Пирамиды Наполеона - Уильям Дитрих

Быстро усевшись на банку, как велели, я ухватился за нее обеими руками. Множество людей продолжали спрыгивать в лодку, и я уже опасался, что мы пойдем ко дну, если прибавится хотя бы один человек, но лодка выдержала еще нескольких солдат. Наконец мы отвалили от борта, и волны сразу начали нас захлестывать.

— Отчерпывайтесь, разрази вас гром!

Наши баркасы выглядели скопищем водяных жуков, медленно ползущих к берегу. Вскоре грохот разбушевавшегося прибоя заглушил все остальные звуки. Надвигающаяся на нас волна достигала такой высоты, что с нашей позиции видны были лишь вершины мачт стоящего на рейде флота.

Волны тащили нас к берегу, и нашему рулевому, в мирной жизни рыбачившему в прибрежных водах, сначала удавалось править лодкой весьма уверенно. Но вода плескалась вровень с бортами, и перегруженное суденышко разворачивалось так же трудно, как фургон, набитый винными бочками. Нас закрутило на больших волнах; рулевой, следя за положением кормы, четко командовал гребцами, однако потом кто-то из них сбился с ритма, и лодка, развернувшись, подпрыгнула на волне.

Я не успел даже набрать воздуха в легкие. Обрушившаяся стена воды накрыла меня с головой и уволокла вниз. Рев шторма сменился тихим гулом, и меня потащило обратно в море. Тяжелая винтовка, словно якорь, не позволяла всплыть на поверхность, но я отказался от мысли расстаться с ней. Погружение длилось, казалось, безнадежную вечность, мои легкие готовы были лопнуть, и тут в начале подъема очередной волны я наконец встал на дно и оттолкнулся. Моя голова показалась на поверхности как раз в тот момент, когда я готов был уже наглотаться воды, и мне удалось судорожно вдохнуть воздух, прежде чем сверху обрушился новый вал. Ничего не видя, я сталкивался в воде с чьими-то телами. Изо всех сил молотя руками, я ухватился за плавающее весло. Теперь глубина резко уменьшилась, и следующая волна протащила меня животом по дну. Нахлебавшись морской воды, которая щипала глаза и сочилась из носа, я, пошатываясь и отплевываясь, вступил на землю Египта.

На пологом и голом берегу я не заметил ни единого деревца. Проникая в любые щели, песок облепил все тело, а встречный ветер едва не сбивал с ног.

Начали выползать из моря и другие жертвы стихии. Перевернувшийся баркас врезался в песчаное дно, и моряки позвали нас на подмогу, чтобы перевернуть его и слить воду. Отыскав в прибое несколько весел, они направились обратно к кораблю за очередной партией людей. Взошла луна, и я увидел, как в прибрежной полосе разыгрываются сотни подобных сцен. Некоторые лодки, ловко лавируя на волнах, умудрялись без потерь добраться до берега, но менее удачливые болтались на воде, как плавник. Люди, беспорядочно связываясь в цепочки, заходили обратно в море, пытаясь спасти своих товарищей. Полузанесенные песком тела нескольких утопленников уже плескались у кромки воды. Волны захлестывали ступицы колес полевых пушек. Более легкое снаряжение медленно дрейфовало к берегу. Но вскоре, указывая место сбора, взвился и затрепетал на ветру трехцветный французский флаг.

— Анри, помнишь те усадьбы, что сулил нам генерал? — спросил один из промокших и выбившихся из сил солдат своего приятеля, махнув рукой на голые прибрежные дюны. — Можешь выбрать себе любые шесть акров.

Поскольку я не состоял ни в одном военном подразделении, то начал разыскивать самого генерала Бонапарта. Офицеры ругались, пожимая плечами, а один из них проворчал:

— Наблюдает небось из своей шикарной каюты, как мы тут идем ко дну.

Людей возмущало то, что командующий выбрал себе такие роскошные апартаменты.

И тем не менее дальше по берегу наблюдалось какое-то упорядоченное движение. Люди собирались вокруг знакомой невысокой, бурно жестикулирующей фигуры, и вслед за ними, словно влекомые магнетической силой, туда потянулись все солдаты. До меня донеслись короткие, отрывистые приказы, отдаваемые Бонапартом, и вскоре ряды начали выстраиваться в походном порядке. Подойдя поближе, я увидел простоволосого и промокшего по пояс генерала, глянувшего вслед шляпе, унесенной порывом ветра. Наполеон расхаживал по галечному берегу, ножнами шпаги прочерчивая в нем узкую колею. Он вел себя так, словно высадка проходила отлично, и его уверенность передавалась другим.

