Цербер - Николай Полунин

И его отпустили.

Он сидел в своей секретке, и кольцо вокруг автоматной мушки было надето на случайную веточку, а тот, в белой рубашке, не сделал и пяти шагов.

Павел вытер обильный пот со лба, провел ладонью по кольцам бороды. Бесшумно выдохнул. Автомат ему не понадобится. Ну, давай сюда, приятель, иди.

Однако непрошеный гость вдруг ни с того ни с сего присел на обломок бревна у края клевера. Задрал голову в небо. Будто за тем только и шел, чтобы жаворонков слушать.

Глава 28

Не говоря уже, что сон мешался и вертелся в голове, пока не оказался записан, Михаил вообще отказывался понимать его. Он не фрейдист, чтобы знать все их символы и толкования, штучки и дрючки.

Ну, любовь с девкой-ведьмой, удавшаяся или нет, — это ладно. После нескольких недель воздержания и не такое снилось. А кровь? Река? Тоннель? Переезд-переход?

Он что-то такое слышал об этих сновидениях. Кажется, они считались довольно типическими, он не оригинален.

Что ему всегда претило, так это все эти «маги», «Рыцари» и прочая белиберда. Он не верил в них. Он жил в совершенно конкретном мире, и сюда вдруг вторглась, прокралась через сны, выбрав его из многих, неведомая и беспощадная Сила.

В беспощадности ЕЕ он убедился очень скоро.

Первой пришла примитивная «рассказка». Даже «рассказка»-«информашка». ОНА начинала с самого простого. Классифицировать сообщения он тоже стал много времени спустя.

Помнится, ему было даже любопытно идти куда-то, ехать, искать названного человека, сообразуясь с горящими под веками строчками. Он полагал это еще одним навязчивым сном, от которого приходится вот так избавляться.

Михаилу ни разу не пришло сомнение в собственном рассудке. Все было слишком реально с самого начала, пусть и необычно.

Он отдавал себе отчет, что идет, как ослик за морковкой. Как крыса за дудочкой. Как пес на поводке.

Он нашел того человека. Сейчас он уже не помнил, кто это был, мужчина или женщина. Нашел, встретился под дурацким предлогом и через минуту недоуменного разговора почувствовал себя глупее некуда: человек-то был совершенно незнакомый. Посторонний, непричастный. Так думал он тогда.

Нашел и следующего. И еще. И еще. Сам процесс был занятен, он, можно сказать, развлекался. Сила не выдумывала новых приемов, она обучала его, давая играть, как любому детенышу — человеческому или звериному. Постепенно вся остальная его жизнь ушла, растворилась куда-то, как ушла жена и куда-то растворились все их фотографии, безделушки, мелочи — вещи, в которых держится память. Даже это пронеслось незаметно.

Но кончилось время пряника, настало время кнута. После особо эмоциональной «информацией» он поскакал в указанном направлении, спросил, прикинувшись помесью дебила с имбецилом, совета, как пройти на другую сторону улицы, и… и человека сбила машина. Насмерть, при нем. Вывалился мозг, он сам видел.

Тот, с кем он только что разговаривал, из-за задержки побежал на меняющийся светофор. История глупее не придумаешь.

«А ведь если бы я не… — светлым солнечным зайчиком прокатилась мысль. — А что, если и другие?..»

Он стал наводить справки. Тогда у него уже выработалась привычка обозначать на бумаге основные моменты своих странных снов, и он мог пройтись по адресам.

Он выяснил. Все уже были мертвы. Все были очень разные, но объединяло их одно: он приходил к ним. Ангел Смерти. Его посылала ОНА.

Пил он неделю, две, не помнил. Сила не беспокоила, разрешая наивно думать, что-де над организмом, насыщенным парами этилового спирта, она не властна. Позволив передышку, ОНА проявила себя во всей красе.

Михаил катался по полу в квартире, зажимая рвущуюся на части голову. Часами стоял над раковиной согнувшись, не слезал с унитаза — его организм очищали принудительно.

Он успел вызвать себе «Скорую» — к ее приезду все прекратилось. Врач пожал плечами и посоветовал пить рассол или ложиться в стационар. Звонить знакомым, жаловаться — кому и на что? Вливать в себя новое спиртное тоже бесполезно, ему только что это объяснили понятнее некуда. Это теперь, когда он научился жить с НЕЮ в ладу, ему стали разрешаться сии невинные забавы.

Он смирился. В первый свой раз смирился перед Силой.

