Проклятие зверя: 3 дочь, 13 невеста (СИ) - Ермакова Александра Сергеевна "ermas"

Чуть заживали раны, дверь отпирали, и я вновь за старое бралась — просто находила другие пути побега и только. Убить за то они меня не могли — не посмели бы, а наказания… переживу!

— Где была, там меня уже нет! — сумничала я. Обогнула полненькую Званьку и в комнату свою спряталась от чужих глаз.

— О, гляньте на неё, — пропела Илада, руки на боки водрузив, да с насмешкой на меня глядя, а подруженьки-подпевалы рядом хихикали. С недавних пор мы с ней в одной комнате жили — с тех самых, как Малушку забрали. Ила как раз на место Малы и перешла.

Нехорошо так думать, но я очень надеялась, что Иладку в тот же отбор заберут, да не вышло. Дрянь самонадеянная и наглая попала под новые правила и тепереча, как и я, до шестнадцатилетия могла не страшиться загона.

А жаль… Она была выше меня голову. Крепче телом: плавней изгибами, грудью полней. Да и ликом краше: русые волосы толстыми, тугими косами уже до зада доставали. Красивый овал лица, соболиные брови, большие голубые глаза с веером длинных ресниц, чуть вздёрнутый тонкий нос, полные губы.

Не завидовала ей, но, как и все, недоумевала, почему именно меня Альфа сыну подсовывал, а не Иладку с её внешностью?

И она особливо!

Вот и я о том! Кто же против? Я? Нисколько…

— Славк, ты поди загуливаешь, — бросила упрёк девица, — а нам опосля всем прилетит…

— Тебе-то с чего? — недопоняла её яда.

— Ты дуру из себя не строй, — перешла на шипение Илада. — Ведаю я, где ты шляешься!

Я аж обмерла. Ежели и впрямь ведает — выдаст ведь. Как пить дать! И тогда это до Альфы долететь может. Ладно, мне наказание будет, а вот Рагнару… Что, ежели его Дагр жестоко за общение со мной покарает? Тем паче, мне не ему невестой быть. Решит ещё, что мы заговор супротив других строим — ух, головы полетят!

— Ну коль ведаешь, так и молчи. Меньше разговоров, меньше слухов, — как бы от страха не помирала, не собиралась в ноги бросаться и молить о пощаде.

— Это ты меня сейчас заткнула что ль? — с вызовом рыкнула девица. Сейчас она была настоящей: злобной, яростно шипящей Бабой Ягой.

Девки по обе стороны от Иладки умолкли, на меня во все глаза таращась.

— Что ты, радуюсь, что ты умная.

Не нарывалась, но и не лебезила. Ещё не хватало, чтобы возомнила о себе больше, чем уже. Тем паче, в резервации слабых быстро затикивали. Ежели не умел давать сдачи — становился посмешищем и главной лошадью, на кого сгружали самую грязную и ненавистную работу. Я хоть и не была в «своре», но себя клевать не позволяла. Лучше с синяками опосля драки ходить, нежели быть вечной куклой для битья.

Показательно отвернулась к своей скамье, глазами обшаривая на предмет «чтобы могла подложить стервь-Иладка», дабы мне насолить, а за ней не заржавеет, ежели приспичит — и змеюку мне в постель сунет!

Ничего вроде не сыскала, зато в спину гневное прилетело:

— Так ты подолом перед мужиками не крути! Раздражает!

— Так ты за мной не следи — своей жизнью занимайся… ауч… — взвыла, когда боль иглами вонзилась в голову, а волосы нещадно назад дёрнуло, да так, что слёзы из глаз брызнули. Удар по темечку пропустила — звон тотчас в ушах повис, ещё и в спину толчок прилетел. Извернулась ловко, боли избегая, да пнула, не глядя… Плевать куда и в кого, лишь бы не мне одной огребать. И не промахнулась — девичий писк боли раздался. А я слёзы сморгнуть всё никак не могла, но и удары разъярённых девок сносить не собиралась. Ежели хворать — вместе будем, потому пинала, да руками махала от души и с чувством…

На наши крики, визги и грохот сбежалась толпа. Разнимали, правда, не девицы, — страшились оказаться в нашем клубке, — а Ганна с Воничем. Лихо за шкварники по углам растащили. Торопливо оценили увечья, отчитали строго, да наказание каждой раздали.

Я в который раз посуду мыла за всех. И пока начищала чугунок огромный, рядом Василинка крутилась — посуду с вечерней трапезы притаскивала, и покуда были секундочки, шептала с укоризной:

— Эх, ты, Слав, почто Иладку выводишь из себя?

