Тайный советник вождя - Владимир Успенский

Можно было рассуждать о том, как поступят с теми или иными народами фашисты, добившись мирового господства. Одно не вызывало сомнений: нацисты уничтожат под корень тех, кого они считают своими исконными, ненавистными, непримиримыми врагами — евреев. И англосаксов, которых Гитлер считал плутократами, беспринципными торгашами, подонками. И, что тоже очень важно, — главными, постоянными экономическими и политическими конкурентами немцев. Такая вот участь грозила англосаксам и евреям: все зависело теперь от исхода войны в России, многое решалось в великом сражении, развернувшемся на полях Подмосковья. Уинстон Черчилль, умный и дальновидный руководитель, напомнил в то время, что он был самым непримиримым борцом с большевизмом, с Советской Россией, но теперь готов всеми силами поддержать русских в схватке с фашизмом, так как от этого зависит будущее всего мира: быть ему свободным или погибнуть под пятой нацистов.

За победу Красной Армии молились в христианских храмах, в мусульманских мечетях, в синагогах. Спасибо, что хоть поддерживали нас перед Богом. Но, как уж не раз бывало в истории, тяжкая искупительная миссия опять легла на славян, главным образом на простого российского человека. Опять он, спасая цивилизованный мир, приносил в жертву себя.

Естественно, хоронила нас и фашистская пропаганда, хотя тон ее по сравнению с серединой октября стал несколько сдержаннее. Немцы кое-чему научились. Их пропагандисты по радио и через печать утверждали, что дни Москвы сочтены. На передовую приехали фоторепортеры, снимавшие вступление немецких войск в Афины, Амстердам, Брюссель, Париж, Осло, Варшаву, Копенгаген. Им была оказана высокая честь: запечатлеть для истории взятие армией третьего рейха русской столицы. И возможно, церемониальный марш немецких войск по знаменитой Красной площади. Теперь уже только «возможно». Потому что немецкие генералы понимали: борьба за огромный город и в самом городе способна затянуться на неопределенный срок. И уже появились сомнения: надо ли вообще вводить войска в столицу, ввязываться в тяжелые уличные бои, не лучше ли окружить Москву, задушить ее голодом, разбить снарядами и бомбами?! Однако Гитлер торопил. Гитлер хотел потрясти мир своим марш-парадом у стен Кремля. На фронт под Москву прибывали из Германии вагоны не с зимним обмундированием, а со специально сшитой парадной формой, в которой победители должны были маршировать перед кинооператорами по Красной площади.

Готовились, разумеется, и мы к своему традиционному празднику. Разрабатывались три варианта. При всех условиях торжественное заседание и парад войск должны были состояться в Куйбышеве (Самаре), куда эвакуировалась значительная часть государственных, партийных учреждений, редакции центральных газет, дипломатические представительства. Организацией торжественных мероприятий занимался Климент Ефремович Ворошилов, специально выехавший туда. У него имелся немалый опыт по этой части, можно было не беспокоиться.

Вариант второй, параллельный. Иосиф Виссарионович собрал в своем кабинете краткое совещание. Насколько я помню, присутствовали: командующий войсками Московского военного округа и Московской зоны обороны генерал П. А. Артемьев, член военного совета округа и зоны генерал К. Ф. Телегин, первый секретарь Московского горкома партии, член военного совета Московского округа А. С. Щербаков, председатель Моссовета В. П. Пронин, несколько членов Политбюро. Не было Жукова — Иосиф Виссарионович беседовал с ним часа за два до этого совещания, Сталин сказал примерно так. Враг рядом, обстановка опасная, но это еще не значит, что мы должны отказаться от традиций. Наоборот, если столица торжественно отметит двадцать четвертую годовщину Великой Октябрьской революции, это поднимет боевой дух, укрепит веру в успех у советских людей и у наших сторонников за рубежом. Надо подумать, как и где провести заседание, позаботиться о полной безопасности. Есть также предложение: в первой половине ноября устроить возле Крымского моста небольшой смотр воинских частей, готовых к отправке на фронт. Об этом просят трудящиеся. Пусть москвичи увидят тех, кто их защищает. Должны быть представлены все рода войск.

Щербаков и Пронин подтвердили: действительно, поступают такие просьбы. Слово «парад» не было произнесено, однако собравшиеся руководители были достаточно опытны, чтобы уяснить суть дела. Не случайно же присутствовал на совещании маршал Буденный, большой специалист по организации и проведению церемониалов. Генерал Артемьев спросил, возможны ли изменения сроков и места смотра воинских частей.

