Мемуары генерала барона де Марбо - де Марбо Марселен

Генерал Вреде был очень смелым человеком, поэтому, прежде чем признать себя побежденным наполовину меньшими силами противника, он решил сделать еще одно усилие, и, объединив все полки, какие еще оставались в его распоряжении, он неожиданно атаковал нас всеми своими силами. Внезапно ружейный огонь приблизился к нам, и в лесу снова послышался грохот орудий. Ядра свистели между деревьями. Большие ветки с грохотом падали вниз... Напрасно глаз пытался проникнуть в глубь этого леса, с большим трудом можно было различить лишь вспышки орудийных выстрелов, которые с интервалами вспыхивали в темноте в тени густой листвы громадных буков, под которыми мы сражались.

Слыша шум, вызванный этой атакой австрийцев и баварцев, император направил в эту сторону пеших гренадеров своей Старой гвардии под командованием генерала Фриана. Вскоре они одержали победу над противником, сделавшим свое последнее усилие. Враги поспешили скрыться с поля битвы, чтобы вернуться под защиту укреплений города Ханау. Этот город они покинули той же ночью, оставив там огромное количество раненых. Французы заняли этот укрепленный пункт.

Мы были всего лишь в 2 лье от Франкфурта — крупного города, где есть каменный мост через Майн. Но поскольку французская армия должна была двигаться вдоль этой реки, чтобы дойти в Майнце до границы Франции, находящейся на расстоянии одного перехода от Франкфурта, Наполеон послал вперед генерала Себастьяни и одну пехотную дивизию, чтобы они заняли Франкфурт, захватили мост и разрушили его. Император и основная часть армии расположились бивуаком в лесу.

Большая дорога из Ханау во Франкфурт проходит очень близко от левого берега Майна. Мой друг генерал Альбер, командовавший пехотой, сопровождавшей нас, несколько лет назад женился в Оффенбахе, очаровательном маленьком городке, построенном на левом берегу точно напротив того места, где, оставив позади себя леса Ханау, мы остановили лошадей на ночлег в обширной и прекрасной франкфуртской равнине.

Увидев, что он находится так близко от своей жены и детей, генерал Альбер не мог противиться желанию узнать что-либо о них и особенно успокоить их в отношении собственного положения после опасностей, каким он только что подвергся в битвах при Лейпциге и Ханау. При этом он испытал, возможно, еще большие опасности, чем те, что преследовали его в этих кровавых битвах, поскольку он поехал верхом в генеральском мундире и, добравшись до берега Майна, окликнул знакомого лодочника, пренебрегая нашими советами не делать этого. Однако, пока он беседовал с этим человеком, баварский офицер, явившийся во главе пикета пехотинцев, приказал им пустить в ход оружие и собирался выстрелить во французского генерала. Но вдруг многочисленная группа местных жителей и лодочников встала перед их ружьями и помешала солдатам выстрелить, потому что генерала Альбера в Оффенбахе очень любили.

При виде этого города, где я только что участвовал в сражении за родину я был далек от мысли, что этот город когда-нибудь станет моим убежищем во время изгнания, куда отправит меня французское правительство, и что я проведу в этом городе три года в ссылке.

Покинув лес Ханау, чтобы отправиться во Франкфурт, император едва проехал 2 лье, как узнал, что позади него началось сражение. И действительно, баварский генерал, после своей неудачи накануне опасавшийся, что император будет его преследовать, пришел в себя, увидев, что французская армия больше торопится добраться до Рейна, чем его преследовать. Вернувшись, этот генерал атаковал наш арьергард. Однако корпуса Макдональда, Мармона и Бертрана, занявшие ночью Ханау дали австрийцам и баварцам возможность еще раз переправиться через Кинциг, встретили их атакой в штыки, отбросили назад и многих перебили. Генерал Вреде был серьезно ранен, а его зять князь Эт-тингенский убит.

Командование вражеской армии перешло после этого к австрийскому генералу Френелю, приказавшему отступать, а французы спокойно продолжили свой марш по направлению к Рейну. Мы вновь переправились через Рейн 2 и 3 ноября 1813 года, после кампании, в которой были как блистательные победы, так и приводящие в отчаяние поражения, причинами коих, как я уже говорил, была ошибка Наполеона. Вместо того чтобы заключить мир в июне после побед при Лютцене и Ба-утцене, он поссорился с Австрией, что подняло против него Рейнскую конфедерацию, а значит, и всю Германию, поэтому вскорости против Наполеона шла уже вся Европа!

