Норби и ожерелье королевы (поменьше ошибок) - Джанет Азимова

Айзек Азимов, Джанет Азимова

НОРБИ И ОЖЕРЕЛЬЕ КОРОЛЕВЫ

Глава первая

ОПАСНАЯ РОЛЬ

— Джефферсон Уэллс, актер? — проворчал охранник музея, загораживая проход, — Это ты так утверждаешь. Где твое удостоверение личности?

— У меня его нет, — искренне ответил Джефф. — Фарго… то есть Фарли Гордон Уэллс, который будет исполнять роль короля, ничего не говорил об этом. Он мой брат, но и тоже играю в этой пьесе. Я впервые выхожу на сцену и поэтому…

— Мне безразлично, кто ты такой и что ты собираешься делать. У тебя нет удостоверения личности. Ожерелье королевы имеет огромную ценность, поэтому без пропуска вход в музей запрещен. Но даже при наличии пропуска ты не сможешь протащить с собой этот бочонок. Его еще нужно проверить.

Куполообразная крышка бочонка с металлическими ногами поползла вверх, открыв половинку головы с двумя глазами, сердито уставившимися на охранника. Два глаза на другой стороне головы, обращенной к Джеффу, смотрели и не менее сердито.

— Я иду туда же, куда и Джефф, тупая твоя башка! — Металлический голос, казалось, исходил прямо из-под крышки бочонка. Как частенько говаривал Фарго, Норби — маленький бочкообразный робот — общался с окружающими только через свою шляпу.

Охранник побагровел, и Джефф поспешил разрядить обстановку.

— Это обучающий робот, который помогает с постановкой пьесы, — быстро сказал он, — Его зовут Норби, и он очень темпераментный. Прошу вас не обижаться на него. Мы все неважно говорим по-французски, поэтому Норби следит за нашим произношением. Его присутствие абсолютно необходимо. Как видите, я должен войти в музей, и Норби тоже.

— Разумеется, — В голосе Норби появились самодовольные нотки, — Если вы еще не знаете об этом, мистер Как-Вас-Там, эта пьеса ставится в присутствии выдающихся деятелей Земной Федерации.

Телескопические ноги Норби вылезли из бочкообразного туловища, поэтому Джефф отпустил его. Раскачиваясь взад-вперед на своих двусторонних ступнях, робот выпустил обе руки, взял Джеффа под локоть и добавил:

— Если мы не сможем войти, то постановка не состоится и ожерелье королевы, новейшее приобретение вашего музея, не получит должной рекламы. В результате вас вышибут с работы, так что дайте нам пройти подобру-поздорову.

Он двинулся вперед, таща за собой упирающегося Джеффа, который предпочитал отстаивать свои доводы с позиций здравого смысла. Однако охранник снова загородил им дорогу и широко раскинул руки.

— Нет, вы не пройдете. Ваша болтовня не действует на меня. Нет пропуска, нет и входа — таковы мои инструкции. А особенно это относится к малолеткам и говорящим бочонкам.

Охранник был невысоким человеком, а рост Джеффа достигал почти шести футов, хотя ему не так давно исполнилось четырнадцать лет.

— Разве я похож на малолетку? — тихо спросил он, взглянув на охранника сверху вниз. — Я кадет Космической Академии, и я исполняю роль в пьесе, где играет мой брат Фарго и его невеста Олбани Джонс, лейтенант полиции и единственная дочь мэра Манхэттена. Боюсь, если вы не пропустите меня сию же минуту, у вас будут неприятности.

— В самом деле? Что ж, вот идет мэр Джонс. Поговори с ним, малолетка!

Крупный мужчина в сером костюме-тройке вышел из служебного аэрокара у подножия широкой лестницы, ведущей к парадному входу музея Метрополитен.

Голову мэра Лeo Джонса украшала грива соломенно-песочных волос, делавшая его похожим на добродушного, но весьма решительного льва. Он грузно поднялся по лестнице и похлопал Джеффа по плечу:

— Что случилось, старина? Почему ты околачиваешься здесь и заставляешь ждать Марию-Антуанетту?

Охранник побледнел и отступил в сторону.

— Никаких проблем, мистер мэр, — сказал Джефф. — Я немного опоздал и как раз собирался предъявить свой пропуск.

— Забудь об этом, — проворчал мэр, — Ты идешь со мной.

Норби помахал сторожу и горделиво прошел в вестибюль. Он шагал по египетскому крылу музея с таким видом, словно здание было его собственностью, в то время как Джефф и мэр следовали за ним более медленным шагом.

Несмотря на свои четыре глаза, Норби набрал слишком большую скорость и не успел убраться с дороги, с ходу налетев на режиссера голографического телевидения, заведовавшую съемками.

