Кровь леса - Артем Лунин

И начинается ад.

Выстрелы, крики. Пленник оказывается не таким уж безоружным, и главный нелюдь падает на нее, оглушенный. Она не успевает увернуться, тяжелое тело придавило руку и ногу. Отчаянно извиваясь, Нанджи выбирается из-под тяжести, катится в папоротники, пока нелюди рубятся между собой.

То есть один Пленник сражается против всех. Оружие мелькает, свистит, извивается, как живое…

Грохот, волна жара. Тупой толчок в левое плечо, Нанджи падает. Видит, что пониже плеча ее плащ истекает зеленой кровью. Не понимая еще, что произошло, Нанджи прикасается…

И мир затопляет алой болью.

Одежда пережимает рану. Нанджи моргает, полуослепленная вспышкой, болью, оглушенная своим же криком, но успевает заметить:

Сзади!..

Не крик, мысль… Но нелюдь слышит, как она услышала его спокойное и снисходительное:

Знаю.

Почему они друг друга слышат? И почему он так спокоен?

Пленник оборачивается, вскидывая свое живое копье, отражая страшный удар, который должен был рассечь его пополам. Нелюди рубятся, тот, который выглядит более здоровым, теснит противника, бунтарь как будто спотыкается и падает. Клинок летит над ним и вонзается в ствол дерева, Нанджи чувствует боль дерева, боль поверженного, и понимает, что сейчас бунтаря убьют.

И Зеленое Слово само срывается с ее губ.

Ох и прописала бы ей наставница за такое исполнение чар! Структура косая, баланс ни к мрэку, потоки силы вообще дерганые какие-то. Но дерево, словно только и ждало команды проснуться, повинуется мгновенно, зажимает оружие. Дереву больно, но оно держит, держит изо всех сил…

А Пленник, оказывается, снова не нуждался в ее помощи. Взмах косого клинка – и срезанные руки противника мягко виснут на оружии. Это выглядит нереально страшно…

Страшно до какой степени?

От Пленника приходит образ-пояснение. Нанджи видит большой черный камень странной формы со стеклянистой выпуклостью спереди. На выпуклости пляшут картинки – нелюди дерутся, нелепо размахивая полосами света, голубого и алого, искры, молнии…

По-киношному жутко.

Пленник хладнокровно добивает противника и бросается в сторону. При этом на мгновение их взгляды встречаются… он в маске-шлеме, но Нанджи все-таки знает, что это так. Чужак кажется отчего-то смутно знакомым…

Шквал огня. Сухой жар вспышек чужого оружия жестко бьет по глазам.

Нелюди, которые не решались стрелять, опасаясь задеть своего поединщика, наконец пускают в ход свое швыряющее огонь оружие. Нанджи едва сдерживает крик ужаса, когда сгусток пламени задевает Пленника. Но тот бежит и мгновенно исчезает из виду.

Вспышка, волна жара палит лицо, вздымает волосы. Кто-то стреляет в ее сторону, огонь прожигает в листве трубу. Нанджи падает, на корточках бежит прочь, потом пытается встать…

Две стрелки находят ее плечо. Яд пенится по жилам – такой знакомый отчего-то!.. – и заклятие очищения застывает на губах, чуть-чуть, и она бы успела. Но голова идет кругом, запах огня, крови и ломаных веток… никого нет рядом, это хорошо…

Она все-таки поднимается, делает несколько шагов и бессильно падает в зарослях. Живой плащ, успевший вывести из себя яд и кое-как затянуть повреждения, снова готов к работе, но Нанджи не успевает приказать. Меркнувшим сознанием замечает, что одеяние растягивается, маскируя ее тело, и в пальцы виновато тычется живая лоза, нашедшая хозяйку. Лоза чувствует яд в ее жилах и приникает к ранам…

Очнувшись, она сумела не подать виду, что в сознании. Живой плащ нападает… без толку, она открывает глаза и видит нелюдя. Он наклоняется…

Пора!..

Движение атакующей лозы невозможно заметить, лишь почувствовать. Предельное усилие, после которого оружие-ветвь непременно умрет, но умрет и враг…

Четыре зазубренных листа врезаются в броню нелюдя, и тут Нанджи узнает его. Пленник!..

Она чувствует какую-то иррациональную досаду и даже вину. Лоза, с трудом прорезавшая броню, отчего-то дергается и обмякает. Жизни Пленнику осталось на пару вздохов…

Он смотрит ей в глаза удивленно и немного обиженно. Словно она сделала что-то очень неправильное, предала его. Глаза у него серые, но это не кажется ей отвратительным, они красивы. Капелька пота бежит по щеке и застревает в щетине.

Нанджи пытается вскочить, но удар швыряет ее на землю.

Когда она приходит в себя, ее шею обвивает жесткое, прижимая к земле. Нанджи дергается, и острая кромка царапает горло, душит, в глазах плывут черные круги. Голова наполняется звоном, вязким и пронзительным.

