Невеста каторжника, или Тайны Бастилии - Георг Борн

И тут ей вдруг показалось, что там, на другом конце поляны, прячась в густой тени деревьев, кто‑то стоит. Она невольно запнулась, но приглядевшись и не заметив ничего, продолжила путь. Невольно ускоряя шаг, она успокаивала себя: просто почудилось, кому тут, в лесу, быть в глухую ночь?

Но несколько мгновений спустя она ясно расслышала глухой шум и разговор. Старушка остановилась и несмело окликнула:

– Кто там? Отзовитесь.

Вполне вероятно, это могли быть королевские охотники, отправившиеся в лес настрелять дичи и почему‑то задержавшиеся до поздней ночи. Решив, что так оно и есть, старушка, не раздумывая, направилась к деревьям, обступавшим дорогу, громко окликая охотников по именам.

В ответ раздался грубый насмешливый хохот, и из‑за деревьев выскочило трое мужчин с ружьями. Чтобы не быть узнанными, они вымазали себе лица черным, и теперь решительно направились к старушке, которая сначала смотрела на них с изумлением, а потом обмерла от страха и застыла на месте.

– Да это старуха–кастелянша из дворца! – воскликнул один из незнакомцев грубым голосом.

Второй предупредил:

– Не вздумай орать и звать на помощь! Не то застрелим!

Третий удивленно вертел головой и спрашивал товарищей:

– Интересно, и что может делать эта старая ведьма в лесу да еще глухой ночью?

– Наверняка шпионит, – отозвался первый.

– Ну, так ей не повезло! – захохотал второй.

– Чего вы от меня хотите? – спросила Манон дрожащим голосом. – Разве вы не видите, что я старая слабая женщина? Иду по своим делам… Отпустите меня!

– Ишь, чего захотела! – расхохотались подозрительные незнакомцы в один голос. – Шныряешь по лесу темной ночью, все высматриваешь, чтобы потом донести!

Манон взмолилась:

– Да что я вам сделала? Отпустите меня. Мне надо в Париж.

Снова хохот.

– В Париж? Вот как! Прямо среди ночи?

– Э, да что с ней церемониться, со старой ведьмой? Привяжем ее к дереву – и все тут!

– Отпустите меня, люди добрые! – снова взмолилась Манон. – Что вам за охота разбойничать по ночам? Да вы, наверное, браконьеры, – со страхом догадалась она.

– Ну‑ка, дай ей прикладом! – предложил второй. – Может, пройдет у нее охота молоть языком.

Другие двое крепко ухватили старушку за руки.

– Неужели вы поднимете на меня руку? И не стыдно вам связываться со старухой? – завопила Манон. – Отпустите меня! Мне в самом деле надо в Париж – и как можно скорей!

– Хватит болтать! – оборвал ее один из браконьеров. Он вместе с товарищем подтащил ее к дереву.

– Что это вы хотите делать? – окончательно перепугалась Манон.

– Сейчас увидишь, – грубо ответили ей, подтолкнув к толстому стволу.

– Вы хотите привязать меня к дереву? – поразилась Манон. – Зачем? Мне надо идти!

– Будь довольна, что не спровадили тебя на тот свет. Умолкни, не то поколотим как собаку!

– Сжальтесь над несчастной старухой! – зарыдала Манон.

Но браконьеры, не обращая внимания на слезные мольбы, крепко привязали бедную старушку к стволу дерева толстой веревкой, так что она не могла и пошевельнуться.

– Ах, Святая Дева! – только и могла простонать Манон.

А браконьеры, довольные сделанным, посмеялись над ней и, пригрозив, что пристрелят, если она вздумает кричать и звать на помощь, исчезли в лесу.

Отчаяние и безысходность охватили старую женщину. Веревки, затянутые крепкими узлами, врезались в тело, причиняя нестерпимую боль. Надежды освободиться не было.

В лесу никогда не бывало много людей, а ночью и подавно нечего было рассчитывать на чью‑нибудь случайную помощь. Если кто и наткнется на несчастную старуху, то к тому времени она уже умрет от голода и жажды.

Манон попробовала кричать, надеясь, что браконьеры еще не ушли далеко и, может быть, сжалятся над несчастной и безобидной старухой. Но все было напрасно. Она молилась Святой Деве об избавлении. Горестные мысли терзали ее – что станется с ее бедной подопечной? Что подумают гости дворца, когда хватятся ее? И начнут искать и обнаружат убежище бедной госпожи Каванак? Хотя маркиз частично и посвящен в ее тайну и обещал хранить ее, мало ли что может произойти?

Страх терзал старушку. Часы шли за часами. Приближался рассвет, а она все стояла тут, на полпути к Парижу, без малейшей надежды на спасение.

Когда совсем рассвело, негодяи–браконьеры вернулись удостовериться, не удалось ли пленнице освободиться. Они только расхохотались в ответ на слезные мольбы старухи отпустить ее и, продолжая хохотать, отправились дальше своей дорогой. У каждого с плеча свисало по косуле.

Солнечные лучи пробились сквозь густую листву, запели на ветвях птицы, утро вступило в свои права. А на лесной дороге по–прежнему не было ни души.

Манон время от времени пыталась выбраться из веревок, но они были так крепко затянуты, что каждый раз она в отчаянии могла только разрыдаться. Жажда начала томить ее, болело все тело от врезавшихся пут. Наступал день, близилось время, когда она уже должна была возвращаться из Парижа вместе с Адриенной. А она по–прежнему оставалась здесь, беспомощная и обессилевшая. И если счастливый случай не освободит ее – все будет кончено…

День стал клониться к вечеру, а вокруг по–прежнему было пустынно‚ и на жалобные крики старухи отвечало только слабое эхо.

И вот, когда уже начинало темнеть, на дороге послышался стук колес повозки.

Старушка встрепенулась. Этот грубый скрип показался ей дивной, волшебной музыкой. Она напряженно прислушалась, опасаясь, не почудилось ли ей. Нет, не почудилось!

Из‑за поворота показалась повозка, на которой сидел знакомый крестьянин из деревни. Он вез в Париж продавать птицу. Манон охрипшим голосом окликнула его.

Дремавший крестьянин изумленно оглянулся и увидел привязанную женщину. Он остановил лошадь, соскочил с телеги и, узнав в старухе кастеляншу дворца, тремя ударами рассек стягивающие ее путы.

В нескольких словах бедная обессилевшая старушка рассказала долгожданному избавителю о том, что случилось, и с радостью набросилась на скудную и грубую еду, предложенную сердобольным крестьянином. Потом она с наслаждением напилась холодной воды.

Так ей нежданно повезло не только спастись от неминуемой гибели, но еще и отправиться дальше не пешком, а на повозке.

Манон пристроилась рядом с возчиком, и лошадь весело затрусила вперед – в Париж.

Уже начинало смеркаться, когда повозка подкатила к парижской заставе, потом въехала в город и загрохотала по булыжной мостовой.

На берегу Сены, еще раз поблагодарив крестьянина за помощь, Манон слезла с повозки и, не теряя времени, направилась к перевозу. Там она наняла, не торгуясь, лодочника, который быстро перевез ее на остров Жавель. Выбравшись на берег, старушка попросила перевозчика подождать ее здесь некоторое время, так как она намерена вскоре вернуться обратно. Лодочник обещал, надеясь на щедрость старушки, а она торопливо направилась к маленькому домику, стоявшему неподалеку.