С Ермаком на Сибирь - Петр Краснов

В то же мгновение вся линия казачьей цепи опоясалась густым белым дымом, сверкнуло яркое желтое пламя, и с резким воем полетели пули и жеребья по татарам. Грозный грохот, точно громовой раскат, прокатился над рекой и затрещал, эхом отдаваясь о крутые берега.

Татарские кони поднимались на дыбы и поворачивали назад. К гортанным крикам примкнули вопли о помощи и протяжный жалобный визг невидимо чем раненных татар.

Царевич Маметкул в сияющих серебром доспехах, в островерхом шеломе, на статном сером жеребце промчался вдоль строя, призывая к порядку. Новая туча стрел понеслась на казаков.

Выстрелившие из пищалей казаки сели на дно лодок и проворно засыпали из пороховниц порох, забивали войлочные пыжи, проталкивали пули и жеребья, насыпали под кремень порох.

Их место заняли другие казаки с готовыми пищалями, и новый гром поразил татар.

Маленькие пушки метнули ядра. — Орда смешалась.

Каждый татарин видел, что пришельцы из-за Каменного пояса были необычайные люди. Они знались с «ним» — с шайтаном — и дьявол им помогал. Они были громадного роста, силачи, богатыри. Отборные люди, молодцы-станичники, гулебщики по Волги пошли с Ермаком воевать Сибирь, и эти люди показались татарам страшными великанами.

Татарская орда повернула. Шагах в пятистах от реки царевичу и мирзам удалось успокоить татар и остановить их. Они устроились и понеслись полным скоком к реке. Точно хотели они спрянуть с обрыва в реку и самые лодки затоптать конскими копытами.

Крики стоном стояли над ордою. Копья, сверкая, крутились в руках у копейщиков, луки со стрелами были наготове. С размаху донеслись они до крутого обрыва и пустили отсюда стрелы. И так же покойно окуталась огнем и дымом казачья цепь, и пули и жеребья сразили еще многих татар.

Тогда, рассеиваясь по степи, пошли татары наутек.

Сотня Мещеряка бросилась за ними. В ней было без малого сто человек, татар было около пяти тысяч, но их охватила паника, и они неслись без оглядки по зеленой степи.

Казаки их настигали. Сильная рука заносила сабельный удар, и обезглавленное тело падало тяжело, точно куль муки, шлепаясь о землю.

И долго преследовали казаки, пока не стали сдавать уставшие лошади, не стали просить пощады татары.

Ермак пощадил пленных, дал им свободу и обласкал их. Он знал, как и чем купить сердца азиатов и как малыми силами завоевать Сибирь.

Покончив с пленными, перевязав своих раненных стрелами казаков, Ермак пошел вверх по Иртышу и в сумерках дошел до устья реки Тобола, где высадился на берег и устроил свой стан.

Все это время Федя в тяжелом не то сне, не то забытьи пролежал на дне ладьи и сквозь забытье неясно слышал грохот выстрелов, гортанные крики и протяжное молебное пение.

Очнулся он ночью. Над ним был холст шатра, освещенный свечою. Федя сел и увидел Ермака.

— Атаман! — воскликнул Федя. — Прости меня… Я совсем не помню, как забрался я сюда.

— Это я приказал тебя принести ко мне. Тот, кто показал себя храбрым, смышленым и неутомимым казаком, кто сослужил мне верную службу, — тот мой друг. Спасибо, Федор! Ты много мне помог в сегодняшней победе. Отныне ты будешь моим есаулом!

XXXI

Мятеж в казачьем стане

Первая победа над конною ратью царевича Маметкула дала Ермаку много славы, но доставила ему и немало забот.

То, что увидали и испытали татары в этом первом бою с казаками, было так необычайно, невероятно и страшно, что от улуса к улусу, от ханства к ханству, из юрты в юрту пошла страшная молва: «Ермак знается с «ним» и «он» ему помогает». Нечистая сила вмешалась в людские дела и с нечистой силой нельзя было бороться. Огневой бой… Страшные раны, многие навылет от неведомого оружия, куски свинца и железа в ранах, грохот — все это не виданное никогда — было непонятно. И что могли противопоставить этому татары? Луки и стрелы? Копья и сабли?.. Ужас охватил сибирские племена.

Беспредельная степь ожила и заговорила. Все надежды татар были на громадное пространство их земли. Вогулы и остяки уходили при приближении казаков. Юрты снимались. Стада угонялись. Городки разрушались, и все, что можно было увезти, татары увозили с собою. Ермак не находил пропитания для своего отряда. Новые припасы от Строганова не прибыли. Старые сухари были съедены. Питались рыбой и мясом птиц и джейранов[43], которых находили в степи и убивали стрелами.

