Тринадцатая реальность - книга закончена - Геннадий Ищенко

- Не знаю, - ответила она, - но, наверное, много. Так в чем же дело? Садись и пиши. Или тебе для этого нужна машинка?

- Мне для этого нужно желание, - вздохнул я. - И не собираюсь я здесь трещать машинкой. Если я займусь писаниной, ты у меня умрешь от скуки.

- Ты не дашь, - прошептала она, прижимаясь ко мне и пуская в ход руки. - Надо выполнять супружеский долг!

- Не весь же день, - возразил я. - Так я быстро кончусь, и ты останешься вдовствующей княгиней. Милая, убери руки. Надо придумать что-то такое, чем можно заниматься вдвоем, помимо твоего долга.

- Долг не мой, а твой, - недовольно сказала она. - Ходить по театрам, как я понимаю, нам нельзя, в кино тоже не сходишь. И что остается? Съездить к кому-нибудь в гости? Еще можно почитать книги, но надолго меня не хватит.

- Идея! - воскликнул я. - Ты на гитаре играешь?

- А почему я на ней должна играть? - спросила Вера. - Гитара - это мужской инструмент. Я играю на фортепиано. У меня дома есть хороший инструмент.

- Я его в твоих комнатах не видел, - сказал я. - И хорошо играешь?

- А зачем мне в моих комнатах инструмент? - не поняла она. - У нас для этого есть музыкальная комната. У отца в доме три десятка комнат, да еще часть большого дома на Гороховой, которую он отдал Ивану. А играю хорошо, но только под настроение. Мне больше нравится слушать, как играют другие.

- Вот я тебе сейчас и сыграю, - пообещал я, - а заодно и спою. Подожди, сначала настрою гитару, а то я ее уже полгода в руки не брал.

Я взял гитару, с удивлением убедился, что она не нуждается в настройке, и запел "Эхо любви", подражая манере исполнения Анны Герман:

- Покроется небо пылинками звезд, и выгнутся ветви упруго. Тебя я услышу за тысячи верст, мы эхо, мы эхо, мы долгое эхо друг друга...

- Откуда такое чудо? - со слезами на глазах спросила Вера. - Никогда такой песни не слышала!

- Садись на кровать, - сказал я вскочившей с нее жене. - Я тебе сейчас расскажу такое, что можешь хлопнуться в обморок, а это лучше делать на кровати. Надо было рассказать до свадьбы, но сначала было много других дел, а потом я решил этого не делать. Мы любим друг друга, и мои слова ни на что не повлияли бы, только могли испортить тебе настроение.

- Хочешь сказать о том, что у тебя до меня были женщины? - спросила она. - Так я об этом и так догадалась!

- Какие женщины? - не понял я. - О чем ты говоришь?

- В тот вечер, когда я с тобой осталась в первый раз, ты действовал так решительно, что было сразу видно, что проделываешь это не в первый раз. Мне поначалу стало так горько...

- А потом? - спросил я.

- А потом ты начал со мной делать такое, что у меня из головы вылетели все мысли, - залившись румянцем, призналась Вера. - Я с девушками часто говорила о парнях. Ну ты понял, о чем я. И в гимназии, и со служанками. Кто-то что-то слышал, у других уже были мужчины, но никто из них о таком не рассказывал. Мне было так хорошо, что я даже подумала, что это неплохо, когда жених умеет... Мало ли кто был до свадьбы, главное, чтобы никого не было после нее!

- Все так и не так, - сказал я, вешая гитару на крючок в стене. - Понимаешь, у меня никого, кроме тебя, не было и не будет, но я знаю, как делать это и многое другое из чужой памяти. В это трудно поверить, но ко мне в голову попала память всей жизни другого человека. И самое невероятное в этой истории - это то, что он прожил свою жизнь не в нашем мире. У него была жена и двое детей, поэтому я у тебя такой грамотный. Если бы не этот подарок, я бы толком не знал, за что тебя трогать. Мы тоже болтали о девушках, но толку от такого трепа! И песня эта из его мира. Я их много знаю.

- Ты ее сам перевел? - спросила она. - И так складно! Может быть, у тебя есть и талант поэта?

Я видел, что она не усомнилась ни в одном моем слове, ей просто было страшно интересно.

- Ничего я не переводил, - ответил я. - Их мир во многом похож на наш. Есть там своя Россия, в которой говорят на таком же языке. Он был инженером и писателем, поэтому у меня все так легко и быстро получилось со статьей. А стихов я тоже много знаю и могу рассказать. Только жизнь у них все-таки сильно отличалась от нашей, поэтому многое без объяснений будет непонятным.

- Семье говорил? - спросила жена.

- Говорил отцу, а женщинам об этом знать не стоит. И отец в этом со мной согласен. Мать перепугается, а сестра может разболтать. Вряд ли кто-нибудь в такое поверит, но все равно. И ты, смотри, никому не говори! Для меня это может быть опасным.

- Никому не скажу! - поклялась Вера, заодно перекрестившись. - Вот тебе крест! А ты мне еще что-нибудь сыграешь?

Ну и чем я, по-вашему, занимался до вечера? Правильно, пел, декламировал стихи и рассказал кое-что о мире Рогова. У жены горели глаза, и ей всего было мало. Когда позвонил отец, и мне нужно было ехать на беседу, она чуть не заплакала от огорчения.

- Если окончательно не сорву голос, буду петь для тебя полночи, - пообещал я, пригладив ей волосы. - А ты пока возьми что-нибудь почитай или поболтай с Ольгой. Ей одной тоже скучно.

Я поменял халат на костюм, взял с собой пистолет и спустился к машине.

- Добрый вечер! - поздоровался я с охранниками. - Вам нужно отвезти меня к департаменту полиции, а потом оттуда заедем еще в одно место.

Все-таки просторные дороги с хорошим асфальтом, если на них мало транспорта, позволяют очень быстро передвигаться по совсем немаленькому городу, а нам еще повезло не стоять на светофорах, поэтому машина домчалась до департамента в считанные минуты. Отец ждал нас у одного из входов и быстро спустился к машине.

- Поезжайте по этому адресу, - приказал он, передавая водителю листок с записью. - Там подождете нас с полчаса и отвезете к дому. После этого вы нам сегодня больше не понадобитесь.

На этот раз ехали гораздо дольше, фактически в предместье. Остановились у большого одноэтажного дома, с маленьким, но ухоженным парком. Машину оставили у ворот, а сами через открытую калитку прошли по уложенной плиткой дорожке к большой клумбе, расположенной перед парадным входом. Дверь оказалась заперта, и пришлось звонить, а потом ждать, пока откроют. На нас посмотрели в глазок, потом мужской голос спросил, кто и по какой надобности.

- Откройте, Вадим Ефимович, - сказал отец. - Это Мещерские. Я вам недавно звонил.

Звякнула вынутая цепочка, со щелчком открыли замок, а потом еще убрали засов.

- Я здесь живу уединенно, - говорил нам хозяин, заводя в гостиную, - а береженого, как известно, бог бережет. Садитесь, господа. Не хотите чего-нибудь выпить?

- Нам бы пищи духовной, - улыбнулся отец. - Пищу телесную мы отведаем дома.

- Ну раз так... - развел руками хозяин. - Вас, молодой человек, интересовали те лица, которые представляют мировых производителей наркотиков? Это ведь вы написали статью в "Русском слове"? Смело, очень смело... Я примерно представляю, чем вы руководствовались, добиваясь со мной встречи. Врага нужно знать в лицо?