После нашего возвращения во Францию император остановился лишь на 6 дней в Майнце и отправился в Париж, куда перед собой приказал ввезти 26 знамен, захваченных у противника. Армия осудила столь быстрый отъезд Наполеона. Все соглашались, что высшие политические интересы призывали его в Париж, но люди думали, что он мог бы и должен был бы разделить свои заботы между столицей и реорганизацией армии и ездить от столицы к армии и обратно, дабы побудить каждого к старанию, поскольку опыт должен был бы научить его тому, что в его отсутствие ничего не происходит или делается очень немногое.

Последние пушечные выстрелы, какие я слышал в 1813 году, звучали во время битвы при Ханау, и этот день чуть не стал последним днем в моей жизни. Мой полк ходил в атаку пять раз. Два раза это была атака на каре пехоты, одна — против артиллерии и две — против баварских эскадронов. Но самая большая опасность, какую я испытал, был взрыв зарядного ящика, загоревшегося возле меня. Я уже говорил, что по приказу императора вся французская кавалерия провела общую атаку в очень трудный момент битвы. Однако в таких случаях недостаточно того, чтобы командир, особенно если ему приходится действовать в лесу, выдвигал свой полк прямо перед собой, как я это нередко видел. Командир обязан одним быстрым взглядом осмотреть территорию, куда должны идти его эскадроны, чтобы не завести их в болотистые топи.

Я двигался в нескольких шагах впереди своих кавалеристов, за мной следовал штаб моего полка. Около меня находился трубач, обязанный по моему приказу подавать сигнал эскадронам о препятствиях, какие должны были встретиться на пути. Хотя деревья стояли на довольно большом расстоянии друг от друга, передвижение по лесу оказалось для кавалерии трудным, потому что земля была покрыта убитыми и ранеными солдатами, а также убитыми или умирающими лошадьми, оружием, пушками и зарядными ящиками, брошенными баварцами. Вполне понятно, что в такой ситуации полковнику, скачущему галопом по направлению к неприятелю среди пуль и пролетающих ядер и наблюдающему за местностью, которую должны пересекать его эскадроны, было трудно заниматься собственной персоной.

Поэтому здесь я целиком полагался на ум и находчивость моей великолепной и смелой турецкой кобылы по имени Азолан. Небольшая группа людей, которая ближе других следовала за мной, еще сильнее уменьшилась после залпа, ранившего многих моих адъютантов, поэтому рядом со мной оказался только дежурный трубач, очаровательный, красивый молодой человек, как вдруг по всей линии полка я услышал крики: «Полковник! Полковник! Берегитесь!» Я заметил в десяти шагах от меня зарядный ящик баварской артиллерии, только что загоревшийся от одного из наших ядер!

Путь вперед мне преграждало громадное дерево, сломанное несколькими ядрами. Пройти с этой стороны было бы очень долго. Я крикнул трубачу, чтобы он наклонился, а сам лег на шею моей лошади и направил ее прямо к дереву, чтобы перепрыгнуть через него. Азолан прыгнула очень далеко, но этого оказалось недостаточно, чтобы миновать все кривые ветки дерева. Ноги моей лошади запутались в них. А зарядный ящик уже горел, и порох должен был вот-вот взорваться! Я уже думал, что пропал... Как вдруг моя лошадь, словно поняв, что нам обоим угрожает опасность, начала подпрыгивать на высоту 4—5 футов, с каждым прыжком удаляясь от ящика. И, выбравшись из ветвей дерева, она сразу бросилась в быстрый галоп, при этом вытянувшись стрелой и так низко летя над землей, что почти задевала животом землю.

Я вздрогнул, услышав взрыв. Скорее всего, я уже был вне пределов досягаемости осколков, потому что ни я, ни моя лошадь не пострадали. Но моему трубачу не повезло. Когда после взрыва полк вновь двинулся в путь, мы увидели, что несчастный юноша убит и ужасно искалечен осколками гранат. Его лошадь тоже разорвало на куски.