Его не преминули поощрить: во время своего следующего похода на розыски — объекты оказывались все дальше и разбросанной — Михаил, завернув по нужде в чахлые кустики, нашел ни много ни мало, а полиэтиленовый пакет, набитый перекомканными купюрами разного достоинства. На блатном языке такой способ передачи денег называется «салатом».

И далее была находка, во время следующей поездки, как раз в момент, когда он прикидывал, что возвращаться ему, похоже, будет не на что. Потом еще, при сходных обстоятельствах.

Здесь ему не надо было разъяснять, здесь он понял все сам. Тем более что суммы говорили сами за себя: в обрез. Позже, когда он наладил свою новую жизнь, когда появилась Эмилия Борисовна и группа, от которой теперь остался в строю только тезка-Мишка, Сила не изменила этому правилу. ОНА не баловала, но кормила сытно.

С собственной совестью Михаил тоже до поры до времени жил спокойно: сам-то он, своею рукой ни к кому не притрагивался. Все пока можно было снести к невероятному стечению обстоятельств, к мистике или не уважаемому Михаилом колдовству.

Так было до мальчика Витьки Первушина. До двух подонков-садистов.

Михаил, правда, обошелся без истерик. Спокойно доехал домой, спокойно напустил горячую ванну, сел в нее и переполосовал себе вены в запястьях и локтевых сгибах.

Не верьте, если вам скажут, что в горячей воде это легко.

Это дико больно, особенно когда орудуешь по второй руке первой, уже разрезанной. Но он сделал это.

Прослушал заходящееся порывами сердце, поглядел без тошноты на побуревшую воду, преодолел липкий физиологический ужас. Закрыл глаза и сознательно стал умирать. Проклиная себя, неведомую настигшую его Силу и день, когда родился.

Он очнулся в грязной, полной свернувшейся крови ванне от холода, слабости и боли. Выбрался. Руки были в подживших, как бы полумесячной давности порезах и болели так, что ими невозможно было пошевелить. Вообще. Он не мог даже поднять телефонную трубку. Это длилось неделю. Вообразите себе, что у вас нет рук, и вы неделю одни дома. Плюс боль, от которой мутится в голове.

Кот вымотал ему все нервы требованиями еды и злобным шипением.

Ровно через неделю, день в день и даже час в час свирепая боль сделалась приемлемой, и руки заработали.

Он смирился во второй раз. Точнее, сделал вид, что смирился, в душе поклявшись себе, что не исполнит больше ни одного приказания, каким бы зверским мучениям ни подвергала его Сила.

Но он недооценил ЕЕ коварства.

Он игнорировал «информацией» и «рассказки», к «визиям» относился как к самым обычным сновидениям, а на висящие в темноте закрытых глаз огненные строчки и картинки не обращал внимания. Сила даже не особенно настаивала.

Просто однажды трамвай, в котором он ехал, произвольно покатился под горку. Спуск был длинным, а трамвай битком — час пик. В окончании длинного спуска на переезде застрял «МАЗ»-платформа, перевозивший огромный «Катерпиллер» с бульдозерным ножом.

Из шестидесяти восьми пассажиров выжили четверо. Михаил, в легких ссадинах и ушибах, да трое молоденьких девушек, почти подростков, все трое — со сломанными челюстями и позвоночниками. Газеты писали, проводя параллель со случаем в Днепропетровске.

«Вот видишь, — сказала ему Сила в очередном сеансе, не словами сказала, а просто дала понять, как ОНА это умеет, — а все потому, что ты упрямишься. Сколько невинных жертв. Ты все думаешь — ты убиваешь. А почему — не оберегаешь тех, кто остается здесь? Что беды вроде той, в которой ты так счастливо уцелел, происходят именно в силу затянувшегося присутствия здесь того, кого ты не захотел помочь убрать?»

Михаил запаниковал, но решил не отступаться. Пришла следующая «информашка», и он снова отказался выполнять. Это было в канун Нового года.

Сила наказала его, как не наказывала еще никогда.

ОНА показала ему. Он увидел вдруг всю цепь причинно-следственных связей, в которых ключевую и в конечном итоге роковую роль сыграет человек, с которым он отказался встретиться, отказался отдать ЕЙ, пощадил.

Неизвестно, что Силе пришлось сотворить с его мозгом, чтобы одномоментно запихнуть туда все бессчетные переплетения событий и их последствий, но это было сделано. Он увидел и понял, как один-единственный человек просто своим существованием, одним только фактом, а никаким не сознательным или неосознанным поведением, может отказаться песчинкой, которая породит лавину.

Через неделю упал первый «Ту-154». Через месяц — второй, на другом конце страны. Потом «А-310», потом «АН» какой-то. В тот год самолеты сыпались с неба, как метеоры в августе.