Антология советского детектива-42. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Делль Виктор Викторович

– Мне нужно сказать вам два слова, Нелли, – обратился к девочке Нестеров.

– Она несовершеннолетняя, ее нельзя допрашивать, – сказал юноша.

– А я и не собирался, – добродушно возразил Нестеров. – И не думал даже. Мне хотелось бы знать, что Нелли хочет делать дальше?

– Буду учиться, – ответила Нелли как об очевидной вещи.

– Это хорошо, – согласился Нестеров. – А на что вы будете жить?

Быть может, этот вопрос и обсуждался до прихода Нестерова. Юноша хотел что-то сказать, но Нелли мягко остановила его:

– Не нужно, Серго, подожди минутку, – и ответила Нестерову: – Я буду работать и учиться.

– А вы не думаете поехать к бабушке, к дедушке?

– Я их не считаю родственниками, – сорвалась Нелли. – И никогда туда не поеду!

– А вы сейчас ничего не хотите передать матери на словах?

– Нет. Ничего, – жестко и как-то по-взрослому ответила девочка.

Вот что!.. Лицо семьи начало обрисовываться в представлении Нестерова. На какое-то мгновение он заглянул в душу девочки.

Нелли расстегнула браслет с золотыми часами и протянула их Нестерову.

– Возьмите, пожалуйста, – попросила она. – Это вчера не заметили у меня на руке, а я забыла сказать.

– К сожалению, я не могу их взять, вы уж простите, – извинился Нестеров. – Вы завтра принесите их в управление, я скажу, и там примут.

Он ушел, зная, что должен помочь этой девочке всем, что сейчас в его силах.

2

Леон Ираклиевич Томбадзе не знал, что ему, в сущности, разрешили приехать в С-и на зов его Нины: Нестеров счел преждевременным арест Томбадзе в Н-ке. За Томбадзе следили и взяли его уже на квартире приятеля, того самого возлюбленного Евдокии Грозовой, который дурачил сибирячку под именем «князя Цинандальского».

Данных против Томбадзе не было – только интуиция следователя. Нестеров придал большое значение тому факту, что Окунева послала Томбадзе телеграмму сейчас же после вручения ей повестки на посылку и подписалась вымышленным именем.

Когда Томбадзе доставили в управление милиции, Нестеров, не давая ему опомниться, предъявил заготовленное обвинение в пособничестве Антонине Окуневой по сбыту краденого золота.

Быть может, если следовать классическим приемам, такой ход мог показаться опасным. У Нестерова были и другие ходы наготове, но Томбадзе буквально соблазнил его своим поведением.

Красавец мужчина так перетрусил, был так явно виновен, так лебезил, так дрожал и извивался, что прямое действие напрашивалось само собой.

Томбадзе прочел постановление о предъявленном обвинении, выслушал предупреждение об осведомленности следствия, о том, что его поведение на следствии и степень раскаяния будут учтены судом; и пленительный ювелир вывалил все, что знал. Для приведения в порядок и для записи его показаний потребовались вечер и часть ночи.

Томбадзе назвал очень много имен: одних заказчиков, которым он изготовлял вещи из краденого золота, он назвал больше двадцати и заявил, что на самом деле их было еще больше, но он от волнения не может всех вспомнить. Но он вспомнит, он очень хочет, чтобы его, Томбадзе, не считали преступником, он только заблуждался. Он говорил даже о латунных коронках для зубов.

Томбадзе выдал Магомета Абакарова с его дядей Сулейманом, Брындыка, Абубекира Гадырова и кажара. Рассказал о приезде в С-и Филата Густинова и Петра Грозова, об их золоте – об этом он знал со слов Окуневой. Очень много было сказано о Гаврииле Окуневе. Томбадзе уверял, что он, Томбадзе, помогал (так он выражался) сначала Гавриилу Окуневу, потом Антонине Окуневой лишь в части их дел. Главными были Гавриил Окунев, которого он знает и может уличить, и Александр Окунев, которого он не знает лично, но тоже может уличить со слов жены Окунева.

Томбадзе не счел нужным сказать сразу, что Гавриила Окунева с августа в Н-ке не видали. Впоследствии он объяснял, что забыл сказать. Вероятно, он в чем-то хитрил с перепугу, хотел что-то построить на своей якобы неосведомленности, а в дальнейшем просто симулировал забывчивость.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Об Окуневой Томбадзе отозвался, как о женщине, вовлекшей его в связь, о женщине, которая коварно заставила его сбывать золото.

