Инферно - Браун Дэн

Лоренцо Медичи, получивший за щедрость прозвище Великолепный, будучи и сам превосходным поэтом и художником, обладал прекрасным художественным чутьем. В 1489 году ему приглянулась работа молодого флорентийского скульптора, и он пригласил его пожить во дворце Медичи, где тот смог бы совершенствовать свое мастерство под влиянием чудесных живописных полотен, украшавших стены дворца, утонченной поэзии и высокой культуры. Под покровительством Медичи талант юноши расцвел, и в конце концов он изваял две самые знаменитые в мире скульптуры – «Оплакивание Христа» и «Давида». Сегодня мы знаем его как Микеланджело – гениального творца, которого иногда называют величайшим подарком Медичи человечеству.

Учитывая, с каким пиететом Медичи относились к искусству, подумал Лэнгдон, им было бы приятно узнать, что здание, в котором первоначально размещались их конюшни, теперь служит домом Академии изящных искусств. Это тихое место, где сейчас черпают вдохновение молодые художники, было выбрано для конюшен из-за близости к самой живописной и удобной для верховой езды местности во всей Флоренции.

Сады Боболи.

Лэнгдон перевел взгляд влево, где за высокой стеной виднелись верхушки деревьев. Раскинувшиеся на обширной территории сады давно стали туристической достопримечательностью. Лэнгдон не сомневался, что, если им с Сиенной удастся туда попасть, они смогут пройти через них и оказаться в Старом городе, минуя Римские ворота. В случае чего, там было где укрыться: обширный парк изобиловал деревьями, лабиринтами, гротами и нимфеями. Но самое главное, пройдя через сады Боболи, они окажутся у палаццо Питти – каменной цитадели, некогда служившей резиденцией Медичи. Сто сорок залов палаццо были одной из самых посещаемых туристических достопримечательностей Флоренции.

Если мы доберемся до палаццо Питти, подумал Лэнгдон, то оттуда до моста в Старый город будет рукой подать.

– А как нам попасть в сады? – с деланым безразличием поинтересовался Лэнгдон, кивая в сторону высокой стены, за которой раскинулся парк. – Я бы показал их сестре, пока мы не застряли в Академии.

Парень с татуировкой покачал головой.

– Отсюда нельзя попасть в сады. Вход в них со стороны палаццо Питти. Надо войти через Римские ворота и обогнуть парк.

– Не гоните! – вмешалась Сиенна.

Все, включая Лэнгдона, изумленно на нее уставились.

– Да ладно, – продолжила она с понимающей ухмылкой, накручивая на палец прядь волос. – Хотите сказать, что никогда туда не пробирались покурить травку и подурачиться?

Студенты переглянулись и дружно расхохотались.

Парень с татуировкой был сражен наповал.

– Мэм, вы просто обязаны здесь преподавать. – Он подвел Сиенну к углу здания и показал на раскинувшуюся сзади парковку. – Видите там слева в углу сарайчик? За ним стоит платформа. Нужно затащить ее на крышу, залезть по ней на забор и спрыгнуть с другой стороны.

Сиенна уже шагала туда. Она оглянулась на Лэнгдона и бросила ему с насмешливой улыбкой:

– Пошли, братик Боб. Или ты слишком стар, чтобы лазить через заборы?

Женщина с серебристыми волосами прислонилась головой к пуленепробиваемому стеклу и закрыла глаза. Вокруг все плыло. От препаратов, которыми ее накачали, ей было нехорошо.

Мне нужен врач, подумала она.

Но у сидевшего рядом вооруженного охранника был строгий приказ: до успешного завершения операции никак не реагировать на ее состояние. Однако судя по доносившимся звукам, до этого было еще далеко.

Тошнота усилилась, и женщине стало трудно дышать. Подавив приступ, она задумалась, как могло получиться, что она оказалась в столь незавидном положении. Найти ответ в ее нынешнем состоянии не представлялось возможным, но она четко знала, с чего все началось.

Нью-Йорк.

Два года назад.

