Вальс под дождём - Ирина Анатольевна Богданова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
В окрестностях города Днепропетровска идёт неутихающая партизанская война против фашистских захватчиков. Здесь оперируют сильные и подвижные партизанские отряды. Отряд под командованием тов. М. неутомимо преследует и истребляет мелкие подразделения противника. Вот краткий обзор действий бойцов отряда только за три дня. Бдительные разведчики донесли, что в районе села Л. должна пройти группа немецких солдат численностью в два взвода. Начальник разведки повёл партизан кратчайшим путём навстречу фашистам. Партизаны замаскировались и приготовились к бою. Подпустив немцев на дистанцию в 15–20 метров, партизаны забросали фашистов гранатами. Только очень немногим немцам удалось бежать. На другой день разведчики перерезали в 30 местах провода телеграфной линии, которую немцы лишь накануне восстановили. На обратном пути в свой лагерь партизаны задержали и уничтожили одного связиста, мотоциклиста и немецкого чиновника.
Небольшая группа партизан во главе с тов. Ч. проникла в Днепропетровск. Под покровом темноты они подошли к зданию общежития металлургического института, в котором разместилась немецкая воинская часть, и бросили в окна несколько связок гранат. Убиты и ранены десятки фашистских солдат.
* * *
— Ау, москвичка, держи! Антоновка от Антона!
Я воткнула лопату в снег, засунула за пояс варежки и поймала холодное зелёное яблоко, чуть подмороженное с одного бока. Время подкатывало к полудню, и уже хотелось есть, пить, да и просто разогнуть спину и вытянуться во весь рост.
Антон запрокинул голову и засмеялся, жмуря глаза от бьющего в лицо солнца. Погода нынче стояла прозрачная, ясная, с хрустящим настом под подошвами валенок и ядрёным морозцем под двадцать градусов. Ближе к кромке леса искристое серебро снега вбирало в себя голубизну теней, посреди которой белоснежными невестами стояли в сугробах деревья.
Неподалёку от меня, у пригорка, пламенел ягодами куст шиповника. Красные плоды на белом фоне выглядели рассыпанными алыми бусами сказочной царевны. Идиллию природы разрушали паровозные гудки и эшелоны, эшелоны, эшелоны, что, стуча колёсами, летели то к линии фронта, то в глубокий тыл.
Разогнув спину, я впилась зубами в яблочную мякоть с кисло-сладким вкусом ранней зимы. От ветра сразу же замёрзли пальцы, и я дохнула на них паром изо рта.
Полине тоже досталось яблоко, она засунула его за пазуху полушубка и сурово насупилась.
— Некогда перекурничать, работать надо, а не яблоками баловаться.
Но я знала, что Поля сердится понарошку, потому что Антон ей нравится. Мне тоже нравился этот весёлый парень с копной непослушных пшеничных волос и ехидными зелёными глазами. Однажды, когда он, пряча от ветра, поднял мне воротник телогрейки, я перехватила ревнивый взгляд Поли и с тех пор держалась от него подальше. Ссоры с подругами из-за парней никогда не входили в мои планы, а уж с Полиной — моей спасительницей — и подавно.
Кроме нас лопатами орудовали ещё восемь человек, вздымая вверх фонтаны снежных хлопьев. Мы, комсомольская бригада железнодорожных рабочих, как обычно, работали на расчистке и проверке рельсового пути. Зима выдалась на редкость снежная, и несмотря на то, что поезда шли непрерывно, работы хватало по самую макушку. Особенно трудно приходилось нам, когда шёл мокрый снег, мгновенно налипающий на рельсы и стрелки. Кроме того, приходилось быть бдительными из-за всевозможных диверсий. Правда, пока в наших краях о случаях подрыва путей не слышали, но война есть война.
— Улька, отстаёшь! Будешь прохлаждаться — норму не выполним, — подогнала Поля, и я снова взялась за лопату. Оказывается, война — не только подвиги и бои, но и бесконечное копание: сначала я рыла траншеи и щели для укрытий от налётов в Москве, а теперь разгребаю снег тяжёлой совковой лопатой с неошкуренной рукояткой и думаю, что заработала звание заслуженной землеройки.
А ещё я научилась плести лапти! Самые настоящие, лёгкие и прочные лапти из ивовой коры. Вскоре после того, как я поселилась у Полины, баба Лиза поманила к своей бездонной корзине, бросила мне на колени пучок лычки и без возражений пригвоздила к месту:
— Будешь плести, пока не научишься. Грамота грамотой, а ремесло в руках понадёжнее институтов будет. Никогда без куска хлеба не останешься.
Сама баба Лиза плела лапти вслепую, думая о чём-то своём, давно минувшем, лишь руки невесомо порхали над коленями да пощёлкивал специальный инструмент кочедык — то ли крючок, то ли шило. Когда очередная пара лаптей с тихим шорохом падала в корзину, на бабы-Лизиных губах проскальзывала лёгкая улыбка удовлетворения. Я заметила, что во время плетения корявые руки бабы Лизы становились легкокрылыми лебедями, творя настоящее волшебство преображения коры в ладные лапоточки, ничуть не хуже хрустальных башмачков Золушки.
— За месяц бабуля наплетает гумённую корзину, — сказала Поля, когда я в первый вечер непонимающе уставилась на золотистые ремешки из коры и заполненную наполовину корзинищу с лаптями. — Летом к нам за лаптями все соседние деревни приходят, потому что баба Лиза делает основательно и берёт недорого — кто сколько даст. Иной раз и за так дарит, если чувствует, что у людей расплатиться нечем.
Я знала, что в деревнях до сих пор ходят в лаптях, потому что несколько раз видела в Москве, как с дальних поездов сходят лапотные пассажиры с котомками за плечами. Скоро столица переобует их и переоденет, но пока они, озираясь, ступали на мостовую, которая запоминала их несмелые шаги по Москве.
Первые лапти у меня получились столь криво и косо, что я от огорчения едва не расплакалась:
— Я не смогу! Не умею!
— И сможешь, и сумеешь. — Голос бабы Лизы напоминал скрежет ножа по наждачному кругу. Жёсткими пальцами она перекинула внахлёст несколько лычек и показала, как правильно выводить носок. — Уяснила?
Я надулась, но кивнула:
— Вроде да.
Вторые лапти у меня получились чуть получше, а на третьих я поняла, что мне нравится плести. От рук исходил горьковатый запах ивового лыка, и вместе с ним из души пропадали тоска и безысходность, уступая место пусть шаткому, но спокойствию. Конечно, до мастерства бабы Лизы мне было так далеко, как пешком до Северного полюса, но в свободное время я частенько подсаживалась к свету, брала в руки лычки и с головой уходила в русскую старину Берендеева царства, где я была Снегурочкой, а Лелем, конечно, комсорг школы Серёжа Луговой с голубыми и колкими глазами-льдинками.
— Улька! Ульяна! Под колёса хочешь угодить?! — толкнула меня под бок бригадирша Оля.
Я так задумалась,