Приближалась сибирская зима. Утренники стали морозные, кругом был стеклянный иней и темная дымила в Иртыше вода. Кругом безлюдье и тишина осени. Казаки стали скучать и хворать. Смолкли песни. Хмурые, недовольные лица были кругом Ермака. При встрече с атаманом казаки не глядели ему открыто в глаза. Смотрели мимо него.

— Завел черт знает куда!.. А зачем?.. Очень нужна кому эта Сибирь!.. Говорили: золотое дно, а что оказалось! С голоду помирать, что ль?..

По берегам Иртыша пошли сосновые, еловые и кедровые леса. Природа становилась дикой. Скалы сменялись округлыми горами — сопками. В тесных ущельях балок густо рос дубняк и боярышник. Коричневый сухой лист звенел, обрываясь на ветру. Течение было быстрое, и тяжело было грести против него.

О Кучуме слышали, что он ушел в свою столицу Искер и недалеко от нее укрепился с несметным войском. Все вогульские и остяцкие князья собрались к нему. Посылал он будто и за Ишимскую степь, за Алтайские горы, поднимать киргизов на защиту Сибири от казаков.

Отряд Ермака таял. Из восьмисот оставалось немного более пятисот. Ермак упрямо шел вверх по Иртышу и, где считал нужным, закладывал городки, рубил избы, насыпал валы и оставлял там охранные отряды.

22-го октября 1581 года казаки заняли городок Атикмурзы, стоявший в трех поприщах от Искера.

Городок был пуст. Немногие глинобитные постройки были развалены. Каменные кошары[44] были полны овечьего помета. Нигде не было ни овцы, ни курицы, ни мешка зерна. Над берегом глухо шумел еловый лес. Глыбы гранита серыми скалами выбивались изо мха. Место было глухое и страшное.

По приказу Ермака казаки оставили лодки и вышли на берег. Они расставили атаманский шатер, снесли к нему знамена, себе построили шалаши из ветвей.

Молча сидели голодные казаки в лесу у костров. Морозило. Сильно вызвездило холодное, точно льдистое небо. Порывами налетал ветер и глухо шумел вершинами деревьев. С опушки было видно, как вдали заревом костров и огней пылал Кучумов стан подле Искера и, казалось, что слышен был неясный гул голосов, ржание коней, мычание и блеяние стад и рев верблюдов.

Когда Федя проходил по стану, он видел молчаливые хмурые лица. Никто не скажет Феде слова привета, не улыбнется, не позовет Восяя. Кто-нибудь поднимет глаза на Федю и проводит его тяжелым взглядом из-под лобья. От этого взгляда холодок побежит по спине у Феди и он невольно ускорит шаги.

Морозная ночь шла в мертвой тишине. В шатре Ермака мерцала, то вспыхивая, то угасая, лучина. Там собрались старик Гаврила Лаврентьевич, есаулы Иван Кольцо, Никита Пан и Мещеряк.

И там было тихо.

Ни вина, ни браги, ни меда у казаков давно не было. Пили студеную воду из Иртыша — и этим гулебщикам станичникам было скучно без хмеля, и в их бесшабашные головы шли мысли о тихом покое теплых хат, о доме, о покинутых соломенных городках на Дону, о пьяных кружалах на Волге и в Рязани.

Осточертела Сибирь, непонятная и необъятная.

Перевалило за полночь.

Вдруг по казачьему стану пронесли смоляные факелы.

— На круг… На круг!.. — раздались голоса.

— Кто приказал? — спрашивали кое-где, но звавшие на круг не отвечали и проходили дальше, негромко, точно потаясь, взывая:

— На круг!.. На круг…

Никто не шел к знаменам. Не слышно было распевно-звонких «есаульских» голосов. Все совершалось необычно, и Феде показалось: как-то воровски.

Казаки вставали от костров. Они пристегивали сабли, вздевали саадаки и колчаны и хмуро, медленно, точно с трудом отдирая ноги от земли, волоча пищали за дуло, шли к Ермакову шатру и сбивались недалеко от него кучами.

Федя вошел в их толпу.

Она была молчалива. Кто-нибудь скажет два-три слова, пустит ту мысль, что всеми владела, и замолчит, испуганно оглядываясь.

— Идти назад!.. Чего там… Довольно! Домой!..

— Не желаем воевать с татарами.

— Чтобы, значит, мир… и свободный пропуск на Каму.

— Вот-вот, гляди, реки станут. Сама зима! Какая тут война.

Факелы освещали хмурые и, ведь показалось, — злобные, зловещие лица.

— Подите к атаману, — скажите: войсковой круг требует атамана.

Но никто не шел к Ермакову шатру. Он был наглухо закрыт и было видно, как там, полыхая, горела лучина, отбрасывая на полотнища подвижные тени.

— Сказать атаману, чтобы вел назад… Повоевали и довольно.

— Ни добычи, ни славы!

— С голоду пухнем!