Последний сын - Андреев Алексей Валерьевич

— Ну все. Хана барыгам! — не отводя взгляда от экрана, торжествующе произнес он.

— Точно! Понаживались на нас и хватит! — подхватила комната.

— Ага. Пусть попробуют поработать! Ходить взад-вперед раз в неделю все могут.

— Так они по дешевке теперь все отдадут, — донеслось из угла у окна.

Скажи это Сорок седьмой — на его слова никто не обратил бы внимания. А тут вся комната притихла. Головы дружно повернулись в угол. Там сидел наладчик с номером 37 на спецовке — молчаливый, тихий человек.

Глаза мастера забегали, лицо загорелось радостной мыслью, и он вылетел из комнаты. Его побег остался незамеченным. Все оживленно обсуждали, что нужно в первую очередь идти покупать на черном рынке, пока другие не разобрали. Перерыв подходил к концу, а пообедать почти никто не успел. Оглядевшись, Телль вытащил из кармана пакет с бутербродами. Развернув пакет, он взял один бутерброд, откусил его и стал медленно жевать. Запах слежавшейся за полдня вареной колбасы с хлебом оказался чужим в душной потной комнате.

— Едой пахнет, — потянул носом № 35, упаковщик соседней с Теллем линии.

Он уставился на зажатый в руке Телля бутерброд. Упаковщика дернули обратно вниз, где под пригнувшимися спинами вовсю планировался поход на рынок.

— Шел бы жрать в другом месте, — сказали оттуда.

— Не отвлекай своей едой, — попросил Телля сидевший рядом другой наладчик.

Телль в ответ только тщательнее жевал, глядя на наладчика и остальных. Если бы не эти бутерброды, никто бы не заметил его присутствия в комнате. Да и отсутствия, в общем-то, тоже. Вот так и жизнь пройдет, а что был ты, что не было — без разницы. Закончив есть, Телль стал пробираться к двери. Ему хотелось еще успеть к фонтанчику с водой.

По окончании перерыва обсуждение похода на черный рынок перенеслось в цех. Оно не стихало до конца смены. Рабочие договаривались, где будут ждать друг друга, чтобы потом вместе пойти на рынок, прикидывали, у кого из торговцев можно сбить цену, и кто этим займется.

— Ты с нами? Где встречаемся? — спросил Телля оператор его линии Ник, носивший тридцать первый номер.

Телль лишь покачал головой.

— Ты чего? Не пойдешь? — не поверил Тридцать первый.

— Не пойду, — поморщился Телль.

— Вроде ты на рынке каждый выходной бываешь. Ты же там все знаешь. Трудно помочь?

— Трудно, — не подумав, выдохнул Телль.

Тридцать первый с досадой швырнул тряпку, которой вытирал руки.

— Эх ты! А еще напарник, — злобно выдавил он.

Телль шагнул к нему вплотную.

— Никто просто так ничего там не отдаст, — произнес он отдельно каждое слово.

— Ну это ты знаешь. А мы — нет, — ждал Тридцать первый.

Теллю стало жаль его.

— Говорите тогда с теми, кто толкает товар, сделанный своими руками. Мебель там, картины, какая-то пошитая одежда. Они могут скинуть. А те, кто готовое продает — лекарства, кофе, сигареты, жвачки — они не уступят.

— Сказал бы сразу, — все еще дуясь на напарника, протянул Тридцать первый. — Чего ты начал-то?

— Просто вы ждете одного, а будет по-другому, — с сочувствием ответил Телль.

Парк

Фина давно хотела выбраться семьей в Горпарк. Каждую субботу она думала об этом и — не решалась. Вдруг там, где на выходной собираются тысячи людей из разных концов города, возникнет какая-нибудь ситуация, и про Ханнеса узнают все?

Но в это воскресенье город направлялся в другую сторону, на черный рынок. Ни Телль, ни Фина, ни Ханнес никогда еще не видели до отказа заполненных в выходной день автобусов и трамваев. Фина даже решила проверить, спросив в киоске Нацпечати у остановки, — точно ли сегодня воскресенье?

Подъехал почти пустой вагон. Ловко взобравшись по ступенькам, Ханнес сразу стал искать себе место поудобнее. Он садился у окна справа — слепило солнце, слева — мешали встречные трамваи. За кабиной водителя ничего не было видно, а обзор через вход в кабину загораживала всю дорогу болтавшая с вагоновожатой кондукторша.