— Я-то в чём виновата? — изумилась праведно. — Она ко мне пристаёт, а я виновата! — разложила по полочкам, как видела случившееся.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Так-то оно так, — пыхтела девица, поднос с тарелками на землицу подле меня поставив, — но тяжко ей. Иржич ей страшно люб…

— А мне что с того? — тихо недоумевала я.

— Тебе может и ничего, — в этот раз притащив поднос чашек, буркнула едва слышно Василинка, дабы никем не оказаться застаной со мной в беседе. — А он о тебе всех спрашивает. Иладка желчью исходится, потому и не даёт тебе жизни, — доверительно сообщила.

— Да пусть хоть помирает от ревности! — заупрямилась я. — Дура она что ли? Никому из нас Иржич не достанется! И мы не для него, пусть лучше о том вспомнит, иначе натворит бед, и попадут все под клык Альфе!

Василинка недовольно проворчала что-то типа, сама дура, лучше бы его отдала, — и, придерживая подол сарафана, поспешила в хоромины.

Вот так несколько дней я отходила от побоев. Благо, Рагнар не должен был искать — он меня из-за кровных дней отправил прочь, как всегда седмицу давая отгулов. Потому могла со спокойной душой отлеживаться.

Но вечером, когда по нужде выходила, меня вновь Василинка заловила:

— Ждут тебя подле забора! — торопливо выпалила, словно горело, и прочь шмыгнула.

Не хотела идти, да вышла, а там Иржич караулил. Пинал камушки, тяжко вздыхал, а как заприметил меня, солнышком засиял.

Мягко стелил, робко улыбался. Заверил, что теперь, ка бы я не упрашивала, Иладку на место поставит. А потом, бессовестно предложил поучить драться как мужчины.

Прознал, что мне это дороже цветов и льстивых слов, и я рассудила, коль нельзя мне было много дней в лесу носа не показывать, почему бы парня в личных целях не использовать?

Поздненько разумная мысль пришла, но лучше поздно, чем никогда. Потому и решила Иржичу чуток уступить, а потом дело в своё русло направить.

Так и прошлись немного до ручья, где ребром поставила условие — встречаться с ними буду только из-за занятий и только на них! Ежели, конечно, от слов своих не откажется и возьмётся меня обучить приёмам хитрым. Была уверена, что посмеётся надо мной: «Обманул, как ещё тебя вытянуть на свидание?!» Уже готовилась к тому. И даже зла не держала, но Иржич поначалу нахмурился, жевал губу, землицу под ногами изучал, пока шли, а потом удивил:

— Не шутил и не отказываюсь! Ежели ни песнями, ни подарками тебя не выманить, так хоть так… Докажу, что серьёзно к тебе отношусь!

* * *

Парень показывал приёмы какие-то диковинные, но закрадывалась мысль, что было это лишь для глаз, а Иржич в объятиях своих меня хотел лишний раз подержать. Разжимал кольцо рук нехотя или когда я умудрялась приём верно исполнить, а потом провожал до заветного лаза:

— И зачем тебе эта наука? — чесал затылок. — Ты девица красивая. Тебе о доме думать надобно, о порядке, хозяйстве, муже, детях…

— Мне под волколака ложиться, — напомнила мрачно. — И век мой короткий, — отрезала ровно. — Не до хозяйства, мужа, детей… А умение драться мне может помочь загонщику хоть шрам оставить. Не безропотной дичью на милость сильнейшего сдаться. Посопротивляться хочу…

— Много не посопротивляешься, — проворчал Иржич. — Где ты, где они? Твою силу нельзя сравнить с их: скорость, выносливость. Даже бывалому вою и то не совладать в одиночку с волколаком. Один Зверь — двух-трёх воев стоит, — рассуждал тихо, будто винился за то. Хоть и не нравился ему порядок дел, но с этим смирился.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я понимаю, — кивнула рьяно. — Потому и благодарна, — не кривила душой. — Мне нравится бою обучаться, больше чем с девками судачить ни о чём.

На том и распрощались.

На следующий день Иржич опять зашёл. Мы сбежали за границу села, но в лес не углублялись — тихое место близ резервации отыскали.

И парень мне вновь показывал приёмы. Отрабатывали долго, а как запнулась я за подол — завалилась наземь, за собой и Иржича утягивая, так и застыли лежа. Парень на мне, да в лицо жарко дышал. В глаза смотрел с надеждой робкой, а потом губ моих своими коснулся. Едва ощутимо, будто пробовал. Меня впервые поцеловали!