Нож сновидений - Роберт Джордан

Две сестры, мимо которых она прошла, не обратили на Алвиарин внимания просто потому, что не заметили ее. Астрелле и Тэсан обсуждали порчу съестных припасов. Вернее, спорили – лица оставались спокойными, но глаза сверкали и в голосах проскальзывала горячность. Прежде всего, они были арифметистами, как будто логику возможно свести к цифрам, и они, как казалось, никак не могли согласиться с тем, как использовать эти цифры.

– При вычислении по Радуновскому Стандарту отклонения, показатель в одиннадцать раз выше, чем должен быть, – строгим тоном говорила Астрелле. – Следовательно, это должно указывать на вмешательство Тени…

Тэсан перебила ее, качая головой, отчего вплетенные в косички бусинки застучали друг о дружку:

– Тени – да, но Радуновский Стандарт… Он устарел. Необходимо применять Первое правило медиан Кованен и вычислять отдельные параметры для портящегося мяса и для уже испортившегося. Верным результатом, как я сказала, будет тринадцать и девять. Я еще не использовала его при рассмотрении случаев с мукой, бобами и чечевицей, но представляется интуитивно очевидным, что…

Астрелле надулась, задохнувшись от возмущения, а так как она была женщиной от природы пухлой и с внушительным бюстом, то в таком состоянии выглядела весьма впечатляюще.

– Первое правило Кованен? – практически прошипела она, оборвав рассуждения второй сестры. – Оно до сих пор не подтверждено должным образом. Корректные и подтвержденные методы всегда предпочтительнее всяких неряшливых…

Проходя мимо, Алвиарин едва удержалась от улыбки. Итак, кто-то наконец все же заметил, что рука Великого Повелителя дотянулась и до Башни. Но даже знание этого факта не поможет им – они ничего не сумеют изменить. Возможно, она и улыбнулась бы, но, когда раздался чей-то голос, она плотно сжала губы.

– Посмотрела бы я, Рамеса, на твои гримасы, если б тебя каждодневно до завтрака стегали ремнем, – сказала Норайн, нарочито громко, явно для того, чтобы ее услышала и Алвиарин. Высокая и стройная Рамеса, чье платье с белой вышивкой украшали нашитые вдоль рукавов серебряные колокольчики, выглядела изумленной оттого, что Норайн именно ей адресовала подобные слова. Пожалуй, она и в самом деле была немало изумлена. Подруг у Норайн было мало, скорее даже ни одной. Она продолжила, скосив глаза на Алвиарин и проверяя, какова ее реакция: – Нелогично называть наказание не подлежащим огласке и прикидываться, будто ничего не случилось, когда его наложила сама Амерлин. Но, значит, по моему мнению, ее способность здраво и разумно рассуждать всегда переоценивали.

К счастью, до отведенных ей комнат Алвиарин оставалось совсем немного. Аккуратно прикрыв за собою входную дверь, она задвинула засов. Вряд ли кто-то стал бы беспокоить ее, но она не выжила бы, если б рисковала сверх необходимого. Лампы горели, а в камине из белого мрамора плясало маленькое пламя, борясь с холодом раннего весеннего утра. По крайней мере слуги о своих обязанностях не забывают. Но о ней даже слугам было известно.

От испытываемого унижения по щекам беззвучно покатились слезы. Ей хотелось убить Сильвиану, но это означало бы лишь то, что тогда каждое утро Алвиарин доставалось бы ремнем от новой Наставницы Послушниц – пока не смилостивится Элайда. Если не считать того, что Элайда никогда не смилостивится. Вот бы ее убить – это Алвиарин куда больше по душе, но такое убийство необходимо тщательно выверить и обдумать. Излишне много нежданных смертей – и неминуемо возникнут вопросы, возможно даже опасные вопросы.

Тем не менее все, что могла, она против Элайды сделала. Присланные Кэтрин новости о произошедшей битве распространились среди Черной Айя и уже становятся известны за ее пределами. Алвиарин слыхала, как сестры, не принадлежащие Черной Айя, обсуждают события у Колодцев Дюмай в подробностях, и если в разговорах рождаются новые детали, то оно и к лучшему. Скоро по Белой Башне расползутся еще и шепотки о вестях из Черной Башни, и, весьма вероятно, слухи будут множиться и порождаться тем же образом. Жаль, что ни того, ни другого не окажется достаточным, чтобы опорочить и низвергнуть Элайду – ведь эти треклятые бунтовщицы, считай, уже подступили к городским мостам, однако Колодцы Дюмай и катастрофа в Андоре, топором повисшие над головой Элайды, не позволят ей выправить то, что успела сделать Алвиарин. Расколоть Белую Башню изнутри, вот что ей велено было сделать. Разбросать семена разлада во всех уголках Башни, ввергнуть ее в хаос. Когда Алвиарин получила подобное приказание, то где-то в душе испытала боль, впрочем, ей и сейчас было больно, но куда больше она была предана Великому Повелителю. Первую брешь в Башне пробила сама Элайда, но именно Алвиарин расширила трещину, да так, что пролом уже не заложишь.

Вдруг Алвиарин поймала себя на том, что вновь прикасается ко лбу, и рывком отдернула руку. Никакой отметины там не было – ничего такого, что можно ощутить или увидеть. Глядя на себя в зеркало, она всякий раз невольно пыталась что-то рассмотреть. И все же иногда ей казалось, что люди не сводят взора с ее лба, видят нечто такое, что не под силу узреть ее глазам. Это было невозможным, неразумным, однако подобная мысль то и дело закрадывалась ей в голову, как настойчиво она ни гнала ее прочь. Смахнув слезы с лица рукой, в которой была зажата извлеченная из-под гобелена записка, Алвиарин вытащила из поясного кошеля два других послания и направилась к письменному столу у стены.

Стол был простой, без всяких украшений, как и вся прочая мебель в ее апартаментах, – кое-какие предметы меблировки, как предполагала Алвиарин, сами по себе были весьма посредственного качества. В общем-то, вопрос совсем пустячный: главное – чтобы мебель отвечала своему предназначению, а остальное значения не имеет. Бросив три записки на столешницу возле небольшой медной чашки с помятыми боками, она выудила из поясного кошеля ключ и отперла окованный медными полосами сундук, что стоял на полу возле стола. Покопавшись в сундуке, она отыскала среди книжек в кожаных переплетах три нужных – эти маленькие томики оберегались малыми стражами, и, коснись их чужая рука, чернильные строчки исчезнут со страниц. Алвиарин использовала слишком много шифров и не в состоянии была упомнить все. Потеря этих книг означала бы неприятное испытание, замена их потребовала бы немалых трудов, поэтому хранились они в крепком сундуке и под замком. Под очень надежным замком. Хорошие и надежные замки – вовсе не пустяк.

Быстрым движением Алвиарин сорвала тонкие бумажные полоски, удерживавшие в свернутом состоянии извлеченную из-под гобелена записку, поднесла их к пламени лампы и уронила в чашку догорать. Они служили всего лишь метками, указывая на то, где нужно оставить послание, одна – для каждой женщины в цепочке, а дополнительные полоски служили для того, чтобы замаскировать, сколько звеньев сообщению пришлось миновать, прежде чем достигнуть получателя. Слишком много предосторожностей – нереально соблюсти все. Даже сестры ее собственного «сердца» считали, что она всего лишь одна из них. Только три в Высшем Совете знали, кто она такая, но Алвиарин, будь такое возможно, и их оставила бы в неведении. Никакие предосторожности не могут быть излишними или чрезмерными, особенно сейчас.