– Любовь, любовь, товарищ следователь! – восклицал Томбадзе. – Клянусь честью, клянусь предками, я не преступник! Я жертва дурных знакомств, я жертва страсти. Чувствуя вину, я не мог отказать любимой женщине. Спросите всех, спросите весь город, я ходил мрачный, как могила, совесть меня мучила, я потерял радость. Это ужасная трагедия моей молодой жизни. Это роковая женщина моего честного сердца. Товарищ следователь, вы мужчина, – взывал Томбадзе, – вы должны меня понять!

3

Утром Нестеров после ночи, которая прошла в труде без минуты сна, пошел выкупаться в море. На берегу пусто, час ранний, ноябрьская вода холодна. Два или три мужественных купальщика из тех, кто способен лезть в воду до самых морозов, составили следователю случайную компанию.

Нестеров с размаху бросился в воду. Соленое море обожгло, сжало тело тугим чехлом. Восхитительно! Через несколько минут Нестеров растирал полотенцем холодную покрасневшую кожу. Он возвращался бодрый, свежий. Усталости как не бывало.

Какое море, какой красивый-красивый город! И какой гнусный червь, какой слизняк этот Томбадзе!..

В девять часов утра Нестеров был за работой. С-ский почтамт дал сведения о посылках и других почтовых отправлениях на имя Окуневой, поступивших за последние три года. «Э, есть интересное!..»

Запросы по другим отделениям связи? «Ответам быть еще рано», – сказали из областного управления связи.

Опрос соседей Окуневой поручить товарищу… Допросы заказчиков Томбадзе… Срочно получить санкции прокуратуры на аресты Арехты Брындыка, Гавриила Окунева и Магомета Абакарова в Н-ке. О Гадырове сообщить в Б. Копию показаний Томбадзе – в Москву и в Сендуны, для привлечения к ответственности Грозовых и Филата Густинова. Все это немедленно. Хорошо бы уметь делать сразу три дела, а в сутках быть бы сорока восьми часам!

Сделав зависящее от него, Нестеров решил дать очную ставку Окуневой и Томбадзе.

«Что сделать для Нелли?» – думал Нестеров, и когда к нему доставили Антонину Окуневу, спросил мать.

– Не знаю, – ответила та.

– Вот бумага. Пишите, что вы просите из изъятых у вас денег выдать дочери три тысячи рублей.

Получив заявление, Нестеров спросил:

– Вы ничего не хотите сказать следствию?

– Я все сказала.

– Вы настаиваете на своей непричастности к хищению и сбыту золотого песка?

– Настаиваю. Что делал муж, не знала. Я его во всем слушалась.

– Так сказать, исполняли приказ? – Нестеров вспомнил дежурную отговорку гитлеровцев, от последнего солдата до маршала.

Ввели Томбадзе. Антонина Окунева задохнулась, схватилась за грудь. Леон Томбадзе, по обдуманной им линии поведения, имел бесстыдство грустно поздороваться с Окуневой:

– Здравствуй, моя милая. Я признался, советую и тебе искренне все рассказать товарищу следователю.

По нашей этике слово «товарищ» неупотребимо в обращениях между следователями и подследственными, судьями и подсудимыми. Нестерову надоело объяснять Томбадзе, что они с ним никак не товарищи.

Антонина Окунева опомнилась и крикнула Томбадзе:

– Эх, ты!.. Сука ты в штанах несчастная!

После оглашения ночных показаний Томбадзе Нестеров спросил:

– Вы признаете правильность показаний гражданина Леона Томбадзе?

– Нет!

Томбадзе выпустил укоризненное: «Ц-ц-ц-ц!..»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Нет, гражданин следователь, – говорила Окунева, – не признаю того, что он обо мне наговорил. Путалась я с ним, это верно. Дурой была, вроде верила ему… Ничего я его не развращала, ничего не влияла. Сам он лез за металлом: «Дай, дай!» Подарки мне делал, улещал всячески, хотел с мужем развести. Что, не говорил ты мне, чтобы я Нельку выгнала? – вскинулась Антонина. – Кто мне ложки подарил? Дядя? Кто золотые часики дал? Кто на дом деньги дал? А! Об этом ты смолчал, тварь ползучая! Орлом прикидывался, петух щипаный!