Любовь, смерть и роботы. Часть 1 - Тим Миллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Веди, маленький солдатик. Веди дальше…
* * *
Флинн и археолог помчались по скользким коридорам, которые извивались, поворачивали и уводили их все глубже в лабиринт расположенный под замком. Нитка кабеля, обмотанная липкой лентой, вела их, как дорожка из хлебных крошек, обратно к святилищу оружейной. Без этого преимущества они бы моментально заблудились в мириадах туннелей, которые извивались и перекрещивались под разрушенными башнями и разрушающимися стенами. Неправильный поворот завел бы их в тупик. И тупик имел очень буквальный смысл, когда тебя преследовал безумный и кровожадный монстр.
Флинн снова толкнул археолога в заднюю часть, вытащил рацию и нажал кнопку "Тревога".
— Микки, приготовь все оружие и боеприпасы, что у нас есть. Мы входим чертовски горячо!
— Только не говори мне, что эти богословы набросились на твою задницу? Говоришь, нет ничего хуже, чем самоуверенный яйцеголовый парень! — веселый голос Микки Кокса с треском вырвался из рации и отскочил от камней.
— Не валяй дурака, Микки! Я серьезно! ФУБАР! Придурок, ты мне не веришь?
— Твою мать… принял, — беззаботный тон Микки мгновенно изменился.
Флинн почувствовал, что сбивается с шага, когда археолог, не самый способный из академиков, начал замедляться. Адреналин уходил, и паника начинала овладевать им. Флинн по опыту знал, что у него есть несколько секунд до того, как чертов дурак остановится, и вероятно, зарыдает у него на плече. Он протянул руку и схватил мужчину за рубашку, догнал его и проигнорировал протесты, когда его метод тренировки сменился с рычащего поощрения и угроз на грубое принуждение. — Двигайся! У нас есть еще несколько поворотов, прежде чем мы доберемся до лагеря. Я готов поспорить, что твой кусачий друг там, сзади, не сможет пройти через эту дверь, как только мы ее запрем, верно?
Археолог ахнул, стараясь не отставать от Флинна.
— И как только мы окажемся запертыми и нам некуда будет бежать, что ты тогда предложишь?
— Я не заглядываю сейчас так далеко вперед, парень. Приоритет номер один — держаться подальше от графа Чомпулы, понял?
Он с силой дернул археолога за жилет с множеством карманов, оттаскивая его за другой угол и на несколько шагов приближая к безопасности.
Они были близки.
Они были так чертовски близки…
Флинн и археолог завернули за следующий угол и резко остановились, дико размахивая руками, чтобы не упасть в ожидающие объятия Черного Принца. Он стоял, согнувшись и заполняя коридор, непропорционально длинные руки, словно слепленные из мышц и сухожилий, заканчивающиеся когтями, которые могли бы разорвать плоть и кости, как бумагу. В мерцающем свете блеснули белые зубы. В отличие от тех тупых вампиров из фильмов, у этого злобного ублюдка не было двух чуть более длинных клыков и полного рта идеальной ортодонтии. У него был полный рот ослепительно белых точек, залитых слюной и сочащихся токсинами. Он открыл пасть и зашипел, как разъяренный кот. Глаза, наполненные безумием, ненавистью и неистовым голодом, превосходящими все, что Флинн видел во время своих гуманитарных миссий в Судан, были прикованы к двум спотыкающимся, шатающимся мужчинам.
— Черт! Назад! Назад! Назад!
Флинн оттолкнул археолога назад, пытаясь развернуть его. Академик, непривычный к какой-либо физической активности, более напряженной, чем поиск книги на верхней полке, потерял равновесие и рухнул на землю прямо в ноги Флинна. Флинн опрокинулся навзничь, и археолог и телохранитель запутались в месиве размахивающих рук и ног.
Флинн высвободился и откатился назад, вскочил и одним плавным движением выхватил "Глок". Он знал, что это не остановит смеющееся, измазанное кровью чудовище, но, по крайней мере, это может снова немного замедлить ублюдка.
Археолог превратился в эмбрион и лежал, свернувшись калачиком на полу, хныча, как ребенок у которого разболелся живот.
Пошел он к черту. Сосредоточься на цели. Глаза Флинна сузились, и он нажал на спусковой крючок. Раздались два выстрела, и монстр коротко дернулся. Затем на третьем нажатии Глок, обычно отличающийся надежностью, не сделал ничего, кроме издевательского щелчка.
— Черт! — память дала ему пощечину. Ранее он разрядил большую часть обоймы в ублюдка в коридоре. — Черт, черт, черт!
Большинство людей возмутились бы тем фактом, что обойма была пуста, и нажимали на спусковой крючок снова и снова, как будто это действие волшебным образом перенесло бы какой-нибудь запасной боеприпас с неба в оружие. Флинн провел шесть лет в спецназе. Он был в тылу врага больше времени, чем сам враг. Так что он знал лучше. Обойма была пуста; не вздумай отрицать чертовски очевидное, просто перезаряди, взводи и стреляй. Флинн выбросил пустую обойму и пошарил в кармане жилета в поисках новой, не обращая внимания на старый магазин, который со стуком ударился о камни. Обычно он мог перезарядить оружие и снова начать стрелять за долю секунды. Поставь его против кучки воющих афганцев, вооруженных клакерами, плохой личной гигиеной и злыми намерениями, и это была бы прогулка в парке. Но это? Это хохочущее, кудахчущее чудовище? Это привело его в замешательство.
Поэтому он сделал немыслимое.
Он выронил чертову обойму.
Время продемонстрировало всю концепцию "текучести" в великолепном техническом цвете и замедлилось до ползания. Человек и монстр наблюдали, как обойма падает, словно в замедленной съемке, мимолетные, мелькающие отблески патронов с наконечниками пуль, подчеркнутые матовой чернотой обоймы. Обойма ударилась концом о пол, отскочила и развернулась в воздухе на триста шестьдесят градусов, один патрон выскочил из нее и полетел под прямым углом влево. Затем обойма и одинокий патрон с грохотом упали на камень, патрон один раз подпрыгнул и, наконец, остановился. Заблудившийся магазин откатился в темноту, затерявшись в тенях.
Флинн оторвал взгляд от этого зрелища и снова сосредоточился на ухмыляющемся лице монстра. Он знал, не так ли? Вкрадчивый, ухмыляющийся ублюдок! Он просто чертовски хорошо знал, что это была последняя запасная обойма Флинна. Он, блядь, знал.
Флинн был полон решимости пасть в бою. Он засунул "Глок-17" обратно за пояс и вытащил свой надежный "Блэкхок" из раскрывающейся ножной кобуры, которую он любил называть домом. Ни один уважающий себя