Кроме Ханнеса с родителями, в вагоне ехали лишь четыре пассажира. Конечно, они с удивлением наблюдали за скачущим с места на место мальчиком. Кондукторша, пару раз оглянувшаяся на салон, видела Ханнеса, однако ничего не сказала.

— Пускай, — шепнула Фина мужу про сына.

Телль согласился.

Ныряя от солнца в тень домов, трамвай, покачиваясь, гремел по утренним улицам. Ханнес большими глазами смотрел в окно, вцепившись руками в поручень сиденья перед собой.

— Ты знаешь, я не помню, чтобы Ханнес ездил на трамвае, — повернулся Телль к жене.

— А когда мы сами на нем ездили, вспомни? — глядя в окно, шепотом ответила Фина. — Как в другой город попали.

Дома закончились. За широкой улицей начался серый кирпичный забор с выложенными посередине узорами. За забором тянули к трамваю свои ветки деревья.

— Городской парк, — объявила вагоновожатая. — Следующая конечная.

Трамвай остановился. Телль и Ханнес подали руки растерявшейся Фине.

— Я не помню тут забора, — поправив волосы, сказала она.

— А ты тут была уже? — повернулся к ней рассматривавший ворота парка Телль.

— Да. Только когда это было! Сейчас все по-другому,

Взяв руку Ханнеса, они медленно пошли к воротам, над которыми была большая вывеска с толстыми буквами: "Городской парк культуры и отдыха".

— Когда я увидел забор и не обрезанные, как на улицах, деревья, я подумал — еще одно кладбище. А то со стороны похоже на наше — только забор не железный, — Телль говорил так, чтобы Ханнес не видел это.

Телль сочувствовал Фине, которая ожидала совершенно другого и была — нет, не разочарована, а скорее растеряна. Зато Ханнесу нравилось все — сверкающие от солнца черные ворота парка, покачиваемые легким ветром макушки деревьев, возвышающееся за ними колесо обозрения.

— Мороженое! — воскликнула Фина, увидев у ворот киоск с надписью "Нацхолод".

Телль на ходу считал мелочь, но ее было недостаточно даже для двух мороженых. Тогда он вытащил из кармана брюк купюру.

— Ими же еще можно расплачиваться? — Телль положил купюру в окошко киоска.

— Конечно, — ответила оттуда продавец.

— Три мороженых, пожалуйста, — попросил Телль в окошко и улыбнулся ждавшему Ханнесу.

— Три каких?

Тут Телль задумался. В Нацторге, где он покупал продукты домой, всегда было только молочное мороженое — номер один. Телль знал, что есть еще сливочное, фруктовое. Наверное, их продавец и имела ввиду. Он повернулся к жене с сыном, чтобы узнать, какое они будут, но Фина уже успела изучить ассортимент.

— Давайте номер четыре — три штуки! — сказала она.

Из окошка высунулась рука с шоколадным пломбиром. Телль показал глазами сыну "иди бери", потом взял пломбир для Фины и себе.

— Только не спеши! — предупредила Фина Ханнеса.

Ничего вкуснее они не ели.

— А можно еще потом? — осторожно попросил Ханнес.

— Угу, — кивнул Телль, откусывая край вафельного стаканчика.

На входе в парк стояла будка. Когда Ханнес с родителями поравнялись с ней, оттуда вышла женщина.

— Вы в парк?

— В парк, — ответил, не удивившись вопросу, Телль.

— С мороженым нельзя. Доедайте тут.

— Почему это? — поинтересовалась Фина.

Закрыв от Ханнеса женщину в будке, Телль показал сыну рукой в левую от парка сторону.

— Смотри. Там уже нет домов. Там кончается город.

— Кончается город? — переспросил Ханнес.

— Да. Мы с тобой на краю города.

— А что там, дальше? — встав на цыпочки, Ханнес вытянул шею.

За зеленой полосой кустов тянулась вдаль асфальтовая полоса.

— Дорога, — сказал Телль. — Она ведет к другому городу. Возле дороги будут поля, деревни, лес. Река будет, мост через реку.

— У нас дома на карте она есть? — спросил сын.

— Думаю да.

Фине тем временем женщина из будки объясняла, почему нельзя с мороженым.

— Мусор в парке остается. С едой нельзя.

— Но оно же в вафельном стаканчике.