Коллекция - Мария Барышева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это же бухта, — изумленно прошептала Кира. — Центр… а в той стороне бульвар и водная станция… Как мы здесь оказались? И почему… все такое… Что это за место?
— Это твой город, — негромко ответил Стас, глядя в сторону лестницы. — Есть обычные тени, но есть и другие… все отбрасывает свою тень — и не только предметы и живые существа, но и явления и события… у всего, как ни странно, есть душа… И эти тени сейчас здесь… вокруг тебя, в этом воздухе таится память нашего мира… его крошечной части, но для нас эта часть огромна… И сегодня эту память можно увидеть. Вот, что еще может делать эта вещь…
— Но ведь каждое событие можно увидеть лишь в положенное ему время… лунное время…
— Только не сейчас. Потому что сегодня луна черна, и никаких правил нет. Идем, — Стас протянул ей руку. — Город ждет нас…
Много позже, когда вновь вернулся привычный ход того, что в этом мире было временем, Кира осознала, что ей никогда не суждено забыть то, что она видела во время этой странной прогулки — ни ее красоты, ни ее откровений, ни ее ужасов… но сейчас время, к которому она привыкла, исчезло, и они бродили по городу среди теней, и казалось, что и сам город бродит вокруг них — каким-то непостижимым образом они могли за один шаг преодолеть и полметра, и огромные пространства, словно город решил лично показать им то, что считает нужным, и оторвав ногу от асфальта на одной улице, Кира ступала на другую улицу, находившуюся от той за много километров. Они, в сопровождении молчаливых стражей, шли по серому, и в то же время яркому городу холмов, бухт и лестниц, по одной из главных площадей, сменившей за свою жизнь семь названий, и по узким крутым грязным улочкам, и все менялось вокруг — то почти неуловимо, то стремительно, и молодели деревья, и таяли последние спешные новостройки, и одна за другой исчезали усыпавшие город заправки, магазинчики, павильоны, пропадали бары и летние зонтики, пропал поблескивающий купол и верхняя часть стен собора в древнем городе, и он вновь превратился в живописные развалины… На площадях и возле здания телецентра толпились митингующие, где-то постреливали, слышался призрачный грохот взрывов, уходил под воду перевернувшийся пассажирский катер, расходились на две стороны военные корабли, и командование свежеотнятого флота только-только обживало свой штаб, лишенный света город тонул в сером мраке и холоде, рассыпались бесчисленные пристройки и массивные вычурные особняки, пропала бесследно, будто и не было ее, уродливая ротонда, возносились к небу давно спиленные деревья и возвращались на место оползающие вместе с домишками склоны, и корабли вновь становились в свои бухты единым флотом, и вырастали из магазинов и сберкасс давно забытые хвосты очередей, и пустели витрины, и все меньше и меньше становилось на улицах юрких „топиков“ и автобусов, а в троллейбусах была давка, и вальс за вальсом кружился в школьных дворах, и снова повязывали пионерские галстуки и выстраивались изнуряющие линейки, ожил стадион, сбросивший с себя шумный рынок, протягивались гигантские раннеутренние очереди за продуктами, пустели балки, и только дачки остались в них, все тоньше и ниже становились деревья в новых районах, и вот уже многоэтажки сияют сквозь серое свежей окраской, и в следующую секунду это уже лишь скелеты возводящихся домов, и вновь целым стоял давно сгоревший парусник-ресторан, и Стас, больно стиснув руку Киры, смотрел на фотографировавшуюся перед ним тогда еще счастливую семью. Все меньше оставалось мемориальных комплексов, исчезали современные здания техникумов и институтов, административных учреждений и домов культуры, и скверы только засаживались деревьями, и некоторые площади только начинали строиться… Город отступал, его лицо менялось все сильнее и сильнее, и все меньше оставалось безликих прямоугольных домов, давно знакомый кинотеатр вдруг превратился в развалины костела, и проходя по двору, где акации были еще совсем молоденькими деревцами, Кира, затаив дыхание, наблюдала, как тает ее собственный дом, а спустя секунду смотрела, как тонет в бухте взорвавшийся линкор. Не ходили больше катера, и не было привычных троллейбусных линий, и всюду сновали смешные горбатые автобусы и старые машины, вновь