Чекисты. Книга первая - А. Лукин

Оправившись от болезни, она стала работать в райкоме комсомола. Просилась на фронт — не пустили. Сказали: слаба, винтовки не удержит.

Она и внешне изменилась. Перешила на себя старую гимнастерку брата, натянула “пролетарские” нитяные чулки, выкроила косынку из кумача. Только волосы стричь пожалела — оставила.

Через полгода райком направил ее в числе десяти лучших ребят на работу в ЧК. Предполагалось, что Галина, как девушка грамотная и энергичная, пригодится там на какой-нибудь вспомогательной должности. Так и было вначале. Несколько месяцев она просидела в канцелярии, вела переписку, работала шифровальщицей, потом ее назначили секретарем отдела по военным делам и шпионажу.

Она многое узнала за эти месяцы. Как и все молодые сотрудники, стремясь попасть на оперативную работу, она исподволь готовилась к ней. Присматривалась к разведчикам, даже книжки кое-какие почитывала из тех, что сохранились у Юрия со студенческих времен. Но этого ей показалось мало…

Работал в Харьковской губчека помощником уполномоченного Шурка Грошев, белобрысый, веселый и смелый до лихости человек. Едва Галина появилась в губчека, Грошев стал проявлять к ней особое внимание. В свободное время он часами просиживал в комнате, где стоял ее стол, балагуря и рассказывая такие случаи из своей биографии, что даже бывалые чекисты диву давались. И тем не менее Шурке верили. Многое из того, о чем он говорил, подтверждалось приказами по ЧК, в которых Щурке неизменно объявлялись благодарности и поощрения.

Что касается успеха у женщин, то и здесь он был не из последних, хотя нос имел вздернутый, а лицо конопатое: недостаток красоты с лихвой восполнялся его боевой славой.

Галину, однако, не проняло даже самое наглядное свидетельство Шуркиных успехов — маузер с золотой дощечкой на рукоятке, на которой стояла выгравированная надпись: “Александру Терентьевичу Грошеву за беззаветную отвагу”. Была в девушке какая-то сосредоточенная целеустремленность, непоколебимая, почти монашеская строгость. Шурка так и окрестил ее — “монашка”. Когда она смотрела на него в упор темными и, как Шурке казалось, загадочными глазами, он почему-то тушевался и даже самые выигрышные приключения описывал без необходимого блеска.

Однажды она сказала ему:

— Чем хвастать, научил бы лучше чему-нибудь полезному. Стрелять, например.

Шурка с радостью согласился.

Под стрельбище Грошев облюбовал укромный пустырь на окраине Харькова. На первом же занятии он попытался обнять девушку. И тут же горько пожалел об этом. Галина наотмашь ударила его по щеке.

— Ты что?.. — опешил он.

— М-мерзавец! — Галина так побледнела, что Шурка испугался. — Какой мерзавец!.. — И побежала с пустыря.

Как и многие сотрудники Галины, Шурка знал ее историю. Он догнал девушку, долго молча шел рядом, потом тихонько попросил:

— Галь, прости… Гад я, убить меня мало!..

Галина ничего не ответила ему. Вся она как будто окаменела, в глазах стояли слезы. И Грошев, спотыкаясь, плелся за нею, растеряв всю свою уверенность и чувствуя себя последней сволочью на земле.

Спустя несколько дней он подкараулил девушку в коридоре.

— Либо бей меня в морду и счетам конец, либо мне всю жизнь в гадах ходить! — заявил он. — Не будь вредной: вдарь!

И такой кроткий вид был у хитрого Шурки, что у Галины всю злость как рукой сняло.

— Вот еще, руки пачкать! — сказала она.

И мир был восстановлен.

Грошев научил ее стрелять и ездить верхом. Об ухаживании он больше не помышлял.

Вскоре Галину испытали как разведчицу. Дело ей поручили простое и поначалу довольно заурядное. Однако в ходе расследования оно неожиданно осложнилось и закончилось разоблачением большой группы военспецов из бывших офицеров, орудовавших в харьковской школе красных курсантов. Галина выдержала испытание с честью.

С тех пор жизнь ее потекла по новым законам, почти сплошь состоявшим из запретов и ограничений…

Из самых немыслимых передряг выходила она такой же, какой была, — строгой, чистой, нетронутой. В ее душе сплавились воедино и ненависть, и печальный опыт человека, которому довелось узнать немало мерзкого о людях, и — казалось бы, вопреки всему — непоколебимая юношеская вера в людей…

С легкой руки Шурки Грошева чуть насмешливое и все-таки уважительное прозвище “монашка” укрепилось за ней и даже стало ее конспиративной кличкой…

Все это Алексей узнал гораздо позже.

Сейчас он испытывал только легкие уколы профессиональной зависти: в работе с бандитами Галина была куда активнее его, и получалось у нее здорово.

С Шаворским она вела себя, как избалованная чиновничья дочка, чуточку взбалмошная, наивно-самоуверенная, в которой с былых времен укоренилось сознание, что ей все простится. Дядьком Боровым командовала уверенно, точно тот состоял у нее на жалованье. Бандитам сумела внушить такое уважение к себе, что они величали ее, девчонку, не иначе, как по имени-отчеству. Один лишь Нечипоренко позволял себе со стариковской фамильярностью называть ее Галиной. О Цигалькове и говорить нечего: тот и вовсе был у нее в руках.

Наконец, Колька Сарычев…

О Кольке Галина рассказала вот что.

Был он раньше красноармейцем, но дезертировал. Приехал он на побывку домой и угодил как раз к похоронам отца и родного брата, умерших почти одновременно от брюшного тифа. С горя Колька запил и в часть не явился к сроку. А вскоре за ним приехал сам районный военком. Пьяного Кольку скрутили и упрятали в холодную. Там он пришел в себя. Очухавшись, стал просить, чтобы его отпустили в часть, но военком уперся. Суд над Колькой он решил учинить показательный, чтобы разоблачить его перед всей деревней как дезертира и “вполне распоясанную контру”.

Ночью Колька хитростью заманил в холодную караулившего его часового, связал, отнял винтовку и, выкрав коня из общественной конюшни, удрал из родной деревни.

Уверенный, что нет ему теперь прощения от Советской власти, он с неделю прятался в днестровских плавнях, а после нашлись знающие люди: указали дорожку к Нечипоренко. Его приняли с охотой: Колька был большой знаток по части лошадей, а Нечипоренко собирался обзаводиться конной разведкой.

Галина сразу выделила Сарычева среди присных атамана. Колька был не похож на других бандитов. Она видела, что парень томится своим положением, злобится, что на душе у него камень. Узнав Колькину историю, Галина решила поговорить с ним напрямик. И не промахнулась. Ради возможности искупить свою вину Колька был готов на все. Через него Галина знала о планах Нечипоренко, которые тот не находил нужным скрывать от своего будущего начальника конной разведки. Колька добыл ей и сведения о Парканах…