Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума. Марш экклезиастов - Михаил Успенский

Отто Ран Грааль перепрятал.

Увы, близкое знакомство с Граалем поразило его в самое темечко. Он обрёл способность с высокой точностью провидеть будущее — но не тогда, когда хотел этого сам, а спонтанно, — и начисто утратил способность внятно излагать свои мысли. Когда-то что-то подобное (и по той же причине!) произошло с Мишелем де Нотр-Дамом.

Но кое-что я всё-таки понял.

Грааль, согласно Отто Рану, не был ни чашей, из которой причащался Иисус, ни чашей, в которую наливали его кровь. Это был действительно предмет из чего-то, по виду напоминающего яшму, в форме чаши — а вернее, в форме выеденного яйца (так в тексте!), — пришедший из дочеловеческой эпохи и обладающий многими свойствами, из которых основное — свойство преображать реальность, в которой он существует. Он делает это не сразу, а постепенно — люди же быстро привыкают к чудесам. Отто Ран нашёл Грааль в Восточной Пруссии — а до этого он проявлял себя в Ирландии, до Ирландии — в Бельгии, до неё — во Франции, до Франции — в Чехии, в Греции, в Иудее, в Междуречье, в Южном Китае, в Индии, в Аравии, в Центральной Африке… Его перевозили люди, но, согласно Отто Рану, людей на это подвигала сама чаша — и каталась по миру, куда желала.

Некоторые деяния Грааля достаточно хорошо известны, хотя и не приписываются ему — весь этот ирландский малый народец, существовавший реально, или Жеводанский зверь во Франции, или пророки и чудотворцы в Иудее… в общем, много чего. Опять же нельзя валить всё в одну кучу, надо как-то различать чудеса реальные и чудеса, придуманные позже по мотивам этих реальных. Кроме того, многие люди, просто поотиравшиеся рядом с Граалем, подержавшие его в руках — как бы намагничивались от него и некоторое время потом были способны на многое; тот же Мерлин, например, или Кроули, был такой чёрный маг — совсем недавно… Наконец, бывают и просто чудеса, не связанные с Граалем — просто в его присутствии они происходят охотнее и мощнее.

Такое вот «выеденное яйцо»…

Кстати говоря, всё это — моя «интертрепация», как говорит Ирочка, потому что это слово она может выговорить только так. Ибо, повторяю, Отто Ран писал такими околичностями (и таким дурным почерком…), что я даже не сочувствую несчастному поганцу, вынужденному разбираться с древнеарамейскими буковками с точечками и крючочками по бокам.

Каждому своё.

«…кроме Предмета Вам понадобятся не четыре, а пять стихий и некоторое мужество. Очевидно лишним является время. Примитивный здравый смысл и поэзия — это две руки, а не рука и посох. В остальном не смею навязывать Вам свою точку зрения. Да, последнее: крайне важно соблюсти эту последовательность: Предмет, отсутствие времени и наличие места. Впрочем, возможно, Вы уже это поняли…»

Поняли. Просто — кристально — ясно.

Поэзия.

Палабра де кохонес веллудас де папа романо!..

ИЗ РАССКАЗОВ ДЗЕДА ПИЛИПА

Так я к чему это всё рассказываю…

Значит, в понедельник я её встречать поехал, в воскресенье отвёз, в понедельник Отто вернулся. Или во вторник. Тут я неточно помню. У меня так получается: я пришёл, сел, потом Отто пришёл, поздоровались, он за шнапсом сходил, но много не дал — видать, потому что шнапс как-то выдохся, или спирт из него вышел, потом меня Отто в душ погнал, а пока я под горячей водой стоял, порядок в доме навёл. Тут я, конечно, свиньёй себя показал, потому как у Отто всегда идеально, как у муттерхен его, наверно, было, а я так даже стараюсь — не выходит, а мне и не до старанья было…

В общем, когда я в исподнем на кухню выполз, глаза протирая, Отто уж продукты по шкафчикам раскладывал. Он человек обстоятельный, за едой с тележкой ходит, и готовить ему не лень. Вот сколько его знаю — столько и удивляюсь. Живёт один, всю жизнь бобылём, в доме ни соринки, всё по струночке, зубы начищены, ногти отполированы, два раза в день горячее — ну, если не занят чем. И не пьёт. Понятно, что мозги набекрень.

Один раз только было, что он так сильно задумался, чтобы не стричься, не бриться и маникюр не делать — не на дачке своей, а в пещере, неподалёку от Паленке, деревушка там у нас индейская, сильно хитрая. Это не то Паленке в Мексике, которое всё раскапывают да раскопать не могут, а — настоящее. Ну, типа как Китеж — и Китеж. Или Салем — и Салем, штат Мичиган… То ли озарение какое на Отто снизошло, то ли тоже с каким Дон Хуаном встретился, только прилёг наш друг на песочек и лежит себе. Индейцы вокруг курения курят, цветы носят, песни поют, а Отто хоть бы хны. Ложе ему сделали, черепами убрали, аккуратненько переложили, храм вокруг строить начали. Лежит себе. Но вот когда экскурсию привели, это они погорячились. Был у деревушки живой бог, а тут встал, плюнул и ушёл. Но тихо ушёл, не заругался. Я бы на его месте…