Она прилетела в Манхэттен из Женевы, где уже десять лет занимала исключительно важный и престижный пост руководителя Всемирной организации здравоохранения. Будучи видным специалистом по инфекционным заболеваниям и эпидемиологии, она получила приглашение выступить в ООН с лекцией о предотвращении пандемий в странах третьего мира. В своем выступлении, проникнутом оптимизмом, она рассказала о системах раннего обнаружения заболеваний и новых методах лечения, разработанных ВОЗ и другими организациями. Ей аплодировали стоя.

Когда после лекции она разговаривала в фойе с несколькими известными учеными, к ней подошел сотрудник ООН – судя по надписи на его бейдже, весьма высокопоставленный, – и прервал их беседу.

– Доктор Сински, с нами только что связались из Совета по международным отношениям. С вами очень хочет поговорить один человек. Машина ждет.

Озадаченная и слегка встревоженная, доктор Элизабет Сински извинилась перед коллегами и забрала свою сумочку. Лимузин помчал ее по Первой авеню, и она почувствовала, что почему-то нервничает.

Совет по международным отношениям?

Как и все, Элизабет Сински о нем слышала.

СМО был основан в 1920-х годах как частный аналитический центр, и с тех пор его членами были с полдюжины президентов, почти все государственные секретари, большинство руководителей ЦРУ, сенаторы, судьи и представители таких знаменитых династий, как Морганы, Ротшильды и Рокфеллеры. Благодаря уникальному сочетанию интеллектуального потенциала, политического влияния и капитала Совет по международным отношениям по праву считался «самым влиятельным частным клубом в мире».

Как главе Всемирной организации здравоохранения Элизабет часто приходилось иметь дело с сильными мира сего. Ее продолжительный опыт работы в ВОЗ вкупе с решительностью суждений был незадолго до этого высоко оценен одним авторитетным журналом, включившим доктора Сински в список двадцати самых влиятельных людей мира. Под ее фотографией в журнале поместили подпись «Лицо мирового здоровья», что она восприняла с известной иронией, поскольку в детстве была очень болезненным ребенком.

В шесть лет ее начали лечить от тяжелой формы астмы многообещающим новым препаратом. Это был первый из полученных глюкокортикостероидов – стероидных гормонов, производимых корой надпочечников, – который чудесным образом прекратил приступы астмы. Однако годы спустя, когда наступил период полового созревания, проявились непредвиденные побочные эффекты. У Элизабет так и не наступили менструации. Она никогда не забудет того ужасного дня, когда врач сообщил ей, девятнадцатилетней, что у нее необратимое повреждение репродуктивной системы и она никогда не сможет иметь детей.

Время залечит боль, сказал тогда доктор, но горечь и ощущение пустоты так и не ушли. По жестокой иронии, лекарства, лишившие ее способности зачать ребенка, никак не сказались на заложенном природой материнском инстинкте, и она десятилетиями мучительно подавляла в себе несбыточное желание иметь ребенка. Даже сейчас, в шестьдесят один год, каждый раз при виде матери с малышом у нее по-прежнему щемило сердце.

– Мы почти приехали, доктор Сински, – сообщил водитель лимузина.

Элизабет провела расческой по длинным серебристым локонам и посмотрелась в зеркальце. Автомобиль остановился в фешенебельном квартале Манхэттена, и водитель помог ей выйти из машины.

– Я подожду здесь, – сказал он, – и отвезу вас в аэропорт, когда вы освободитесь.

Нью-йоркская штаб-квартира Совета по международным отношениям располагалась в неброском здании в неоклассическом стиле на углу Парк-авеню и Шестьдесят восьмой улицы, в котором некогда обитал нефтяной магнат из «Стандард ойл». Оно безупречно вписывалось в элегантный окружающий ландшафт, ничем не выдавая своего нынешнего назначения.

– Доктор Сински, – приветствовала ее представительного вида дама в приемной. – Проходите, пожалуйста. Вас ожидают.

Да, но кто?

Элизабет последовала за женщиной по роскошному коридору, и они остановились у закрытой двери. Секретарша тихонько постучала, после чего открыла дверь и жестом пригласила ее войти.