помолодевшие, но и тех становилось все меньше, и вскоре город ощерился развалинами, черными от копоти, и среди завалов потерянно бродили люди, и с наступлением комендантского часа хлопали выстрелы, по одной из разрушенных главных улиц неторопливо полз танк с развевающимся знаменем на башне, перемалывая гусеницами битый камень, и все вокруг было вздыблено взрывами и опутано колючей проволокой… А потом они шли сквозь ад, и даже бесцветным он был страшен, и даже далекие звуки заставляли Киру зажмуриваться от ужаса, но Стас толкал ее, заставляя открыть глаза, и она смотрела на город, взятый в кольцо, город, на который обрушивался шквал огня, город, который тонул в гигантском пламени и дыму, смотрела, как обрубает концы и отходит последний корабль, и вслед ему несутся проклятия остающихся, смотрела, как отчаянно дерутся защитники города, брошенные на произвол судьбы, и застывала посередине заваленного тысячами раненых аэродрома, с которого взлетал последний транспортный „дуглас“, и на котором бегущие сцеплялись в рукопашной за каждый самолет, слышала вопли и стоны людей, гибнущих в обрушившемся при взрыве боеприпасов штольневом госпитале, отворачивалась, не выдержав, от бойцов на скалах, которых тени немцев забрасывали гранатами, и от подлодки, команда которой, в ожидании последней шлюпки, колотила баграми цеплявшихся за борта раненых, пытавшихся спастись… Но Стас зло дергал ее за руку и заставлял поворачиваться, шипя:
— Нет, ты смотри на них, смотри!.. Их бросили, а в честь тех, кто бросил, потом называли улицы! Смотри, потому что это было!.. Ты говорила, что хочешь все узнать, так смотри!..
И она смотрела на небо, черное от немецких самолетов, и на людей, сходящих с ума от бесконечных бомбежек — и снова огонь и призрачный грохот без конца и без края, и орудия, бьющие по городу со всех сторон, и зенитная артиллерия, глубокой ночью отражающая первый немецкий авиационный налет… и, не выдержав, опять зажмурилась и уже не открывала глаз, пока звуки взрывов вдруг не стихли. Раздался тихий призрачный звон. Кира осторожно открыла глаза и увидела, как мимо неторопливо едет трамвай. Она никогда не знала, что в городе раньше ходили трамваи.
— Идем, — Стас потянул ее за руку. — У нас мало времени.
— Времени?.. — прошептала она, двигаясь места. А вокруг был город, которого она не знала совершенно — красивейшие дома, смотревшие на море, величественные дворцы, изменившиеся бульвары, и непривычно, как в старых фильмах, были одеты проходившие мимо люди, и некоторых из них она даже узнавала, и Кире становилось жутко, потому что всего несколько минут назад она видела, как они умирали. Она шла, и странно — с ходом времени назад город словно все больше расцветал, и уже асфальт сменила брусчатка, и возвращались на свои постаменты снесенные памятники, и усыпальница адмиралов в соборе снова была нетронута, и уже целой стояла католическая церковь, а в здании, где во времена Кириной жизни был спортзал, теперь расположилась караимская молельня, и вновь вырастали гигантские очереди, и отовсюду выглядывал послевоенный голод, и в город входили союзные войска, но вот уже затопляли улицы германские интервенты, и бушующее море выбрасывало на скалы огромный дредноут, а спустя несколько минут другой исчезал в пламени взрыва, и все длиннее становились юбки у проходивших мимо женщин, и появились конные экипажи, и с бульваров летели призрачные звуки „Прекрасного голубого Дуная“, и небо над городом рассекали похожие на игрушки хрупкие аэропланы, и напротив одного из бульваров стоял на якоре восставший крейсер, и только-только заканчивалось строительство Покровского собора, и там, где была танцплощадка, теперь шумел огромный рынок, и уже исчез памятник-колонна, возносившийся, казалось, прямо из моря, а на его месте появился ресторан, и на улицах прорастала высокая трава, в деревянном театре с островерхими башенками давали представление, исчезли прогулочные катерки с тентами, и в бухтах уже стояли парусные корабли, вокруг которых шныряли ялики, и по дорогам стучали копытами конные упряжки, и давно уже не встречал рассветы и туманы старый колокол на берегу в древнем городе, а к небу величественно поднимался сверкающий купол еще не знавшего бомб Владимирского собора.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});