— Нужно послать отряд стрелков к дюнам! Клебер, отправьте туда метких бойцов, если не хотите, чтобы нас подстрелили бедуины! Капитан, соберите своих молодцов, пусть они вытащат из воды пушки, на рассвете они нам понадобятся. А где у нас генерал Мену? А, вот вы! Прикажите установить ваше знамя, пора строиться. Эй, пехотинцы, хватит трястись, как мокрые псы, лучше помогите своим товарищам перевернуть лодку! Неужели глоток морской воды лишил вас разума? Вы же французы!

Четкие приказы чудесным образом преобразили растерянных солдат, и я начал признавать командирские таланты Бонапарта. Беспорядочная толпа уже походила на армию, пехотинцы выстроились в колонны, привели в порядок обмундирование и, оттащив утопленников, похоронили их по-походному, без особых церемоний. В дюнах постреливал егерский отряд, не подпуская к бухте кочующие местные племена. Нагруженные лодки одна за другой врезались в берег; тысячи залитых лунным светом людей, тяжело ступая, зашагали к Александрии по отливающему серебром песку, оставляя за собой глубокие следы, заполнявшиеся морской водой. Потерянное на мелководье снаряжение и боевую технику быстро отыскали и вновь распределили по воинским частям. Не всем оказались впору выловленные из воды шапки, одним они были маловаты и топорщились на макушках, точно каминные трубы, а другим так велики, что сползали на глаза. Посмеявшись, воины начали меняться друг с другом. Теплый ночной ветер быстро высушил на нас одежду.

Вскоре я заметил, что генерал Жан Батист Клебер[28] — он тоже, по слухам, принадлежал к масонскому братству — широким шагом приблизился к Наполеону.

— Колодец в Марабу отравлен, а наши люди томятся от жажды. Безумием было выйти из Тулона без достаточного запаса солдатских фляг.

Наполеон пожал плечами.

— Эту оплошность интендантов сейчас уже не исправишь. Когда мы завоюем Александрию, воды у нас будет вдосталь.

Клебер нахмурил брови. Он гораздо больше походил на командующего армией, чем Наполеон. Шести футов ростом, крупный и мускулистый, он гордо встряхивал своей густой и волнистой шевелюрой, придававшей его внешности величавую степенность льва.

— И запасов провизии у нас нет.

— Она тоже ждет нас в Александрии. Если вы взглянете на море, Клебер, то не увидите там кораблей английского флота, так что, в сущности, у нас есть все возможности для быстрого захвата.

— Стоила ли такая скорость жизни множества людей, утонувших в штормящем море?

— Скорость на войне решает все. Я всегда готов поступиться малым ради общего спасения. — Бонапарта явно подмывало добавить еще пару крепких слов; ему не нравилось, когда отданные им приказы обсуждались. Но вместо этого он лишь спросил генерала: — Вы нашли человека, о котором я вам говорил?

— Этого араба? Да, он умеет говорить по-французски, но считает себя важной шишкой.

— Он всего лишь пешка в игре Талейрана и будет получать по ливру за каждое мамелюкское ухо и руку. Ему невыгодно подпускать других бедуинов к нашим флангам.

Французская колонна следовала вдоль берега, слева грохотал прибой, тысячи солдат с трудом продвигались вперед в темноте. Пенные барашки прилива подсвечивались лунным светом. Порой из пустыни, справа от нас, доносились пистолетные или мушкетные выстрелы. Впереди загорелось несколько фонарей, и из мрака проступили очертания Александрии. Все генералы пока шли в пешем строю наравне с простыми солдатами. Генерал Луи Каффарелли из инженерного полка хромал рядом со строем на деревянной ноге. Наш исполинский мулат, кавалерийский командир Александр Дюма[29] бодро вышагивал на своих кривоватых ногах, на голову возвышаясь над всеми подчиненными. Он обладал недюжинной силой и во время этот морского перехода развлекался тем, что, заходя порой в конюшню, обхватывал руками потолочную балку и, захватив мускулистыми ногами лошадь, поднимал в воздух перепуганное животное. Недоброжелатели поговаривали, что голова у него состояла тоже из одних мускулов.

Не будучи приписан ни к одному полку, я шел рядом с Наполеоном.

— Вы предпочитаете мое общество, американец?

— Я просто рассудил, что позиция командующего армией будет наиболее безопасной. Вы не возражаете, если я воспользуюсь преимуществами такой близости к вам?

Он рассмеялся.

— Во время одной битвы в Италии я потерял семерых генералов и сам повел солдат в атаку. Только судьбе известно, почему я уцелел. Жизнь — это рискованная игра, не так ли? Судьба увела подальше английский флот, но подложила нам свинью в виде шторма. Некоторые бедолаги утонули. Вам их жалко?