Княжий человек (СИ) - Билик Дмитрий Александрович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Куда ж я убегу из своего дома, рубежник? — удивилась Марфа. — Но если тебе так станет спокойнее, то давай.
— И меня, кстати, Матвей зовут. Будем знакомы.
— Григорий, к твоим услугам, — встрял бес, радостно улыбаясь.
Вот удивлялся я своему приживале. Как только тот понял, что ситуация изменилась и мы вроде как начали торговаться, сразу сменил гнев на милость. Потому что кикимора какая не есть, а все же женщина. И именно ее Григорию только и не хватало.
Я вот, к примеру, так до конца не понимал, бес с кикиморой могут, как бы это сказать помягче — взаимодействовать? То, что Григорий мог с кем угодно — так это сексуальное отклонение. Вопрос-то в другом.
Слово за слово, но договор мы все-таки заключили. При этом кикимора выказала свою покорность, готовая на любые условия, лишь бы с нее стянули сеть. А когда ту убрали, повела себя согласно договору. Даже больше. Сначала поднялась, затем поклонилась в пояс, а уже после повела нас наверх, на второй этаж.
Бес следовал за ней, беззаботно пытаясь презентовать себя с лучшей стороны. Я же шагал, держа руку на ноже. Не скажу, что Марфа вызывала какие-то опасения. Как раз наоборот. Просто я привык, что теперь живу в мире, где самая неожиданная вещь может попытаться тебя убить. Хотя сейчас, напрямую, кикимора не могла действовать.
Мы дошли до просторной спальни, где царил величайший порядок. Идеально заправленная кровать, книги на полках, расставленные по цветам и размерам, стопкой сложенные тетради на тумбочке.
Однако смутило меня не это. Было в комнате нечто тяжелое, страшное, давящее. Это ощутили все — от молчаливого Митьки, ставшего еще испуганнее, до болтливого Гришки, который тут же заткнулся.
У меня и вовсе закружилась голова и запульсировало в висках. Последний раз такое было в военном музее Второй Мировой, где лежало реальное оружие, висела форма и хранились записи дневников. Не знаю, конечно, может, это я такой впечатлительный. Но у меня тогда так голову сдавило и замутило, что отпустило только на воздухе.
Вот и теперь было нечто похожее. Будто мы стояли на месте, где когда-то очень давно взорвалась небольшая атомная бомба. Фон ушел, выросли деревья, а вот ощущения чего-то ужасного остались.
— Она здесь умерла, — сказала кикимора. — Умирала долго, с хистом, от того сильно мучилась.
— Неужели не могла никому отдать? — задал я простой вопрос.
— К ней приходили, — кивнула Марфа. — От воеводы, от семей. Но рубежник имеет право не отдавать хист против воли. Хозяйка считала, что ее промысел очень важный, семейный. И должен остаться в роду. Но ее племянница решила по-другому.
У меня было несколько вопросов. Что за хист такой, почему племянница отказалась? Или как умирают рубежники, который не отдали промысел? Однако было понятно, что это тот максимум, которым способна поделиться кикимора. И на этом, как говорится, спасибо.
Марфа вытащила несколько книг на верхней полке. И моему вниманию предстало небольшое углубление в стене. Эдакий своеобразный тайничок. А что, разумно. Едва ли случайный гость начнет копаться в книгах.
Я на всякий пожарный прощупал все хистом. Может, там какая-то печать и это ловушка? Но нет, видимо, все защитные заклинания закончились вместе со смертью Лады. Оно и понятно, рубежница была ивашкой, вроде как даже слабее меня. Интересно, что покойница могла предложить для того, чтобы я принял ее подопечную?
Первым делом я понял важное — Матвей Зорин делает в жизни что-то не так. Потому что на полке оказались аккуратно сложенные стопки серебряных монет. Я ощутил себя почти как Гарри Поттер, перед которым открыли его личный сейф. Что забавно, хватило одного взгляда, чтобы определить, сколько тут. Шестьдесят восемь монет.
Не сказать, чтобы целое состояние. Хватит всего лишь на три-четыре дня бурной попойки всей воеводской рати. Но для скромной жизни ивашки, который ни на что не претендует — достаточно.
