Нежная лилия - Кимберли Кейтс

Нилл молча жадно вглядывался в это лицо, которое так отчаянно пытался забыть, и сам не знал, что боялся увидеть на нем — гнев или горе. Слезы ручьем хлынули из глаз матери. Она смотрела на него, будто сын был единственным ее счастьем на этом свете.

Неужели же эта женщина не винит его — ведь обе они столько вытерпели, и все из-за него, Нилла? Или мать уже забыла и голод, и унылый, готовый рухнуть им на голову замок? Но ему даже в голову не могло прийти, что они так страдают: Конн заверил его, что с ними обеими все будет в порядке.

Слезы стояли в глазах Фионы. Лицо ее яростно сморщилось, и он вдруг вспомнил, что она делала так еще совсем маленькой, когда не хотела, чтобы кто-то видел, что она плачет.

— Ах, Фи! — рассмеялась ее мать. — Хватит твоих игр, девочка! Убери куда-нибудь этот меч и обними своего брата!

Мать легко разжала пальцы Фионы и вытащила меч из ее рук.

— Теперь тебе не будет от нее покоя, Нилл. Помнишь, она ведь вечно бродила за тобой по пятам, словно щенок, который боится потеряться?!

От зоркого взгляда Нилла не укрылась краска гнева, вспыхнувшая на щеках сестры.

— Я ведь была тогда совсем маленькой, мама. Но теперь Ниллу не будет от меня никакого беспокойства, уверяю тебя.

«Да, конечно, — иронически проворчал про себя Нилл. — Кроме разве ножа между ребрами!»

Сияющий радостью взгляд матери упал на Кэтлин, и улыбка осветила ее лицо.

— А это кто? Фи, сокровище мое, ты видела когда-нибудь более очаровательное лицо?

— Ее зовут Кэтлин, мама, — начал Нилл, — и она…

— Нилл! — воскликнула Фиона с умоляющим выражением в глазах.

— Ваш сын дал слово защищать меня от опасностей, — вмешалась Кэтлин.

Нилл нахмурился, но она бросила на него предостерегающий взгляд. Господи помилуй, подумал он, как сговорились обе! Неужто они хотят, чтобы он солгал и ни слова не проронил о том, какую опасность навлек на их дом?!

— Бедное золотце! — воскликнула женщина. — Пойдем скорее, согреешься у огня. Фи, прикажи Кифу, чтобы он приготовил Кэтлин что-нибудь поесть.

— Кифу?! — ошеломленно протянул Нилл. Он помнил шустрого старого слугу, который когда-то учил его ловить силком куропаток. — Он что, все это время был здесь?

— Отведи Кэтлин в дом, мама, — с едва скрываемой насмешкой попросила Фиона. — Я не сомневаюсь, Нилл будет счастлив снова увидеть Кифа!

Схватив брата за руку, она потащила его за собой.

В замке было темно и сыро, пахло плесенью, полы были засыпаны мусором, потолки — в паутине. Увидев жалкую тень дома, который когда-то покинул, Нилл был потрясен. Даже в ночных кошмарах Дэйр всегда являлся ему таким, каким он знал его прежде, — великолепным, сияющим ослепительной чистотой.

Споткнувшись обо что-то, он едва не растянулся на полу и вслед за Фионой ввалился в совершенно пустую кладовую, где на потемневшей от времени полке лежала половинка одной-единственной овсяной лепешки.

— Дьявольщина, что тут произошло? — взорвался Нилл. — Когда я ушел, тут было полным-полно всего!

— Да, только после смерти отца слуги разбежались кто куда. Уж твой драгоценный Конн позаботился, чтобы тут никого не осталось!

Нилл потерял терпение.

— Конн ничего бы не тронул! Любой другой тан на его месте захватил бы замок, а он не взял ничего, что принадлежало нашей матери!

— Думаешь, маме очень нужен был замок? Или ее безделушки, мебель, тряпки? Послушай, братец, ты что, забыл? Конн убил ее мужа! Да, да, убил! И украл единственного сына! Но погоди, это еще не все, Нилл! Ты ведь отправился с ним по доброй воле, не так ли? Ты поверил в то, что наш отец способен на предательство! А настоящим-то предателем был твой драгоценный Конн!

— Проклятие, Фиона!

— Он раз десять, если не больше, посылал сюда, в Дэйр, своих шакалов, чтобы мы не забыли, какова бывает его милость. Они разграбили все, что имело хоть какую-то ценность, а что не смогли увезти, переломали. Всех, у кого не хватило ума понять, что после казни хозяина-предателя нужно убираться из Дэйра, жестоко избили. Всех наших слуг, понял?

Будто тугая удавка стянула горло Нилла.

— Нет, я в это не верю, — проговорил он сквозь стиснутые зубы.

Кто, Конн Верный?! Безупречный воин, в чьем благородстве Нилл никогда не сомневался? И все же с того самого дня, как он прочел собственноручно написанный приказ своего тана, повелевающий его убить ни в чем не повинную девушку, что-то будто надломилось в нем.

Нет, резко оборвал Нилл сам себя. Кто знает, чего стоило Конну написать письмо, приговаривавшее Кэтлин к смерти? И ведь он доверил это не кому-нибудь, а Ниллу. Разве одно это не свидетельствовало о том, что Конн был достоин его доверия? Ведь он дал в руки сына своего злейшего врага оружие, которое, выплыви правда наружу, погубило бы его навеки.

— Киф был последним. — Голос Фионы вернул Нилла к действительности. — Я просила, умоляла, чтобы он уехал из замка. Его преданность стоила бедняге одной руки, и люди Конна поклялись, что отрубят ему и вторую, если, вернувшись, снова найдут его здесь!

В памяти Нилла вдруг всплыла вечная кривая ухмылка Кифа, его терпеливые умелые руки — он всегда находил время, чтобы повозиться с маленьким мальчиком. Ему не верилось, что такая жестокость могла свершиться по прямому приказу тана.

— Конн наверняка и не ведал о том, что они творили в Дэйре! В конце концов, вся Ирландия знала, что в замке не осталось хозяина! Эти разбойники орудовали сами по себе.

— Они явились по приказу Конна, чтобы мы никогда уже больше не смогли оправиться. Ты не веришь мне, да? Но ведь я была при этом, Нилл! Я собственными глазами видела, как они избивали наших людей, как отсекли руку Кифу. — Голос ее дрогнул и оборвался.

— Фиона, но ведь у тебя же нет никаких доказательств, что именно Конн отдал им такой приказ. Может, ты права и это и в самом деле были его люди. Что ж, кровь порой может ударить в голову, мне это известно. Да черт возьми, может, это были обычные мародеры!

— Да, да, придумывай оправдания для своего драгоценного Конна, Нилл, в этом ты весьма преуспел. Само собой, почему ты должен верить мне, раз уж не поверил собственному отцу?! — Голос Фионы сорвался, и она закусила губу, чтобы не дать волю бушевавшей в ней ярости.

— Отец сам признался мне в том, что он сделал, Фиона! Признался перед тем, как встретить смерть, которую он заслужил. — Нилл слишком хорошо помнил это — крохотную темную камеру, глаза отца. «Я сам навлек эту кару на себя, сын мой. Я предал своего тана, твою мать и тебя».

— Лжец! — не выдержала Фиона. — Ничто в мире не заставит меня в это поверить. — Осекшись, она полоснула по его лицу яростным взглядом. — Покуда ты в Дэйре, не смей так говорить об отце!