— Уф! — произнесла режиссер, крупная женщина довольно грозного вида. Она потерла ушибленное колено и сурово посмотрела на Джеффа, — Джефферсон! — сказала она. — Ты опоздал и опять оставил без присмотра своего гак называемого обучающего робота. Он представляет угрозу для общественной безопасности! Ты отдаешь себе отчет, что шоу будет транслироваться в живом эфире? Мы обязаны начать вовремя, — Она взглянула на свои часы, — сейчас же надевай свой костюм и накладывай грим!

— Извините, — пробормотал Джефф. — Буду так быстро, как только смогу.

Он утащил Норби в гримерную, где уже сидел Фарго, неотразимо элегантный в своем парике и безупречно сидевшем костюме. Пожалуй, костюм сидел даже слишком идеально: он так плотно прилегал к телу, что Фарго был не в состоянии сесть и даже, возможно, двигаться.

— Почему задерживаешься? — коротко бросил Фарго) вместо приветствия и тут же отвернулся, собираясь продолжить спор с куратором исторического отдела музея — худым, нервным мужчиной, — Как я смогу завязать эти несчастные ленты у нее на шее, если на мне будут тесные перчатки? Я же почти не в состоянии пошевелить пальцами!

Куратор вздохнул:

— Это распоряжение режиссера. Она настаивает на абсолютной подлинности костюмов, хотя это нелепо, поскольку вся пьеса — чистейшая выдумка. Скорее всего, Мария-Антуанетта никогда не надевала ожерелье. Несмотря на свою ветреность и опрометчивость, она все-таки была разумной женщиной. Совершенно ясно, что в романе Александра Дюма нет исторической правды…

— У меня нет времени размышлять об исторических соответствиях, — нетерпеливо перебил Фарго. — Мне нужна практическая помощь. Не могли бы вы прикрепить к ожерелью обычную застежку, чтобы я мог соединить ленты щелкнуть разок и покончить с этим делом? Мне никогда не удастся завязать эти скользкие ленты в нормальньй узел, пока я ношу перчатки.

Куратор попятился с испуганным видом:

— Застежка на ожерелье королевы? Мы выставим себя на посмешище! Не забывайте о цели этой постановки представить на суд общественности ценное приобретение музея.

— Но это не оригинал, — возразил Фарго, — Насколько мне известно, оригинала больше не существует. Это всего лишь копия.

— Так или иначе, это точная копия, имеющая огромную историческую ценность, — парировал куратор. — Так что выдумки здесь неуместны. Разве вы не видели ожерелье? Это открытый металлический нагрудник, украшенный бриллиантами, вернее, искусственными бриллиантами. К ушкам с обеих сторон прикреплены ленты, завязывающиеся вокруг шеи. Так оно устроено, и в таком виде оно должно быть показано.

— Чушь! — фыркнул Фарго.

— Ничего подобного, — отрезал куратор. — Чушь — это высокая женщина-полицейский, играющая низенькую Марию-Антуанетту, и костлявый парень вроде вас, играющий толстого Людовика XVI. Вот это — настоящая чушь!

Куратор вышел из комнаты, хлопнув дверью. Фарго пожал плечами и безнадежно посмотрел на Джеффа.

Такая шумиха вокруг одной несчастной постановки для рекламной кампании! Ты бы видел, как они охраняют по ожерелье, — словно кому-то придет в голову украсть пещь, имеющую лишь историческую ценность.

Джефф уже облачился в свой костюм и пытался не чихать, пока молодая гримерша пудрила его лицо и наносила тушь на ресницы.

Норби испустил скрежещущий металлический звук: так он хихикал.

Вы оба глупо выглядите в атласе и кружевах. Может быть, вам лучше сыграть в пьесе о французской революции, чем изображать эту дурацкую сцену? Почитайте Гюго…

Норби, не доставляй нам лишних хлопот, — попросил Фарго. — Музей хочет рекламировать ожерелье, а не копию гильотины.

— Но все знают, что эта копия — лишь подделка, изготовленная ювелирами Бемером и Боссанжем. Настоящее бриллиантовое ожерелье было украдено, разобрано на части и продано в виде отдельных камней. Ожерелья больше не существует, так зачем носиться с его копией?

— Люди сентиментально относятся к своей истории, — объяснил Джефф, стараясь приспособить на голове парик, который был ему мал, — Эта копия — единственное материальное напоминание об ожерелье королевы и тоже имеет романтическую историю. Копия нашлась в сундуке одной семьи, чьи предки эмигрировали сначала в Англию, а потом в Соединенные Штаты. Сначала все долго определяли ее подлинность, а потом начались споры между музеями за право приобретения реликвии. Победа музея Метрополитен — большое достижение для Манхэттена.