не вываливать. Змею больно сделал и даже не заметил».

Хотелось еще поразмышлять о браслете, который Лоза зачем-то с запястья снял и ей сунул, но монахиня отвлекла, сделав голос наставительным. Говорила, как тот чопорный учитель из Бреужа, который вечно поучал, что должна делать царская дочь, а что не должна.

– Эти глупые девочки видят себя такими же «героинями», как княжна, вот и бегут топиться. Мол, умру всем назло, пусть поплачут, тогда поймут, кого потеряли. Не понимают, на какую муку себя обрекают. Поначалу-то утопленниц вытаскивали и хоронили, но настал день, когда озеро перестало их отдавать, а мужиков, что пытались очередную дурочку вытащить, в омут так закручивало, что сами едва живыми выбирались.

– Сестра Добря, неужели нет никакого способа озеро заговорить?

– Мы пытались. И руны на береговых камнях рисовали. Все без толку. Такая же беда с Мавкиным болотом. Недалеко от него торговый тракт лежит (вы сегодня чуток до него не добрались), так летом там целые купеческие обозы пропадают. Из Вызмени выходят, а в Кучерьме не появляются. Кто-то из выживших клялся, что слышал мавкино пение, сводящее с ума своей красотой. До этого на болоте лишь лягушки квакали, а теперь, поди ж ты, дивные голоса мерещатся. И нет у путников никакого удержу, чтобы не пойти и не посмотреть, кто же там так надрывается. Куда потом брошенные телеги деваются, никто не знает. То ли разбойники умыкают, то ли мавки свою царицу одаривают. Болото оно большое, все примет. Теперь еще эти мертвые оборотни объявились…

Добря поднялась, вытащила из коробка спичку, чиркнула ею, зажгла свечу. Зябко провела ладонями по плечам.