Бегущий по лезвию бритвы - Филип Дик

— Пора мне возвращаться в свою нору. Вы не возражаете?

— Конечно нет! Идите, осваивайтесь. Но прежде позвольте мне дать вам один совет в отношении той девицы. Доберман первым из колонистов и женился, и развелся здесь, на Марсе. В соответствии с законом Добермана в этом богом забытом месте эмоциональная привязанность и интимные отношений являются вещами взаимоисключающими. Я думаю, роман ваш закончится уже через две недели. И не потому, что вы заболеете, — нет, просто так уж устроена жизнь на Марсе. Вечное движение. ООН такое положение вещей устраивает. Чем больше детей, тем больше колонистов. Вы меня понимаете?

— В таком случае ООН может воспрепятствовать нашим отношениям, ибо они основаны на чем-то совершенно ином.

— Не тешьте себя иллюзиями, Майерсон, вы уже не мальчик. Я наблюдаю за этой планетой день и ночь уже много лет подряд. Я ни к чему вас не призываю — я просто констатирую факт. Откровенно говоря, вы мне нравитесь. Именно поэтому я вас предостерегаю.

— Спасибо, — буркнул Барни и зашагал к своему отсеку, освещая путь фонариком. Радиомаяк, висевший у Барни на шее, тут же ожил. Сигналы удивительно напоминали квакание лягушки. Лягушки, предвкушавшей возвращение в родное болото.

«Хорошо, я сожру отраву! И подам на этих ублюдков в суд. Пусть Лео не сомневается. Не хочу оставаться у него в долгу. Однако на Землю не полечу. Если не выживу здесь, я не смогу жить нигде. С ней — с Энн Готорн. Эта убогая дыра станет для меня землей обетованной.

Завтра утром начну расчистку моего первого огорода. Завтра утром я начну новую жизнь».

Глава 10

Тод Моррис и Норм Шайн полдня провели с Барни Майерсоном. Они учили его управлять бульдозерами, экскаваторами и грейдерами. Вся эта техника, естественно, находилась в весьма плачевном состоянии. Машины кое-как двигались, однако частенько приходилось брать отвертку и гаечный ключ. Машинами никто не пользовался вот уже несколько лет, и, само собой, механизмы разладились.

К полудню Барни устал. Он уселся в тени гигантского, рыжего от ржавчины трактора и съел холодный завтрак, запивая его тепловатым чаем из термоса: его любезно одолжила Фрэн Шайн.

Соседи разбрелись по своим норам и занимались всякой чепухой. Впрочем, Барни это мало интересовало.

Со всех сторон его окружали заброшенные, поросшие сорняком огороды. Когда-то хозяева отдавали им все свои силы, но потом… Скорее всего, с каждым прибывавшим сюда колонистом происходило примерно одно и то же: сначала — отчаянные попытки как-то утвердить себя в этой новой жизни, затем — уныние, чувство собственного бессилия и пустота… Но неужели все действительно так безнадежно? Нет! Этого просто не может быть!

«Все определяется тем, как ты к этому относишься, — размышлял Барни. — Ребята из компании „Пэт-Комплект“ указали несчастным изгоям простой выход. Вернее, иллюзию выхода. Мы продавали — они покупали. И каждый жил в своей иллюзии. И вот в мир пришел Палмер Элдрич. Пришел, чтобы открыть адские врата. Не кто-нибудь, но именно торгаши грезами — и я в том числе — проложили ему путь. Сможем ли мы когда-нибудь искупить свою вину пред миром?»

От тягостных мыслей Барни отвлекла Элен Моррис.

— Как ваши успехи? — Она улыбнулась, присела рядом и стала перелистывать толстенный каталог с эмблемой ООН на обложке, — Здесь приведен список всех семян, которые поставляются бесплатно. Все культуры, включая, кстати, и обычную репу, способны расти на здешних почвах. — Элен захихикала. — В этих местах обитает множество грызунов, вроде земных мышей. Они выходят на поверхность в ночное время и сжирают все подчистую. Вам придется поставить на участке несколько ловушек-самоходок.

— Обязательно!

— Вы не представляете себе, какое это зрелище! Ловушка носится за мышкой! Бегают они быстро! И мышки, и ловушки. Еще интереснее наблюдать за происходящим, сделав ставки. Я обычно ставлю на ловушку. Знали бы вы, как я их обожаю!

— Наверное, это забавно.

«К ловушкам следует относиться уважительно, — подумал он. — К ловушкам и к безвыходным ситуациям».

— Помимо прочего, ООН бесплатно выделит вам двух роботов. Вы вправе распоряжаться ими в течение шести месяцев. Вам следует сразу же спланировать их деятельность. Лучше всего бросить на рытье оросительных каналов. Те, что проложены прежде, давно уже занесло песком. Порой длина каналов достигает двухсот миль, но здесь, как вы, наверное, понимаете, все определяется фантазией фермера. Можно откупить…

— Я ничего не собираюсь откупать.

— Вы меня даже не дослушали до конца. Я предлагаю вам не какую-то там грандиозную сделку — нет! Просто вы можете откупить у владельцев их ирригационную систему и довести ее до ума. Им-то она все равно ни к чему! Да, Барни, я вот о чем хотела вас спросить… Вы действительно хотите перевезти к себе эту девицу из Флэкс Бэк-Сплит?

Барни ничего не ответил. Задрав голову вверх, он разглядывал кружащий по черным, сверкающим звездам, полуденным марсианским небесам корабль. Неужели это продавец Чу-Зи? Если так, то в скором времени ему, Барни Майерсону, придется отравить себя. Чтобы гигантская корпорация, к которой он с недавнего времени не имел никакого отношения, росла и процветала.

Его вдруг поразила собственная готовность принести себя в жертву неизвестно чему.

Элен Моррис подняла взгляд и тут же воскликнула:

— К нам гости! Корабль явно не правительственный! Пойду вниз — позову наших!

Барни сунул руку в левый карман комбинезона и нащупал в нем крошечную ампулу. «Неужели я действительно это сделаю?» — промелькнуло в сознании. Все естество, вся его человеческая сущность протестовали против безумного шага. В горнило страдания его толкало отнюдь не отчаяние, но нечто иное — что именно, он не понимал.

Корабль сел шагах в тридцати от жилого модуля. «Если я приму токсин, — подумал вдруг Барни, — она не станет пробовать Чу-Зи». Он улыбнулся. Вот истинная причина. Вот откуда он черпал уверенность.

Из корабля вышел Палмер Элдрич.

Не узнать его просто невозможно. После аварии звездолета на Плутоне газеты буквально пестрели фотографиями Элдрича. Разумеется, фотографиям этим было не меньше десяти лет, однако за прошедшие годы Палмер Элдрич практически не изменился: седой худощавый человек, ростом за шесть футов. Легкая, едва ли не юношеская походка. И наконец, лицо… Лицо настолько изможденное, что казалось, обладатель его ел поедом самого себя. Вызывали удивление огромные стальные зубы, вставленные ему перед путешествием на Проксиму чешскими дантистами. Жуткие клыки, намертво приваренные к челюстям, — с ними он сойдет в могилу.