Призрачный - Кэтрин Ласки

Гвиннет вспомнила о том, как после переезда в страну Далеко-Далеко она долгими часами выковывала произведения искусства. В том районе, где она поставила свою кузницу, было много «крепких камней», как называли обломки металлических руд, которые так и призывали сделать из себя что-нибудь невероятно красивое, а не просто оружие и доспехи. К тому же ковать оружие и доспехи ужасно скучно: боевые когти, лезвия, шлемы – меняется одна лишь форма. Да и задание выковать двойные выдвигающиеся когти лишь поначалу кажется интересным, но когда выполнишь его несколько раз, то оно становится привычным и теряет свое очарование.

Гвиндора, ее отца, немного беспокоило то, что Гвиннет предпочитает заниматься тем, что она называла «искусство». Сам-то он прославился как мастер превосходных боевых когтей. Но ее тетушка, кузнец из Серебристой мглы, создавала много красивых вещей и помимо оружия или обычных инструментов.

Глядя вниз и наблюдая за тем, как постепенно вытягивается тень бегущего по снегу Фаолана, Гвиннет вспоминала свою первую с ним встречу. Тогда она как раз старалась выковать из металла подобие ивового листа. Кому-то это могло показаться странным, тем более что в скудной стране Далеко-Далеко не росло ни единой ивы, и там невозможно было найти хотя бы одного ивового листочка. Гвиннет и сама не помнила, когда в последний раз видела иву, даже в Серебряной мгле, где провела молодость. И откуда у нее появилась такая идея?

И откуда у Фаолана появилась идея идти на запад? Ему уж точно не являлся призрак ее скончавшегося отца Гвиндора. Может, к Фаолану приходил какой-нибудь лохин и сказал, куда нужно идти? Как бы то ни было, а Фаолан теперь преследовал одну цель, и своим упорством он заразил остальных.

Сейчас он передвигался умеренным шагом, склонив голову направо и принюхиваясь к северо-за-падному ветру, дующему вдоль покрытой снегом равнины. «Какой замечательный волк! – подумала Гвиннет. – Такой большой и сильный». Его серебристая шкура немного искрилась на солнце. Когда Фаолан помахивал хвостом, обозначая изменение курса, тот походил на хвост устремленной к земле кометы. С тех пор как изменилась его лапа, изменилась и походка серебристого волка. Сова заметила, что через каждые несколько шагов он слегка припадал и задевал брюхом снег, оставляя метку, словно говоря: «Да будет всем известно, что здесь прошел волк по имени Фаолан!»

Но почему спиральный рисунок на его лапе остался? Глаз Банджи полностью восстановился; скрученное горло Свистуна выпрямилось и дыра в нем исчезла, так что он больше не хрипел и не свистел при разговоре. Лапа Фаолана тоже выпрямилась, только вот спираль осталась. Должно же этому быть какое-то объяснение!

Волки повернули, а вслед за ними сдвинулись и тени, образуя на снегу новый рисунок. Теперь тени от крыльев Гвиннет лежали по бокам от вытянутой тени Фаолана. Сова посмотрела на это и в изумлении перевела дыхание.

«Летающий волк!»

Тут солнце зашло за тучи и тени пропали, но Гвиннет никак не могла выбросить из памяти эту картину, которая так и стояла перед ее мысленным взором.

Пока Гвиннет размышляла над тем, что бы это могло значить, до ее слуха донесся тихий гул. Он шел из под снега, из самой глубины земли.

«О, нет! Только не это!» – подумала она. Однажды сипуха уже слышала похожий звук – как раз перед землетрясением, когда сидела на ветви голубой ели в Темном Лесу. «Только не еще одно землетрясение!» Может, опуститься и предупредить волков? Но ей не хотелось никого тревожить попусту. К тому же они набрали хорошую скорость и шли ровно. Только вот Банджа немного устала, потому что долго несла спящую Моди, схватив ее зубами за шкирку. Гвиннет опустилась и сказала:

– Давай я возьму щенка, Банджа. Ты выглядишь такой усталой.

– Я понесу ее, – предложила Эдме. – А ты, Гвиннет, лучше и дальше разведывай местность.

– Вы обе так добры, – сказала Банджа и покачала головой, словно не веря в такую отзывчивость.

Не в первый раз Банджа отвечала на искренние чувства удивлением. С самых первых мгновений, как они с щенком присоединились к их группе, остальные волки то и дело предлагали ей помощь, отчего она часто терялась и рассыпалась в благодарностях. Почему она не вела себя так в Кольце? Неужели для того, чтобы понять всю важность доброты, нужно обязательно стать матерью?