— Понимаю, — сказал Сталин. — Вы, товарищ Артемьев, готовя войска к смотру, хотите знать, не сможем ли мы провести их по Красной площади. Этот вариант не исключен, но пока только для нас, для присутствующих здесь. Все будет зависеть от обстановки. А теперь мы ведем речь о смотре в районе Крымского моста. О небольшом смотре перед отправкой на фронт. Думаю, меня правильно поняли все товарищи.

Решение было принято, но как трудно оказалось выполнить его! Ко многим нашим заботам прибавились еще и новые: в тайне для врага провести праздник в буквальном смысле под грохот канонады. Не знаю, чем и как занимались гражданские товарищи, а нам, военным, требовалось прежде всего изыскать войска для смотра и для парада, для второго или третьего варианта. И не только изыскать, но и хотя бы элементарно подготовить их к торжественному маршу, чтобы пехотинцы с ноги не сбивались, чтобы у машин моторы не глохли. В этой работе, в формировании парадных расчетов, я тоже принял некоторое участие.

Основой, костяком для наших военных парадов были всегда несколько частей и соединений, дислоцировавшихся в Москве и возле нее. Строевая подготовка, сколоченность подразделений, моральное состояние — все это постоянно было на очень высоком уровне. Имелась соответствующая форма, вооружение. То есть эти части можно было в любой момент выводить на смотр, на парад. Или в бой. Они теперь и были в бою. На Волоколамском шоссе, истекая кровью, отбивали танковые атаки остатки курсантских рот замечательного нашего училища имени Верховного Совета РСФСР. А ведь оно (начиналось училище с пулеметных курсов) участвовало, если не ошибаюсь, во всех предыдущих столичных парадах. Как и Московское Краснознаменное артиллерийское училище имени Красина. Они и теперь были вместе. Курсанты-артиллеристы поддерживали своим огнем курсантов-пехотинцев. Однако я знал, что один дивизион артиллеристов остался в Москве и продолжает заниматься. Это были курсанты, осваивавшие новое оружие, готовившиеся стать командирами «катюш». Привычные к строю, к смотру. Надежные. Я по своей инициативе посоветовал Семену Михайловичу Буденному не только привлечь их к параду, но и пустить первыми. Тот согласился и позвонил генералу Артемьеву.

Проще было с дивизией имени Дзержинского. Она хоть и отдала часть людей фронту, но пополнилась запасниками и сохранила свой состав. Теперь эта дивизия, не прекращая нести патрульную и караульную службы, срочно сколачивала сводные батальоны. «Парадники» до предела сил занимались строевой подготовкой, отрабатывая движение в длинных, по двадцать человек, шеренгах. Получали и подгоняли новое обмундирование.

Артиллеристы и дзержинцы стали основой предстоящего смотра или парада. К другим выделенным для этого войскам я отношения не имел, за исключением 31-й танковой бригады полковника А. Кравченко, только что сформированной во Владимире. 4 ноября, едва я вернулся со станции Михнево, где выгружались кавалеристы Белова, Семен Михайлович Буденный попросил меня съездить в Ногинск, где сосредоточивалась бригада. Беспокоился: что представляет собой это совсем новое соединение, каковы люди, какова техника? Может, не то что на парад, на смотр допускать нельзя. А нас, людей, которые знали, какие требования надо было предъявить бригаде, знавших тайну предстоявших событий, по пальцам пересчитать. Мне понятна была тревога Семена Михайловича, и я поехал, продремав в машине весь путь до Ногинска.

Полковник Кравченко, как я понял, уже догадался: с бригадой происходит что-то необычное. Вместо отправки на фронт (было известно и время, и место) неожиданный марш по направлению к Москве, распоряжение усилить отработку совместного движения, маневрирования танковых взводов, рот, батальонов. Я сказал о возможном смотре войск возле Крымского моста, и это отнюдь не успокоило командира бригады. Техника-то у него была новая, хорошая, но еще не обкатанная. А главное, ни Кравченко, ни начальник политотдела бригады П. Тюрнев, ни другие командиры и политработники не знали людей, кто на что способен, кому что доверить и можно ли доверять вообще. При формировании тщательно отбирались лишь механики-водители: из бывших танкистов, шоферов, трактористов. Машина движется, значит, живет. А до членов экипажей, даже до командиров танков у командования просто руки не дошли, некогда было. Это я запомнил.