Осколки любимого сердца - Марина Серова

— Хорошо, Женечка! Вези! Я буду ждать несчастных крошек…

— Тетя Мила, ты не просто будешь их ждать, а встретишь у самого такси и вместе с ними поднимешься к нам в квартиру. Теперь вторая просьба: запри все двери на все замки и ни под каким предлогом не выпускай их никуда! Ни на улицу, ни на площадку, пусть даже в окна не выглядывают! И в квартиру никого не пускай. Тетя Мила, я тебя самым серьезным образом об этом прошу!

— Господи, Женя, во что ты меня опять впутываешь?

— Я тебя очень-очень прошу!

— Ну хорошо-хорошо. Если что, я… я на порог лягу. Не переступят же эти современные дети через пожилого человека, как ты думаешь? — спросила тетушка с явным сомнением в голосе.

— Не преувеличивай. Просто включи им телевизор и компьютер — они сами найдут чем заняться. Ну все, пока! Спасибо! Помни: я на тебя очень надеюсь.

Вернувшись к беседке (подростки по-прежнему сидели рядышком, обнявшись, и о чем-то шептались), я объявила своим подопечным о том, что они едут в гости.

— Вот еще! — сразу вскинулась Аня.

— Не спорь! Поедете оба и останетесь там столько, сколько я сочту нужным. С папой твоим я все улажу, а ты, — обернулась я к Ромке, — позвонишь тете Нине и что-нибудь соврешь. Ничего, один раз можно. Для пользы дела.

— А вы в самом деле никому не скажете про Ромку? — спросила Анюта и взяла мальчика за руку.

— Ни за что. Даже если меня арестуют за ношение холодного оружия. Вместо него.

Втроем мы вышли на обочину большой дороги и остановили первое же проезжавшее мимо такси.

Посадив подростков в машину и отправив их под контроль добрейшей тети Милы, я вернулась обратно к дому с арками. Напоследок Ромка признался мне, что выслеживал депутата с самого утра и точно знает, что из дома он сегодня не выходил. А вот номера квартиры Ромка не знал. Ну что же, придется действовать самостоятельно.

— Послушай, — обратилась я к пробегавшему мимо мальчишке лет десяти, — в какой квартире Кармановы живут, не знаешь?

— Это который депутат? — мальчишка оказался сметливым. — В девяносто первой, на третьем этаже, во-он там. Только туда так просто не попадешь — там консьержка.

— Так. А ты можешь меня провести?

— Я? Могу. Мы прямо под ними живем, в восемьдесят девятой. Только я не буду. Мне родители запрещают водить посторонних.

— Деточка, солнышко, — сказала я медовым голосом, — ну проведи меня туда, пожалуйста, а? Мне очень надо. Хочешь, сто рублей дам?

— Долларов.

— Что, долларов?

— Сто долларов, — деловито сказал пацан. — И это еще дешево. Ну, че думаешь? Думай быстрее. А то дороже станет. Сейчас все дорожает!

Усмехнувшись, я вынула из кошелька зеленую бумажку. Стодолларовая купюра моментально исчезла в руках у нахаленка — как будто он был Амаяком Акопяном и специализировался на фокусах с исчезновением денежных бумажек.

— Следуй за мной, тетя. И если чо — ты моя школьная учительша, поняла? Пришла к моим родителям за поведение меня пробирать. Они к нам домой часто ходят.

У меня не было оснований в этом сомневаться!

Насвистывая, он повернулся ко мне спиной и двинулся к подъезду.

На площадке перед дверью депутата курил, сбрасывая пепел в медную пепельницу на высокой ножке, какой-то огромный, как шкаф, квадратноголовый тип. На охранника он был не слишком похож, по крайней мере, не задал мне ни одного вопроса и только посторонился, когда я потянулась к дверному звонку.

Дверь открыла прислуга.

— Вы к кому? — испуганным голосом спросила девушка с таким же испуганным лицом. На ней было синенькое платьице с кружевным фартучком и наколкой — и то и другое на фоне современной, супермодной обстановки смотрелось исключительно по-дурацки.

— К хозяину.

— А зачем? Откуда?

— Лида! Кто это? — послышалось из ближней комнаты. Высокая стройная женщина, наверное, жена депутата, вышла на порог и рассматривала меня безо всякого интереса.

Ей было лет сорок пять, но понять это можно было бы, только очень-очень приглядевшись: женщина принадлежала к классу тщательно следящих за собой дам. К тому же на ней было надето что-то яркое, шелковое, шуршащее, так что при первой встрече человек даже не знал, к кому именно он обращается — к женщине или ее платью.

— Кто вы? — спросила меня Лида.

