Китай - Эдвард Резерфорд

произнес ни слова, потому что никто не смеет даже думать о том, что правитель проявляет слабость. Но мы были одни.

– Вы сегодня выглядите грустной, ваше величество.

– Мне действительно грустно, Лаковый Ноготь, – ответила она. – Я очень разочарована своей жизнью.

– Вы стали самой влиятельной женщиной в истории, – сказал я.

– Может быть, но я все равно потерпела неудачу. Сначала мне казалось, что я преуспела. Что я дала империи сына. Что может быть важнее и значимее для Поднебесной и для любой семьи? Мне пришлось сражаться за него, и я чуть не погибла в этой борьбе. Но мой сын стал императором. – Она вздохнула. – И что получилось в итоге? Он оказался плохим правителем. И в этом виновата я сама.

– В этом нет вашей вины, ваше величество, – возразил я. – Его отец тоже сыграл в том немалую роль.

– Мне в жизни встречались только слабые мужчины. Но я надеялась, что моя сильная кровь…

– Ваша кровь очень сильна.

– Правда? Я тоже так думала. Поэтому и выбрала сына князя Чуня, когда появились другие кандидаты. Потому что его мать была моей сестрой. Он казался многообещающим, с гораздо большим потенциалом. Но стоило ему прийти к власти, чем он занялся? Попытался уничтожить более четырех тысяч лет истории собственной страны, и это за одну ночь! Какой же он глупец!

– Да, человеку необходимо чувствовать время, – согласился я.

– Вот видишь, – заплакала она. – Даже ты, бедный евнух, справился бы лучше его!

В душе я с ней согласился, но мне пришлось сражаться за собственную жизнь, как и ей самой. И благодаря этому мы окрепли духом и обрели мудрость, только так можно этому научиться. Вслух я, разумеется, ничего не сказал.

После этих слов мы долго молчали, и я закончил с ее ногтями.

– Я устала, Лаковый Ноготь, – наконец произнесла она. – Мир стоит на пороге перемен, и я об этом знаю. Вот только я не хочу жить в этом новом мире, где будут поезда и национальные собрания.

– Вы еще сильны телом и духом, – возразил я.

– Я лишилась Небесного Мандата, – тихо сказала она.

И эти слова потрясли меня до глубины души. Я замер, по-прежнему держа ее руку и не решаясь пошевелиться, чтобы ни одно мое движение не могло быть истолковано как ответ на ее заявление. Что она хотела этим сказать? Неужели она считала, что ее династии пришел конец? Или речь шла лишь о ее жизни? Наверное, она имела в виду только себя. Но потом, когда она снова заговорила, я засомневался.

– Что будет после моей смерти, Лаковый Ноготь?

– Страной будет править император, – решился я.

Она долго ничего не отвечала. Не произнесла ни единого слова. Потом, когда я встал, собираясь уходить, она сказала:

– Генерал Юань считает, что император его казнит.

– Надо же. Ни разу не слышал, чтобы император говорил что-либо подобное.

– Император может и не быть в восторге от генерала Юаня, – тихо продолжила она. – Но дело даже не в этом. Сейчас он самый лучший генерал, который только может у нас быть, и армия подчинена ему полностью.

Тут она была совершенно права. В этих условиях убийство Юаня будет несусветной глупостью. А я понимал, что она хочет от меня услышать.

– Может быть, мне стоит навестить императора?

– Хорошая мысль, Лаковый Ноготь, – отозвалась она. – Я что-то беспокоюсь о его здоровье.

Стоило мне выйти в приемную, как я столкнулся там с генералом Юанем, ожидавшим аудиенцию у Цыси. Это был мрачный кряжистый мужчина, невысокий и круглый как бочка, с густой седой бородой, напоминавшей рога буйвола. Он был страшен видом, но со мной всегда проявлял дружелюбие.

Я поприветствовал его низким поклоном.

– Куда направляетесь, Лаковый Ноготь? – спросил он.

– Вот собираюсь навестить императора, господин.

– Знаете, что он намеревается меня убить?

– Никогда не слышал, чтобы он об этом говорил, – ответил я.

– Ну тогда, может, вам удастся отговорить его от этой идеи, – шутливо заметил он.

Сразу после этих слов я отправился по делам.

Спустя пару часов я шел по коридору к узкому мосту, ведущему в покои императора. На мосту всегда стояла охрана, чтобы император не выходил из своего крыла, но меня охранники пропускали без единого слова.

Императора я нашел лежащим на диване. Ему было чуть за тридцать, но выглядел он как человек на излете жизни. У него поредели волосы, лицо приобрело синюшный оттенок, а на ногтях я заметил угрожающие белые полосы. Я догадался, что его травят мышьяком.

– Я зашел узнать, не нужна ли вашему величеству компания, – тихо произнес я.

– Не особо, – ответил он, но все равно сел. – Не происходит ли чего-нибудь нового за пределами дворца, Лаковый Ноготь?

– Не сказал бы. Чуть раньше я был у вдовствующей императрицы, делал ей маникюр. Мне она показалась утомленной.

– Она нездорова?

– Нет, просто такое настроение, его довольно сложно распознать. Годы берут свое. А еще она, кажется, беспокоится за вас.

– Она послала тебя шпионить за мной?

– Нет, – улыбнулся я. – Для этого у нее есть половина всех дворцовых евнухов. Вы же сами знаете.

В ответ он рассмеялся.

– У меня плохо убирают. – Он нахмурился.

– Я передам ей. Она велит выпороть слуг.

– Хорошо. Сделай это. – Затем он понизил голос. – Как я выгляжу?

– Неважно, – ответил я. – Словно вы плохо питаетесь или не занимаетесь физическими упражнениями. Простите за такие слова.

– По-моему, меня пытаются отравить. Как думаешь, может быть такое?

– Не знаю, зачем кому-то это делать. Мне всегда казалось, что вы здесь всем нужны. Хотя бы для того, чтобы прикрывать вашим именем свои дела.

– Да, пожалуй, так. – Эта мысль ему явно понравилась. – Расскажи мне побольше о Цыси.

– Она жаловалась на железные дороги, хотя сама уже прокатилась на поезде. Я знаю точно.

– Тоже мне новости! – усмехнулся император. – А еще кого видел?

– Да, видел генерала Юаня. Когда я уходил, он ждал аудиенции у вдовствующей императрицы.

– Он что-нибудь говорил?

– Только что вы хотите его убить.

– Хм… – Он поджал губы и сделался задумчивым. – Ну… тут он не ошибся. Слишком уж он зазнался. Если Цыси умрет, а меня признают недееспособным, я сделал письменное распоряжение, чтобы его тоже обезглавили. – Император удовлетворенно кивнул собственным словам.

И тогда я понял, что Цыси права. Если ему хватит ума убить Юаня, он не должен править. Но еще хуже другое: если он настолько глуп, что решил поделиться со мной своими планами, – это говорит лишь о том, что он никогда ничему не научится.

– Не желаете сыграть в шашки? – предложил я, и следующий час или около того мы провели за игрой.

– Все, я устал, – наконец сказал он. – Ты скоро придешь снова меня навестить?

– Когда ваше императорское величество пожелает, – ответил я. – Иногда для успокоения я курю опиум. Не хотите ли, ваше величество, чтобы в следующий раз я принес нам по трубке?

– А ты можешь?

– О да, думаю, смогу, – ответил я.

На следующий день Цыси послала за мной. Она явно угасала с каждым днем, но ее