Интернат для брошенных мужчин - Марина Полетика

Она объясняла детям, что есть что в настоящей деревенской избе, и все давала потрогать и подержать в руках – утюг старинный, прялку, а можно печь растопить или горшок ухватом в печь посадить. Бабушкин дом сиял не то просто после ремонта, не то от счастья, обрадованный новыми половичками (на заказ вязали местные старушки) и старинными, которые еще хозяйка Анна Алексеевна плела, кружевными салфетками, занавесками.

Потом водили детей на Талый Ключ – ну вроде оттуда Синюшка Илюху-то приманивала, и дети опасливо заглядывали в старый сруб, в котором плескалась студеная ключевая вода. Кормили настоящим деревенским обедом – пироги в бабушкиной избе подрядилась печь Федосья Иосифовна. А супруг ее, Карп Филиппович, привел корову Зорьку экскурсантам напоказ, и это для городских детей был аттракцион поинтереснее американских горок!

В конце экскурсии потрясенные не столько содержательностью нового маршрута, сколько небывало пристойным поведением своих подопечных, учительницы накатали такую поэму в новенькой книге отзывов, что Людмила Петровна едва не прослезилась от умиления.

Что ж, лиха беда начало! Переполненную радостью и энтузиазмом Людмилу Петровну смущало только одно – квартиранты. Перед началом ремонта она говорила с ними, и оказалось, что уезжать из Большого Шишима они пока не собираются. Договорились так: раз дом стал музеем, то жить в нем уже несподручно. Пусть мужики переселяются в сарай. Летом там вполне перекантоваться можно. А потом… Об этом не говорили, никому не хотелось строить далекоидущие планы, все были счастливы днем сегодняшним, воспринимая успех предприятия Людмилы Петровны как общий. И это вполне справедливо, поскольку оба жильца оказались не бездельниками. Всю зиму в доме была чистота и порядок, не к чему придраться. А весной, когда наняли бригаду для ремонта дома и приведения в порядок заброшенного приусадебного участка, Родин проявил незаурядные организаторские таланты, непостижимым образом заставив пьющих шишимских работяг трудиться, как таджикские гастарбайтеры. А Володя действительно оказался юристом и бухгалтером в одном лице. «Посидишь полтора года только под следствием, тоже начнешь разбираться», – ворчал он в ответ на удивление Людмилы Петровны. И она, легкомысленно отвергнув их помощь в начале знакомства, теперь постоянно обращалась к своим квартирантам за советом.

Вообще, ее удивление росло по мере того, как она ближе знакомилась со своими жильцами. Пренебрежительное сочувствие к бывшим зэкам сменилось осторожным любопытством, потом искренним интересом, а затем вопросами, на которые она не получала ответа. Началось это все еще зимой, когда она однажды зашла к своим подопечным, проверить, как дела. А у них был готов плов, и они собирались ужинать. Восхитительный запах плыл по всему дому и кружил голову. Уговорили и ее, а она не стала отказываться, потому что в последнее время ленилась готовить – не для кого. Вскоре подтянулся дед Семен, у него вошло в привычку заходить на огонек, как он говорил, «к Людкиным зэкам», которые оказались мужиками нормальными. Присутствие хозяйки его немного расстроило, потому что принесенный с собой шкалик водки требовал сугубо мужской компании. Но вида дед не показал, решив Людмилу Петровну пересидеть. Впрочем, она была женщиной незлой и понимающей, поэтому предложила:

– Давай, Семен Никифорович, доставай свой шкалик, я же по глазам вижу, что принес! Что же я вам буду такой плов портить.

– Дак праздник же! – выдвинул проверенный аргумент дед.

– И какой на сей раз? – заговорщицки поинтересовался, подмигивая деду, Владимир.

– Седьмое ноября! – не растерялся тот.

– Ага. Позавчера было. К тому же нет теперь никакого седьмого ноября, отменили его.

– А это нам наплевать! – возразил дед. – Мы наш праздник все равно отметим, полагается так.

– Ладно, отмечайте, – не стала вредничать Людмила Петровна, уплетая за обе щеки вкуснейший плов. – Только, чур, на демонстрацию потом не выходить и песни не орать, чтобы все тихо было.

И все было тихо, почти по-домашнему. Когда Родин с дедом ушли в сени курить, она села рядом с подвыпившим и оттого особенно благодушным Володей и задала вопрос, который давно ее занимал:

– Володя… а за что вы сидели?

– Если по-простому – я с одного предприятия на другое имущество перевел.

– Понятно. А оно ваше было? Имущество это? – попыталась вникнуть в суть Людмила Петровна.

– Ну… наполовину мое. У нас был завод небольшой, акционерное общество. Вроде вместе с мужиками работали, все нормально было. А потом они решили меня кинуть. Но я их опередил. Они спохватились, а выводить уже нечего. Зато они вперед меня успели заявление в прокуратуру кинуть. Там санкция была от пяти до десяти лет, мне дали пять, потому что все понимают: не я их, так они бы меня по миру пустили. Но за эти пять пришлось отдать все до копейки.

– Кому? Вашим партнерам?

– Нет, им достались кошкины слезы. Адвокатам, следователям, прокурору. А в основном тем, кто моих партнеров в Москве крышевал. Остатки умные люди по мелочам растащили. Короче, все нищими остались, стоило огород городить. Два с половиной отсидел, вышел по УДО.

– Это как?

– Условно-досрочное освобождение за хорошее поведение, – пояснил Володя. – Но жена мое хорошее поведение не оценила, потребовала развода. Я, конечно, дал, насильно мил не будешь. А барахло все на нее записано было, так все сейчас делают. Вот она со всем барахлом и свалила. Ничего, прорвемся. Есть идеи.

– А Юра?

– Вы уж у него у самого спросите, Людмила Петровна. Посчитали, что он бюджетные деньги растратил. Хотя, как видите, тоже не озолотился. Что-то типа ему на компьютеры дали, а он на эти деньги крышу починил. Я так скажу: если б реальные доказательства нашли, то дали бы не год, а больше. А в город возвращаться не хочет. Обиделся. Спросите сами.

Но вопрос, который с тех пор не давал Людмиле Петровне покоя, она задать не могла, потому что понимала – он из разряда риторических. Любимый, кстати, вид вопросов в русской классической литературе. Любой школьник навскидку приведет пример: «Русь, куда ж несешься ты?»; «А судьи кто?»; «Кто виноват и что делать?» и «Кому на Руси жить хорошо?». Вот этот-то последний и волновал ее особенно. Как так получается, что два нормальных, здоровых, порядочных мужика, никого не убивших и не ограбивших ни сироту, ни старуху, провели в тюрьме несколько лет и, выйдя на свободу, до сих пор не могут прийти в себя и вернуться к нормальной жизни. А такие, как Марат Гаряев, которые в страхе держат все село, на совести которых – все знают! – не одно преступление, живут припеваючи? Коли не убили никого, не пожгли, не изнасиловали – так накажите, оштрафуйте, чтоб неповадно было, но зачем же мордой об стенку, до крови?..