Нанджи затихает, притворяясь потерявшей сознание, из-под полуопущенных ресниц наблюдает за нелюдем.

Тот не смотрит на нее, стоит, тяжко опираясь о ствол дерева, Нанджи вдруг кажется, что он уже умер.

Метатель огня неподвижно смотрит в пространство между кустами и коряжником.

А вокруг его тела обмотана лоза. Погибла, конечно… сначала выпила из хозяйки яд, потом надорвалась, мгновенно ударив и вспоров броню чужака, а сейчас еще и отравилась его кровью, кровью сильного мага.

Но лоза чуть шевелит необвисшими листьями, она еще жива!.. Надо попытаться…

Нанджи потихоньку тянется, и лоза отзывается ей. Девушка начинает потихоньку возвращать себе контроль над оружием. Лоза чуть шевельнулась, чужак болезненно вздрогнул. Листья ворохнулись в ране, сейчас взрежут ему живот, лоза сожмется и раздавит броню, расплющит внутренности врага… последнее усилие, ну!..

Лоза обмякает снова. Сил ей хватает – но она почему-то не собирается выполнять приказ хозяйки.

Тогда Нанджи кричит Зеленое Слово.

На этот раз созданное очень правильно, и дерево отзывается, вздрагивает, разбуженное древней силой, протягивает руки-ветви. Нелюдь отшатывается удивленно и слегка бьет по зелени ладонью, словно шлепает расшалившегося ребенка, направляя от перегородки детского сада.

Ударила боль, тошнота. Заклинание «скомкалось». Нелюдь смотрит на нее, улыбается серо.

И повторяет Зеленое Слово.

Не совсем верно, даже совсем неверно, однако по зелени, в которой лежит Нанджи, вдруг проходит волна. Трава растет, раздирая почву, прорастая сквозь одежду, пеленает ее тело с ног до головы. Нанджи кричит в ужасе, но крик глушится жгутом травы, закрывшей ей рот. Чем больше она бьется, тем глубже утопает во мху.

Нелюдь говорит – не на языке настоящих людей, и, кажется, не на обычном их квакающем наречии.

И она его понимает.

Слушай внимательно. Не совершай резких бессмысленных движений. Скоро нас попытаются убить. Тебя за Дыхание Дэва, а меня за то, что защищал тебя…

И Нанджи не стала совершать резких бессмысленных движений. Она лежит и смотрит, как букашка ползет по стебельку травы. Пытается понять.

Он защищает.

Сейчас его убьют.

Может быть, другие не заметят ее, утонувшую в зелени? Уйдут, а через какое-то время Зеленое Слово, которое неизвестно как смог обратить на нее этот беглец, развеется, и травы отпустят ее.

И она останется жива…

А он умрет.

Стежки крови на его броне, сиплое, с присвистом, дыхание. Запах крови, пота и копоти. В мыслях его предсмертный покой, терпеливое ожидание последнего боя.

Близкая вспышка опаляет лицо. Срезанные ветки падают с шелестом, кружатся хлопья пепла, пахнет огнем и свежестью, что остается после грозы. Пленник роняет метатель огня и берется за меч.

А потом происходит нечто.

Нелюдь бежит на стреляющего, уворачиваясь от огня, двигается легко и стремительно, как будто и не было невероятного боя, словно и не получал он почти смертельную рану.

Прыжок и бросок. Живой меч, превратившийся в метательное копье, летит в главного нелюдя, и тут же клуб огня бьет… нет, вскользь задевает Пленника.

Падают они одновременно.

Трава отпускает Нанджи, и она долго лежит, всхлипывая в ужасе. Никто не подходит к ней, ничем не тычет в плащ. Чутье говорит, что поблизости нет никакого движения…

Не скоро она осмеливается приподнять голову, оглянуться – никого… Первым ее побуждением было вскочить и бежать, но вместо этого она зачем-то ползет на четвереньках к Пленнику.

Сначала ей кажется, что ее защитник мертв, как мертвы его доспехи, мертва ее лоза. Броня на руках и груди потрескалась, маска пошла волдырями. Пластина, закрывающая глаза, помутнела. Через нижний проем маски девушка видит страшно обожженную кожу.

Но грудь его едва заметно вздымается.

Нанджи подцепляет маску кончиками пальцев и обжигается, отдергивает руку. Все же поднимает и в ужасе шарахается прочь – морда нелюдя покрыта страшной пупырчатой коркой ожогов.

Однако он дышит. Все еще дышит.

Лес Всесущий, почему он еще жив?!

Веки в пузырьках ожогов, в черных комочках сгоревших ресниц, вдруг вздрагивают, открываются, на девушку смотрят страшные белые глаза.

Нанджи отшатывается. Она готова бежать.

Веки смыкаются.

И лишь милосердия последнего