— Я из милиции. По поводу вашей пропажи.

— Она из милиции, — передала девушка хозяйке мой ответ. — Говорит, по поводу пропажи какой-то.

— А что у кого пропало? — сухо обронила хозяйка.

— Спрашивают, кто что потерял, — послушно «перевела» мне Лида этот вопрос.

— Гражданин Карманов. У него на днях вскрыли машину и взяли вот это, — я показала краешек торчащего из Аниного рюкзака чехла с кинжалом. — Воришка пойман. Потерпевшему осталось только написать заявление.

Хозяйка дома аристократично зевнула, не раскрывая рта, и, не говоря больше ни слова, удалилась в боковую дверь. «Где я ее видела? Я же определенно где-то ее видела!» — напряженно думала я. Но то ли память, на которую я до сих пор не жаловалась, начала давать сбои, то ли я просто не успела как следует разглядеть эту увядающую красавицу.

Лида смотрела на меня в растерянности: она так и не получила никакой команды.

— Пригласите потерпевшего, гражданина Карманова! — провозгласила я на этот раз ей персонально.

Девушка развернулась и скрылась в глубине квартиры.

Андрей Владиславович Карманов, депутат Государственной думы, член самой крупной думской фракции, бывший партийный функционер, а ныне яростный поборник демократии, вышел ко мне в толстом стеганом халате с влажными после ванной волосами.

Вглядываясь в его действительно очень сытое, заметно обрюзгшее лицо, я невольно отметила про себя сходство Карманова-старшего с сыном — так, как я представляла себе Сашиного насильника по описанию Ромки. Те же близко посаженные глаза, при взгляде в которые вас уже не отпускало ощущение, что они лгут. Тот же узкий лоб с выступающими надбровными дугами. Та же полноватая фигура с отвисшим задом.

Разговаривая, он лениво играл кистями на поясе халата.

— Чем обязан?

— Вот, — я протянула ему нож, который перед этим извлекла из рюкзачка.

Депутат скосил глаза на нож, потом, не торопясь, перевел их на меня.

— Вы — из милиции? — уточнил он.

— Я из милиции. И по приказу вышестоящего начальства специально пришла к вам, чтобы лично вернуть украденную вещь. Возьмите это.

Он равнодушно пожал толстыми плечами.

— Не имею привычки брать в руки то, что мне не принадлежит… А это… ммм… токарное изделие я вижу первый раз в жизни.

— Но позвольте! Вы не можете не видеть, что это не «токарное изделие», а прекрасный охотничий нож, очень хорошая работа — такой стоит огромные деньги. Его украли из вашей машины, зачем отрицать? Мое начальство так хотело сделать вам приятное, меня специально направили вернуть…

— Девушка, дорогая, я не знаю, кто вы и откуда взялись, но «припаять», как принято выражаться в ваших кругах, мне статью о незаконном владении холодным оружием вам не удастся. Я прекрасно вижу, что этот предмет не попадает под определение столового прибора. И поэтому заявляю вторично: я вижу его в первый раз в жизни!

— Но я настаиваю, что…

Карманов-старший подавил зевок.

— Предупреждаю, все ваши старания будут стоить вам, девочка, только нескольких бессонных ночей и изрядно подпорченных нервов. Ничего у вас не получится, моя дорогая.

Я редко теряюсь, но тут растерялась — хотя и всего лишь на одну минуту. Такого поворота событий никак нельзя было ожидать. Напротив, я думала, что депутат обрадуется находке, пригласит меня в дом и между нами завяжется что-то вроде доброжелательной беседы, во время которой я как бы между прочим задам ему парочку интересующих меня вопросов.

Вместо этого Карманов смотрел на меня скучающим взглядом и ждал, когда я уйду.

— Ну что ж… — протянула я как бы в недоумении и, не глядя, сунула нож обратно в сумку. — Значит, дело усложняется. Воришка, которого мы поймали, показал, что взял кинжал из вашей машины, а перед этим, несколько месяцев назад, видел его в руках вашего сына Руслана. Значит, нам придется допросить его… Правда, ваш сын, нам это известно, находится на излечении в какой-то из зарубежных клиник, не скажете ли, в какой именно? Помогать следствию — ваша прямая обязанность, ведь вы же законодатель!

Карманов продолжал молча смотреть на меня. Скука в его глазах сменилась каким-то другим выражением, которое я пока еще не могла определить.

— Не хотите говорить? Досадно. Да, к сожалению, люди не любят отвечать на вопросы правоохранительных органов. Но Руслана допросить мы просто обязаны. Что ж, в конце концов, есть Интерпол…

Я сделала вид, что собираюсь уходить, и даже шагнула назад, готовясь развернуться к выходу.