Далекие Шатры - Мэри Кайе

Естественно, такой выбор курьера не улучшил отношения эмира к Великобритании, и вдобавок ко всему Шир Али тогда недомогал, сраженный горем в связи с неожиданной смертью его любимого сына Мир Джана, в котором видел своего преемника. Эмиссар ровным счетом ничего не добился и в середине сентября письменно сообщил, что эмир пребывает в дурном настроении, но его министры все еще надеются на благоприятное решение вопроса и он сам убежден в возможности дальнейшего обсуждения дела при условии, что британская миссия отложит свой отъезд.

Настаивать на последнем у него не было необходимости: события развивались медленно и сэр Невилл Чемберлен, избранный посланник, еще не прибыл в Пешавар. Добравшись наконец туда, он узнал, что, хотя эмир еще не принял никакого решения, майор Каваньяри, предвидя возможный отказ, начал переговоры с маликами (вождями) хайберских племен по поводу свободного передвижения миссии через клановые территории. Его переговоры, в отличие от кабульских, проходили успешно, и соглашение было уже почти достигнуто, когда комендант хайберской крепости Али-Масджид, некий Файз Мухаммед, прознал о них и передал маликам не подлежащий обсуждению приказ немедленно возвращаться в свои деревни.

Формально хайберские племена были подданными эмира и их территории – земли между Пешаваром и крепостью Али-Масджид – входили в состав Афганистана, и существовал лишь один способ удержать их от выполнения приказа: взять на себя обязательство выплачивать им ежегодную субсидию, которую до сих пор они получали от эмира и которой лишатся в случае неподчинения приказу Файз Мухаммеда.

Но никто не знал лучше майора Каваньяри, что любой подобный шаг британского правительства будет истолкован как непростительная попытка заставить племена отказаться от афганского подданства и подобное враждебное поведение только убедит Шир Али, что британская миссия, отнюдь не дружественная и мирная, в действительности является головным отрядом оккупационной армии. Посему он прекратил переговоры и передал дело на усмотрение вице-короля. Тот согласился, что, пока эмир не принял решения в пользу или против миссии, любые частные переговоры с племенами могут дать ему законные основания для недовольства, но предложил форсировать события, послав коменданту Файз Мухаммеду письмо с сообщением о намерении миссии немедленно выехать в Кабул и вопросом, готов ли он предоставить ей свободный проход через Хайберский перевал. В случае неблагоприятного ответа сэр Невилл Чемберлен заключит соглашение с хайберскими племенами и двинется к крепости Али-Масджид…

Письмо было отправлено, и Файз Мухаммед прислал вежливый ответ, в котором указывал, что нет необходимости спрашивать у него позволения. Если эмир согласился принять миссию в Кабуле, они могут спокойно трогаться в путь. Если же они еще не получили его согласия и явятся без оного, то гарнизон крепости будет вынужден воспрепятствовать их продвижению к Кабулу, а потому он советует миссии отложить отъезд и оставаться в Пешаваре, покуда не станет известно решение эмира.

Но посланник, как и вице-король, успел прийти в крайнее раздражение от бесконечных проволочек и начал считать, что Британия имеет полное право послать в Афганистан миссию, а эмир не имеет никакого права отказывать. Он отправил в Шимлу телеграмму с сообщением, что миссия покидает Пешавар и направляется к Джамруду, находящемуся на границе британской территории, а оттуда майор Каваньяри с полковником Дженкинсом из разведчиков и одним-двумя сопровождающими двинется к крепости Али-Масджид, чтобы проверить реакцию афганцев. Если Файз Мухаммед откажется пропустить их, это будет истолковано как враждебный поступок, равносильный открытию огня, и тогда миссия сможет вернуться в Пешавар, избежав позорного изгнания с территории Афганистана.

Каваньяри со своим отрядом, в который, кроме полковника Дженкинса, входили Уиграм Бэтти, полдюжины солдат из разведчиков и несколько хайберских маликов, в должный срок отправился к крепости, комендант которой, верный своему обещанию, развернул их обратно. При этом майору Каваньяри было сказано следующее: поскольку он явился без разрешения, после попытки подкупом склонить отдельных подданных эмира к предоставлению англичанам свободного прохода по его территории, сея таким образом рознь между афридиями, он может считать любезностью, оказанной в память былой дружбы, что Файз Мухаммед не открыл по нему огонь за все дела, сотворенные британским правительством.

