Грозное небо Москвы - Николай Штучкин

- Везет тебе, Федя. Отделался легким испугом, теперь жить теперь будешь сто лет.

Потом, после штурмовки под Белым, когда его "зацепил" зенитный снаряд и буквально "раздел" машину, все удивлялись и снова говорили:

- Теперь-то уже точно, Федька, до ста.

Так я думал тогда, вспоминал, сидя у нашей стоянки. Сзади послышались шаги "Некстати", - подумалось мне Я хотел побыть в одиночестве, вернее, с прежним Федей. Тяжелая рука участливо легла мне на плечо.

- Федя был ранен, - сказал комиссар Акимцев - "Мессер" атаковал Кулака, а Карасев пытался отсечь Но положение было невыгодным, немец не отвернул, и тогда Карасев закрыл командира своим самолетом. Вроде бы все нормально, и пришел, и выровнял самолет, а перед тем, как приземлиться, упал на крыло.

Комиссар помолчал, снова тронул меня за плечо и ушел.

Я понял, почему Карасев упал на посадке. Он был уже мертв Задолго до того, как упасть. Он очень любил свой полк и нас, товарищей, и это дало ему силы прийти домой.

Последний "эрэс"

В ранних утренних налетах "Чаек" на аэродромы противника их встречают, как правило, только зенитки и "эрликоны" Истребители почему-то сидят на земле. Почему?

- Дело в температуре, - поясняет командир полна, - моторы на немецких самолетах не приспособлены к русским морозам. Правда, до настоящих холодов еще далеко, однако и небольшие - уже помеха. Нужны подогревы, особый сорт масла, топлива. Ничего этого у них, очевидно, нет. Рассчитывали закончить войну до наступления зимы, вот и бедствуют.

И верно: по утрам немцы бездействуют, зато чуть позже наши пилоты, вылетающие на штурмовку наземных войск, встречают их каждый раз.

Парами, группами в четыре - шесть самолетов, появляясь внезапно, как хищники, фашисты стараются ударить отставшего, добить подбитого. Если это не удается, в бой не вступают. Идут в стороне, напоминая зловещий эскорт. Наши их тоже не трогают, делают вид, будто не обращают внимания. Лучше, когда фашисты вот так, на виду. Попытки схватиться с ними всегда безуспешны: уходят немедленно, как только почуют опасность. И так же внезапно приходят, пытаясь застать врасплох И снова сопровождают, идя в стороне или сзади. Только не спереди - знают силу наших реактивных снарядов.

Во время штурмовки тоже норовят стукнуть из-за угла. Ни разу не попытались оказать настоящую помощь своим наземным войскам.

Почему?

- А у них не так, как у нас, - поясняет майор Писанко, - наша основная задача - работать в интересах наземных войск, у них - увеличивать личный счет сбитых.

- Значит, тактика такая недолговечна? - неуверенно говорит Косарьков.

- Поясни, - любопытствует Писанко.

- Если начнется сражение на ближних подступах к Москве, вся наша авиация будет нацелена против наземных войск, и немецкое командование заставит своих летчиков защищать пехоту по-настоящему.

- Логично. Этого следует ожидать, - соглашается Писанко, - но и сейчас будьте внимательны и осторожны. Фашистские летчики драться умеют, только не хотят рисковать: Гитлер обещал до зимы захватить Москву, а после этого - все блага земные. Но при явном численном или тактическом превосходстве нападут обязательно.

Прав командир. Возвращаясь после штурмовки, эскадрилья Максима Кулака попала в снежный заряд, разбилась на звенья. Это было южнее участка железной дороги Гжатск - Можайск. Спустя три-четыре минуты Кулак, Нечаев и Николаев, вырвавшись из снежного плена, неожиданно встретили десять Ме-109. Фашисты не стали их сопровождать, как обычно, а сразу пошли в атаку.

"Чайки" встали в оборонительный круг. В подобной обстановке это был единственно верный прием. Впоследствии этот прием устареет. Мы освоим скоростные машины, от тактики обороны в воздушных боях перейдем к тактике наступления, и формула "высота, скорость, маневр, огонь" станет основной формулой победоносного воздушного боя.

Все это будет потом. А пока, встав в вираж над верхушками леса, Кулак, Нечаев и Николаев прикрывают друг другу заднюю полусферу. Фашисты попытались вклиниться внутрь виража, да где там, выскочили будто ошпаренные Разве можно сравнить маневренность "Чайки" и Ме-109!

"Трудно им, сволочам, - подумал Кулак, - сверху ударить тоже нельзя, мешает низкая облачность, а больше всего - поспешность". Верно, немцы торопятся, каждый хочет быть непременно первым: "Чаек" ведь только три, вдруг не достанется.

- Шакалы! Настоящие шакалы! - кричит Нечаев.

Неожиданно прекратив атаки, фашисты отходят в сторону. Не все - двое остались. И Кулак понимает, что это значит: главарь решил не делиться добычей. Он намерен бить один, сверху, насколько позволит облачность.

Остальные будут действовать по команде. Обстановка осложнилась до крайности. Оторваться от верхушек деревьев нельзя - немцы немедленно атакуют снизу, уйти по прямой - тоже: у них большое преимущество в скорости, догонят немедленно. Уйти в облака невозможно - Николаев совершенно не подготовлен. Низкая облачность для него опаснее, чем "мессершмитты". Что делать?

Драться, решил Кулак. Что же еще? Очевидно, и немец, главарь этой группы, понял, что русские будут драться, что они не станут ждать пока он начнет их расстреливать. Он дал команду своим подчиненным, и группа из восьми самолетов разделились на две четверки. Одна идет по прямой на удалении тысячи метров курсом на запад, другая встала в вираж. Вот и она развернулась и идет вслед за первой, а первая начала разворот на обратным курс.

Все ясно. Два звена будут ходить навстречу друг другу вдоль железной дороги Гжатск - Можайск. Живая стена, сквозь которую прорваться едва ли возможно. Фашист осторожный и опытный, он обезопасил себя на случай активных атак наших "Чаек" и отрезал им путь отхода. Сейчас он пойдет в атаку...

Легким маневром фашист метнулся к облакам, с разворота бросил машину в атаку. Вначале, когда "мессер" шел по нисходящей прямой, трудно было понять, на кого нацелен удар. Но вот он лег на крыло, резко завернул траекторию. Под ударом оказался самолет Николаева. За ним виражит Нечаев, он и защитит хвост впереди идущей машины.

- Сережа! Не упусти момент! - предупреждает Кулак.

Нечаев на мгновение вывел машину из крена, поднял ее на дыбы, нажал на гашетку. Увидев перед носом дымную трассу, немец не выдержал, отвалил, не успев завершить атаку. Его напарник сразу пошел на Нечаева, но Кулак уже был наготове и атаку отсек.

Неожиданно появилась еще шестерка "мессершмиттов-109". "Трудновато, подумал Кулак, - трое против шестнадцати, - и почувствовал, как лоб покрылся испариной, а страх холодком прошел по спине.

...А минут через сорок большой, спокойный, даже чуть флегматичный, Максим Максимович рассказывал обступившим его пилотам: