Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне - Федор Раззаков

20 мая Высоцкий отправился с визитом к фотографу Валерию Плотникову. Причем, когда последний открыл ему дверь, в первые мгновения он приятеля просто не узнал — лицо его украшала борода, которую он специально отрастил для роли Лопахина в спектакле «Вишневый сад», который должен был ставить на «Таганке» режиссер-«варяг» — Анатолий Эфрос из Театра на Малой Бронной. И только знаменитый голос с хрипотцей выдавал в нем «шансонье всея Руси» (по образному выражению А. Вознесенского). Между тем актер пришел к фотографу не ради праздного любопытства, а по делу — тот обещал сделать несколько его профессиональных снимков. Теперь они известны всему миру — на них бородатый Высоцкий сидит на кухне у Плотникова (пол там выложен кафельной шашечкой), а за его спиной висит огромная афиша спектакля «Гамлет». На следующий день фотосессия продолжилась, причем на этот раз Высоцкий приехал не один, а со своим другом, коллегой по «Таганке» Иваном Бортником, с которым он сильно сблизился в последнее время.

В родном театре Высоцкий впервые объявился 26 мая — пришел смотреть репетицию спектакля «Вишневый сад» (в паре с Виталием Шаповаловым он должен был играть купца Лопахина). Появление Высоцкого произвело фурор в театре, причем всех без исключения потрясла борода артиста, которую он отпустил за эти месяцы своего отсутствия. Примерно в течение часа Высоцкий рассказывал коллегам про то, как хорошо оттянулся за кордоном: про Мексику, Мадрид, «Прадо», Эль Греко. Сообщил также, что напел целый диск своих песен, видел три спектакля Питера Брука, который чем-то сходен с Юрием Любимовым, но все-таки посильнее и т. д.

Кстати, здесь же, в Москве, находится и жена Высоцкого Марина Влади, и живут они у актера все той же «Таганки» Ивана Дыховичного. До этого, как мы помним, Высоцкий по большей части жил либо у матери на улице Телевидения, либо снимал квартиры, но когда купил кооперативную квартиру в доме № 28 по Малой Грузинской, собирался вселиться туда. Однако весной 75-го выяснилось, что жилье еще не готово — строители так постарались, что после сдачи дома в квартире надо было заново перестилать пол, заделывать швы и т. д. В итоге, пока на Грузинской шел аварийный ремонт, Высоцкому предложил пожить у себя Дыховичный, благо его жилищные условия позволяли принимать гостей — он обитал в роскошной квартире своей жены, которая, как мы помним, была дочерью члена Политбюро Дмитрия Полянского.

Между тем вселение Высоцкого и Влади в его квартиру запомнилось Дыховичному на всю жизнь. Дело в том, что супруга нашего героя приехала из Парижа не с пустыми руками, а привезла на крыше своего автомобиля огромный, как теперь говорят, сексодром — трехспальный квадратный матрац «индивидуальная суперпружина». Вот как об этом вспоминает сам И. Дыховичный:

«Когда во двор въехал „Мерседес“, в котором сидела Марина, а на крыше был прикреплен матрац и вылез Володя в красненькой рубашечке и они стали тащить матрац ко мне… это был страшный момент, потому что в нашем доме жили люди, в основном пенсионеры, которых вообще раздражала любая живая жизнь. И когда они увидели это, я понял, что это все! На меня были написаны анонимки во все существующие организации, включая Красный Крест. А у Марины тогда был период, когда она очень легко, даже фривольно одевалась… И утром, когда она проходила мимо этих людей и весело говорила: „Привет!“ — они роняли свои ручки. А Володя, когда узнал про анонимки, перестал с ними здороваться. У него была твердая позиция — этих людей просто не существует. Тогда они написали еще одно письмо: „Почему это Высоцкий не здоровается! Ну хотя бы он с нами здоровался!“ И тогда Володя утром — мы ехали с ним на репетицию — увидел этих людей, их сидело там человек десять: „Ну здравствуйте вам!“ — поклонился, как говорится, в пояс!..»

А вот как вспоминает о своем житье-бытье у Дыховичного Марина Влади:

«У этой молодой пары великолепная, огромная квартира в центре, и они отдают нам целую комнату с ванной и всеми удобствами. Мы кладем наш матрац прямо на пол, потому что они тоже только что переехали и в квартире почти нет мебели… Мы наслаждаемся беспечной жизнью в течение нескольких недель, потому что, конечно же, строительные работы в нашем с тобой доме не двигаются. Зато у наших приятелей через короткое время все готово. Современная мебель привезена специально из Финляндии, расстелены великолепные ковры — свадебный подарок отца невесты, расставлены редкие книги — подарок семьи мужа. Если бы не купола старой церкви, которые видны из окна, можно было бы подумать, что мы где-нибудь на Западе…»

В среду, 28 мая, в Театре на Таганке состоялась первая репетиция «Вишневого сада» с участием Высоцкого. На нее актер пришел без своей знаменитой бороды, которая произвела такой фурор два дня назад практически на всех таганковцев. Однако единственным человеком, кому растительность на лице артиста категорически не понравилась, был Анатолий Эфрос. Он и посоветовал Высоцкому бороду сбрить.

Вообще об этой постановке стоит рассказать более подробно, поскольку для «Таганки» это был необычный спектакль: он звучал явным диссонансом на этом политизированном «пиратском судне». А начать надо с той ситуации, которая сложилась в среде ведущих советских театральных режиссеров той поры. Вот как ее описывает уже известный нам театровед А. Смелянский:

«Каждый вел свою игру и имел свою маску. Олег Ефремов (МХАТ) играл в „социально близкого“. Анатолий Эфрос (Театр на Малой Бронной) занял позицию „чистого художника“, к шалостям которого относились так, как секретарь райкома должен был относиться к причудам Моцарта. Георгий Товстоногов (БДТ) выстроил свою дальнобойную стратегию компромиссов, которые позволяли быть на плаву ему и его театру. Юрий Любимов („Таганка“) занял особую вакансию — дерзкого художника, почти хулигана, который разрешает себе немыслимые вещи, потому как имеет в запасе какие-то „тайные козыри“. Расчет был опасный, но верный: в условиях всеобщего бараньего послушания вызывающе вести себя мог только человек, за которым кто-то стоял…»

Тайные козыри у Любимова и в самом деле были, и он, как ловкий фокусник, каждый раз вынимал их из рукава, вводя в восторг не только актеров своего театра, но и всю либеральную интеллигенцию. А козыри эти заключались в том, что к середине 70-х Любимов окончательно утвердился в роли знаковой фигуры в стане либералов-западников — эдакий Александр Твардовский, но из театральных кругов. Причем Любимову удалось намного превзойти покойного поэта, который хоть и имел точно такие же крестьянские корни, как и он, однако в силу своей глубинной русскости был слишком принципиален и не гибок в общении с властью (в таких случаях говорят, «не обладал гибким хребтом»), плюс имел склонность к извечной российской болезни — тяге к зеленому змию. Во многом именно поэтому западники отдали его на заклание в 70-м. Любимов являл собой несколько иной тип. Он был умен, хитер, и у него была поразительно развита интуиция (как говорят, «умел держать нос по ветру»). К тому же он был женат на актрисе Людмиле Целиковской, которая была «мозгом» его театра. Все перечисленное и позволило Любимову выделиться на фоне остальных либералов.