– После чего, – сказал Уиграм, описывая данный эпизод Уолли, – комендант пожал нам руки, мы сели на своих лошадей и поехали обратно в Джамруд с поджатыми хвостами. Во всяком случае, ощущение было именно такое. – Уолли выразительно присвистнул, и Уиграм кивнул. – Да уж, ситуация не из тех, в каких мне хотелось бы оказаться снова. Но давай признаем: парень поступил правильно. Именно это и было самым унизительным для нас. В этой истории наше правительство выступило не лучшим образом, и я не могу отделаться от мысли, что будь я афридием, то испытывал бы точно такие же чувства, как Файз Мухаммед, и надеюсь, что повел бы себя столь же достойно. Но готов держать пари: раз он не уступил и отказался пропустить миссию через перевал, мы теперь заявим, что Афганистан нанес тяжелейшее оскорбление правительству ее величества и всему британскому народу, а потому нам ничего не остается, кроме как объявить войну.

– Ты действительно так считаешь? – спросил Уолли, слегка задыхаясь. Он вскочил на ноги, точно отпущенная пружина, и принялся расхаживать по комнате, не в силах устоять на одном месте. – Почему-то в такое не верится. Я имею в виду… Ладно, к мелким стычкам мы привыкли, но война, настоящая война, и несправедливая… Это немыслимо: такого нельзя допустить. Безусловно, Аш… – Он круто повернулся и посмотрел на Уиграма. – Ты слышал какие-нибудь новости о нем?

– Я знаю лишь, что он по-прежнему поддерживает связь с Каваньяри, а значит, пока с ним все в порядке.

Уолли вздохнул и с беспокойством сказал:

– Он предупредил меня, что не сможет присылать нам весточки, так как это слишком рискованно, и что жена и Зарин согласились с ним. Он сказал, что только мы трое в курсе дела – кроме тебя, Каваньяри и командующего, разумеется, – и даже парень, выполняющий роль связного между ним и Каваньяри и являющийся одним из личных агентов Каваньяри, не должен знать, кто он такой… в смысле, что он не афганец. А еще он сказал, что Каваньяри, вероятно, будет уведомлять тебя, находятся ли они в контакте, ибо идея принадлежала в первую очередь тебе.

– Ну вот, вчера он меня уведомил, и они находятся в контакте. Так что перестань тревожиться за Аштона.

– Я могу сообщить это его жене?

– Ты собираешься увидеться с ней? – спросил Уиграм удивленным и не слишком довольным тоном.

– Нет. Я обещал Ашу приглядывать за ней, но мы решили, что мне лучше не наведываться в дом. Старая бегума возражает: она считает, что мои визиты вызовут лишние разговоры, и, вероятно, она права. Но я всегда могу передать записку через Зарина, а его желание навестить свою тетушку никому не покажется странным, ведь он ездит туда на протяжении многих лет. Я бы хотел, чтобы она знала, что с Ашем все в порядке. Должно быть, ей очень тяжело… жить в неизвестности.

– Крайне тяжело, – согласился Уиграм. – Да, конечно, ты можешь сообщить ей. Я не знал, что она все еще в Аттоке.

– Аш не мог взять ее с собой, а потому оставил у бегумы. Она знала Зарин-хана и его отца с малых лет и, полагаю, чувствует себя в безопасности с тетушкой Зарина. Насколько я понял, сейчас она учится обращаться с огнестрельным оружием и говорить на пушту – на случай, если Аш пришлет за ней. Хотелось бы мне… – Он умолк, не закончив фразы, и несколько мгновений спустя Уиграм с любопытством спросил:

– Чего бы тебе хотелось, Уолтер?

Взгляд Уолли утратил отсутствующее выражение, и он быстро потряс головой и беззаботным тоном сказал:

– Чтобы ты бросил все эти дела с сильными мира сего и вернулся в лоно своего полка. Мардан кажется совсем другим, когда ты, Стюарт и командующий торчите в Хайбере, нянчась с миссией, о которой мы столько слышим. Однако после фиаско в Али-Масджиде, полагаю, все вы останетесь без работы.

Уолли оказался прав. О неудаче в Али-Масджиде телеграфировали вице-королю, который ответил приказом о роспуске миссии.

Лорд Литтон получил, что хотел: доказательство. Доказательство, что русская угроза – не жупел, а ужасная реальность с уже закрепившимся в Кабуле дипломатическим представителем и движущейся к Гиндукушу армией. Доказательство, что Шир Али – вероломный интриган, который, оттолкнув руку дружбы, протянутую Британией, вцепился в руку Московии и, возможно даже, в данный момент подписывает договор, позволяющий русским разместить военные посты вдоль границ Индии и открывающий русским войскам свободный проход через перевалы. Коли генерал Столетов со своей свитой поселился в Бала-Хиссаре, ожидать можно всего, чего угодно. И если требовался еще какой-то довод в пользу необходимости безотлагательных действий, то им стало публичное оскорбление, нанесенное посланнику ее величества сэру Невиллу Чемберлену и мирной британской миссии, которым не только отказали в просьбе вступить на территорию эмира, но и пригрозили применением силы в случае, если они попытаются пересечь границу. Подобные угрозы нельзя терпеть, и лорд Литтон, например, терпеть не намерен.