Ладно, пока что я на своём. Есть на Оттиной кухне у меня любимая табуреточка. Вот я на ней сижу, на стол пялюсь, а Отто на столе тесто раскатывает. Тоненько так — залюбуешься. Работает и объясняет, почему без женщин лучше. Ну, каково оно без женщин — это он, конечно, знаток, каких мало. А вот про вторую сторону этого дела у него знания чисто теоретические. Но всё равно занятно выходит. Я наконец узнал, зачем непьющему Отто столько всяких разных рюмок. Он сначала самым большим фужером из теста кругляшков наделал… или это не фужер? — короче, рюмки у него пяти рабочих диаметров… он ими одинаковое количество кругляшков наделал, на каждом кругляшке разрезы по бокам, вроде как лепестки, а потом — ну точно, угадал я — собрал по пять кругляшков в цветочки. На плитке кастрюлю с маслом разогнал, туда свои цветочки кидает, и они прям действительно распускаются, и даже не такие страшные становятся. Он их вылавливает и ситечком небольшим помахивает — пудрой сахарной посыпает. Ах ты, думаю, Отто, немецкая ты душа, и для всего у тебя отдельное ситечко…

И ещё он при этом стихи читает! Я этот стих его на всю жизнь запомнил… такое только на ночь читать…

"Черны, черны твои глаза,Прекрасная Эсмеральда.Черны твои волосы, черны,Словно леса Шварцвальда!"

"Господь милосерд, — сказал прелат,Седые брови сдвинув. —Грех будет прощён, когда убьёшьТысячу сарацинов!" 

"Добро, епископ Эммерих,Утешен я в этом мире, —Отвечает барон Гуго фон Децл. —Но скинь хоть сотни четыре!"

"Добро и тебе, кровавый барон, —Отвечает старик сурово, —Но я не из тех, кто всякий часМеняет данное слово".

И вот уже барон фон ДецлВъезжает в Чернолесье.Как ни тяжки его грехи,А песни летят в поднебесье:

"Черны, черны твои глаза,Прекрасная Эсмеральда.Черны твои волосы, черны,Словно леса Шварцвальда!"

Он едет день и едет дваДорогой известной, древней.Но что за диво — на путиНи замка, ни деревни!

Ни встречного, ни попутного —Черт знает что такое!На прошлой неделе вот тут стоялДом герцога Гогенлое!

Ведь барону фон Децл с младых ногтейЗдесь все наизусть знакомо!Однако поди ж ты — нет как нетНи герцога, ни дома.

А лес шумит с обеих сторон,Но не крикнут ни зверь, ни птица…И со страху барон Гуго фон ДецлЕдва не начал молиться!

Он уже, о ужас, хотел повернутьИ махнуть на всё рукою,Когда пасмурным днём встал перед нимМост над чёрной рекою.

Навстречу барону по мостуВсадник поспешает,К небу подбрасывает копьёИ громко распевает:

"Черны, черны твои глаза,Прекрасная Эсмеральда.Черны твои волосы, черны,Словно леса Шварцвальда!"

"Постой, незнакомец! — воскликнул барон, —Назови мне имя своё!Отчего бы нам на этом мостуНе преломить копьё?"

"Зовусь я барон Гуго фон Децл, —Отвечает всадник встречный, —Совсем недавно, лишь год назад,Оставил я Город Вечный.

Весьма неплохо я воевал,И, право, видит небо,Имя мое прославилосьОт Яффы до Халеба.

Мой меч пощады не давалНи румянцу и ни сединам.Награда за голову моюНазначена Саладином.

И в пышных дворцах дамасских владык,И в драных шатрах бедуиновВсе знали, что я поклялся избитьТысячу сарацинов.

Но последний, тысячный сарацинТак и не был сражен, ибоОказался он, на несчастье моё,Чернокнижником из Магриба.

Напрасно меч мой рассекалПреступную плоть злодея…"Отправляйся назад, — сказал колдун, —Отправляйся назад скорее!"

И конь мой внезапно повернул,И помчался напропалуюЧерез Аравию и ЛевантВ Саксонию родную.

Ты счастлив — ведь тебя впередиСлава ждёт боевая,А я-то еду куда и зачем?Не вижу, не помню, не знаю!"

Гуго фон Децл захохотал:"Да, милый, о том и речь!Очень скоро тебе предстоитЗамок родной поджечь.

Что мне с того, что ты герой?Да хоть бы и так — что ж,Если на Пасху ты в спину ножомРодного отца убьёшь?

Что значат тысяча сарацинСо всей боевою славой,Если завтра ты чёрной косойОботрёшь свой меч кровавый?"

Тут грянул гром, и рухнул мостВ бурные чёрные воды,И оба всадника обрелиПодобие свободы…

"Черны, черны твои глаза,Прекрасная Эсмеральда.Черны твои волосы, черны,Словно леса Шварцвальда!"

И тут дверь наша распахивается, и вваливаются две гориллы с «узи». Следом патлатый парень с саксофоном наперевес. За ним представительный такой мужик, седой и лысый, руки свободны, и это самое подозрительное. А за его спиной Дора Хасановна с маузером — на страховке. То есть я тогда не знал, что Дора Хасановна, но теперь-то знаю.