Еще я нашел небольшую табличку, которую видел в руках первого в жизни встреченного кощея. Ага, это чат для ретроградных рубежников, который не хотят идти в ногу со временем. Если уж даже князь набрал себе айтишников. С другой стороны, почему нет? Вещь нужная, в хозяйстве может пригодиться. Надо лишь понять, как пользоваться.
Дальше шло кольцо. Я взял его, подкинул несколько раз на ладони. Легкое, сверкающее. А еще чувствовалось какое-то спокойствие и уверенность. Я даже сразу понял, что это за кольцо — защитное. Артефакт, который способен принять на себя определенную часть удара. Любопытно, очень любопытно.
Но что меня заинтересовало еще больше — очки в тонкой железной оправе с толстенными линзами. Едва я дотронулся до них, как ощутил не просто силу — мощь. Этого предмета не могло быть у ивашки. Не того полета рубежница.
А еще — я не знал, какая сила заключена в очках. На что она направлены. Вот забавно, с кольцом сразу понял. Будто наитие какое-то. Тут же оставалось только гадать. Интересно, а кто сможет определить, что это за артефакт? Вэтте? Так они вроде торговцы.
— Что скажешь, Матвей? По душе ли тебе вещи пришлись?
— Вещицы хорошие, — обернулся я к кикиморе. — А тебе не коробит, что они раньше хозяйке принадлежали, а теперь я буду использовать?
— На то они и вещи, — пожала сутулыми плечами Марфа. — Не в них память о человеке. Да и кое-что прежде другим принадлежало.
Внутреннее чувство мне подсказывало, что нечисть сейчас точно говорит об очках. Блин, вот не будь там даже денег и всего остального, а только окуляры, то я бы все равно попался на крючок. Тянуло меня ко всему неизведанному. Может, потому и судьба мне встречу со Спешницей подсунула? Что называется, даже случайности в нашей жизни не случайны, а скорее закономерны. Что ты несешь в мир, тем он и отплачивает.
— Давай договоримся на берегу, Марфа. Мне вообще кикимора не нужна. У меня полный комплект по нечисти. Порой мне кажется, что даже перекомплект.
Я выразительно посмотрел на Гришу, а он не менее выразительно перевел взгляд на Митю. Мда, с беса как с гуся вода.
— Поэтому, я тебя беру на время, грубо говоря, на передержку. Как только смогу другого хозяина найти, так сразу и поступлю. Пойдет?
Кикимора задумалась, однако после долгих колебаний все же кивнула.
— Идет. Только поручкаться надо, Матвей. Пока человек мне не приглянется, служить ему я не пойду.
— Хорошо, но и у меня условие. После трех отказов уже мне решать, куда тебя пристраивать. А то так всю жизнь будешь выбирать.
Все же хоть чему-то история с риелторами меня да научила. А то действительно, Марфа это здесь такая покорная и на все согласная. А как до дела дойдет, может норов показать. Я этих женщин знаю, в газетах про них читал.
— Только и он сам захотеть должен, чтобы взять меня — не сдавалась кикимора.
После непродолжительного заключения нового договора, который включал не особо важные поправки, мы все же пришли к устраивающему всех соглашению. Таким образом, кикимора оставалась проживать у меня до момента, пока я не найду ей нового хозяина. Я же не буду ее бить и склонять к противным ее натуре действиям.
По поводу последнего я думал всякое пошлое — все-таки сожительство с бесом дало свои плоды. Оказалось все гораздо прозаичнее. Кикимора не стряпала, не стирала, не убиралась по дому. А вот все, где надо было шить и прясть — это только в путь.
Лично я считал, что и последним ее озадачивать не буду. Что-то подсказывало, что еще хуже все выйдет. Покушать уж и сами приготовим. У меня вон и бес намострячился стряпать, хотя тоже поначалу выкобенивался.
В итоге, мы все-таки ударили по рукам. Из неприятного, меня чуть поцарапали длинные потрескавшиеся ногти. Вот постричь их я точно заставлю.
Как только мы добрались до двери, вышла небольшая заминка. Мы все покинули дом, а кикимора осталась внутри, жалобно позвав меня.
— Матвей…
Вместо меня по лбу хлопнул бес. И сразу объяснил.
— Если ее сюда рубежница привела, то кикимора, получается, к дому привязана. Как домовой тот же или банник. Сколько историй было, когда изба сгорит, а нечисть на развалинах живет.