Солнце понемногу клонилось к горизонту, и они шли навстречу его сиянию. Фаолан вскоре заметил, что устала не только Банджа; сестры, Свистун и Эдме тоже понемногу замедляли ход. Но он хотел дойти до Пещеры Древних Времен до наступления темноты. Он знал, что раньше был Эо, а до Эо – Фионулой. Кто окажется третьим?

Он перевел взгляд на Эдме, которая теперь семенила рядом с ним, передав щенка Мхайри. Порой у него складывалось впечатление, что своим единственным глазом Эдме видит больше, чем он сам. Интересно, какой пугающий сон приснился ей в Призрачном лесу? Видела ли она, как он прогуливается бок о бок со своими душами вихря? Чувствовала ли она, кем окажется третий дух?

«Это невозможно!»

– Ты же сейчас думаешь о Пещере, правда? О Пещере Древних Времен? – спросила Эдме.

– Я… я просто хочу добраться туда до темноты, – постарался ответить он как можно более ровным тоном.

Эдме ничего не сказала. Немного раньше Фаолан заметил, что она переставляет ноги как-то иначе, не так, как прежде. Поначалу он думал, что это из-за Моди. Но сейчас волк вновь пригляделся и чуть-чуть замедлил ход, чтобы она оказалась впереди. Да, так и есть: правая задняя нога немного задевает снег.

– Эдме, ты хромаешь?

Она резко развернулась.

– Что? Нет! Со мной все в порядке.

– Ты так переставляешь ноги, как будто тебе больно. Как будто болит твоя задняя правая лапа.

Эдме прижала уши к голове, едва сдерживая оскал.

– Моя лапа совершенно здорова. Такая же, как и раньше.

«Нет, не такое же, как и раньше», – подумал Фаолан.

Это было ясно. Он ощущал, что бедро Эдме немного скручено. Возможно, оно было скручено всегда, только когда волчица была моложе, оно никак себя не проявляло. А возможно, что это признаки наступающей болезни «ледяных костей», которая часто наблюдалась у пожилых волков. Кости при этом постепенно скручивались, отчего волки начинали хромать.

Но молодые волчицы, такие как Эдме, никогда не страдали от «ледяных костей».

«Если это действительно болезнь, то как же нечестно!» – подумал Фаолан.

Бедная Эдме! Она не родилась малькадом, ей вырвали глаз, когда она была щенком, а теперь еще и кривое бедро, которое не распознали при рождении и которое, вероятно, не тревожило ее вплоть до этого долгого перехода.

Фаолан догадывался, что Эдме злится. Особенно это стало заметно, когда он сказал про бедро. Эта ситуация показалась ему чем-то знакомой. Раздражительность, отговорки, озлобленность при слове «бедро»… Нужно побыстрее успокоить ее.

– Да, я тоже думаю, что ничего особенного. Любой на твоем месте слегка прихрамывал бы, если бы упал в расщелину, да еще и так долго цеплялся бы за узкий выступ.

– Точно! – пробурчала Эдме. – А теперь, еслиты не против, давай поговорим о другом.

И она побежала еще быстрее, будто доказывая, что с ней все в порядке. Фаолан не сводил с нее глаз. Да, в ее манере держаться было нечто странное, как будто напоминающее о давно позабытом сне. Сон! Вот оно! В ту ночь, на мысе Сломанного когтя, перед тем как случилось землетрясение, ему приснился сон.

Пока его сестры выгрызали кости их матери Мораг, Фаолан заснул в логове неподалеку, и ему снилось, как он сам выгрызает скрученную бедренную кость.

Он замер на месте. Разве такое возможно? Не мог же он выгрызать кость Эдме. Он даже не знал, что она скручена. Она никогда прежде не хромала.

Фаолана вдруг охватил страх перед тем, что он может обнаружить в Пещере Древних Времен. «Я не могу туда пойти! Не могу!» – повторял он. Ноги отказывались двигаться дальше.

– Фаолан, что случилось? – спросил Свистун.

– Мне кажется… мне надо немного отдохнуть. Прямо здесь. Наверное, нам стоит остановиться и сделать привал. Переночевать тут.

– Что?! – воскликнула Эдме. – Ты что, кэг-мэг?

Она подбежала к нему, выставив уши и подняв хвост. Шерсть у нее на загривке встала дыбом. Единственный глаз волчицы сверкал и как будто пригвождал его к земле. Фаолан невольно полуприсел в позе смирения.

Наступила полная тишина, в которой можно было бы услышать, как падает перо или волосок. Никто из волков до этого не видел, чтобы Фаолан и Эдме вели себя таким образом. Подумать только – Фаолан едва не опустился на брюхо, словно его снова назначили глодателем, а Эдме выставила уши и вся подалась вперед, как будто у нее от злости вот-вот закипит костный мозг… За последнюю луну в стране Далеко-Далеко многое изменилось и стало непривычным, но это зрелище казалось самым странным из всех.