С мамой о прекрасном. Русская живопись от Карла Брюллова до Ивана Айвазовского - Инна Соловьева

Он писал иногда на жести, иногда на клеенках. Были такие черные и белые клеенки, замечательный, кстати, материал. Краски он делал сам.

Фуникулер в Тифлисе

Начало ХХ века

И остались картины. Он написал их на самом деле более двух тысяч. А осталось всего 300 работ. Но какого качества! Его письмо плавное, тягучее, густой мазок, который потрясающе держит форму. И перспектива есть у него. Картина «Фуникулер в Тифлисе» – там и перспектива, там все есть. Но это все присуще только ему, его собственному видению.

Даже трудно сказать, что он прошел какие-то этапы в своем развитии. Какие-то картины у него, например вывески духанов, – сразу, с самого начала «настоящие». Люди в своем времени, люди при своем занятии. Люди достойные, люди уважаемые. Никакой суеты. Он на самом деле больше всего любил проводить время в духане. Почему? Вот там, ему казалось, люди занимаются делом. Вот там они спокойно сидят, спокойно выпивают, спокойно обсуждают свои проблемы. Вот это красивое времяпрепровождение. А то, что они работают, – это казалось ему какой-то суетой. Это не была для него настоящая, красивая жизнь. Вот жизнь красивая – здесь.

Да, его называли человеком не от мира сего. Он и правда был человеком не от мира сего. Вел бродячий образ жизни. Часто никто даже не знал, где он ночует. Но каждое утро он появлялся перед духаном со своим ящичком – у него был красивый деревянный ящичек с красками. И он всегда был в чистой рубахе и не носил маленьких войлочных шапочек, как все. Он ходил в шляпе. Его уважали, называли «жантельмен». При этом он был негордый, слушался своих заказчиков. И если ему говорили: «Нико, прошу тебя, нарисуй на этой вывеске зайца», – рисовал. Казалось бы, при чем тут заяц на вывеске кафе, ресторана? А он рисовал. Он шел навстречу заказчику и никогда не говорил, что ему мало дали денег. Это все было ниже его.

Трудно нам понять его – он жил в своем собственном мире. Быть может, большие деньги его бы сгубили. Хаим Сутин, когда стал большим художником, все равно ел из консервных банок, даже живя в пятизвездочных отелях, и оставлял всюду эти банки, вскрытые консервным ножом. Потому что для него, как и для Пиросмани, это было неважно.

Портрет Георгия Саакадзе

1913 год

Пасхальный барашек

1914 год

Пиросмани любил изображать животных – но он не был анималистом. Животные – это были характеры. Это была сила, это была ревность, это была храбрость, это был грузинский фольклор, который жил в нем. Это было уважение к Руставели. Пиросмани был грамотным человеком, что, в принципе, неудивительно, – он воспитывался в семье Калантаровых и там многому научился. Он знал русский язык и вывески писал по-русски.

Но вот Пиросмани все больше и больше пьет. Он опускается. И когда его нашли братья Илья и Кирилл Зданевичи, которые и сделали Пиросмани имя, и Илларионов приехал в Тифлис, когда они отыскали этого художника и поместили в одной из тифлисских газет статью о его творчестве, – он становится знаменитым. Но нельзя сказать, что известность радовала его. Это не было в духе Пиросмани. Его известность не радовала. Наоборот. В той же газете, где написали о нем, потом поместили карикатуру на него (а может быть, и просто дружеский шарж). А для него это было оскорблением – если он изображен как-то не так, как ему хотелось, как он видел себя. И он ушел от этого. Он страшно переживал.

Он хотел одного. Хотел, чтобы было вино, хотел работать и чтобы были его картины. И картины его остались.

Глава 12

Константин Андреевич Сомов

Константин Андреевич Сомов (родился 30 ноября 1869 года в Петербурге, умер 6 мая 1939 года в Париже) – русский живописец, иллюстратор и график. Его отец Андрей Иванович Сомов был старшим хранителем Эрмитажа. В возрасте 10 лет Константин Сомов поступил в частную петербургскую гимназию, где одним из его одноклассников был будущий художник Александр Бенуа. В 1888 году поступил в Императорскую Академию художеств, которую окончил в 1897 году. Константин Сомов и его друзья – Сергей Дягилев, Лев Бакст и Александр Бенуа – организовали кружок живописцев, позднее ставший основой художественного объединения «Мир искусства». С 1894 года Сомов несколько лет работал в мастерской Ильи Ефимовича Репина. К этому периоду относятся такие его картины, как «Портрет Н.Ф. Обер», «Дорога на даче», «Весной. Мартышкино» (все – 1896), «Портрет А.И. Сомова» (1897). Осенью 1897 года Сомов отправляется в Париж, а в 1899-му возвращается в Петербург. К этому периоду относятся такие его полотна, как «Осень в Версальском парке» (1898), «В детской» (1898), «Дама в голубом» (1900), «Портрет А.П. Остроумовой». Сомов также иллюстрировал книги, в частности делал обложки для стихотворных сборников К. Бальмонта «Жар-птица» и В. Иванова «Cor ardens», для книги А. Блока «Лирические драмы». После Октябрьской революции характер творчества Сомова принципиально не изменился, но вместо дам и кавалеров на его картинах появились современные девушки и крестьянки в красных платках. В конце 1923 года Сомов отправляется в Нью-Йорк сопровождать выставку русского искусства и принимает решение не возвращаться в СССР. Летом 1925 года Сомов переезжает из США во Францию, где пройдут завершающие 14 лет творчества мастера.

У Константина Сомова есть удивительный портрет Александра Блока. Это портрет, больше похожий на посмертную маску, – настолько натуралистически, анатомически верно он написан.

В 1906 году выходит в свет первый номер журнала «Золотое руно». Известный предприниматель, миллионер и меценат Н.П. Рябушинский, который являлся спонсором этого журнала, дал задание художникам – написать ряд портретов поэтов и писателей, в том числе и Александра Блока. Как писал Леонид Пастернак, портрет воспринимался как биография.

Автопортрет в зеркале

1928 год

Свой портрет Блока Сомов делал с натуры. Было четыре или пять сеансов. Но, наверное, не было еще такого портрета, создавая который, художник сумел полностью устраниться. Сомов показал холодно и объективно то, что он увидел.

Портрет освещен холодным светом, совершенно равномерным. Удлиненное красивое лицо, правильные черты. И абсолютно безжизненные холодные глаза. Кто-то писал, что это языческий бог, стыдящийся грязи вокруг него. Кто-то писал, что этот портрет похож на греческие статуи, на голову Гермеса в исполнении Праксителя. То есть все обращали внимание на абсолютную неподвижность черт Блока и застывшее лицо. Это лицо пророка, который знает себе цену, но устал говорить и вещать людям правду.