«Зона свободы» (дневники мотоциклистки) - Майя Новик

— Может, «скорую» вызвать? — спросил дрогнувшим голосом Алексей.

— Ага! Они мне приедут зеленкой намазать! — фыркнула я.

Ночью я узнала, что такое «асфальтовая болезнь» — меня «ломало», тошнило, болело все тело, нога горела огнем. Я никак не могла устроиться так, чтобы мне было полегче. На узкой тахте мне и одной бывало тесновато, а тут еще Алексей решил остаться ночевать. При этом спал он, как убитый, и разбудить его мог только звонок будильника в шесть тридцать утра. Когда же я все же растрясла его, он бессмысленно глянул на меня своими синими зенками и, сказав:

— Ну, а я-то чем помочь могу… — снова уснул.

Я скрипела зубами, пила цитрамон и мазала ногу всем, что было в аптечке. Уснула я только тогда, когда Алексей утром ушел домой.

Странно, но до сих пор я не воспринимала наши отношения всерьез, да, в общем-то, ничего серьезного и не было. Так, баловство одно. Всю зиму мы встречались два раза в неделю на квартире у его бабушки — Евдокия Давыдовна работала сторожем, и свою однокомнатную квартиру на первом этаже оставлять без присмотра боялась. В принципе, эти встречи нас ни к чему не обязывали, хотя как-то уже само собой подразумевалось, что мы друг друга любим. Да, мы были разные, но нас объединяли не только мотоциклы, мы одинаково смотрели на многие вещи. Например, и для меня, и для него деньги не были главными в жизни, он, конечно, как мужчина, относился к ним бережней, но и только. Как и во мне, в нем не было ни капли коммерческой жилки или дешевого торгашества. Ему было легче сделать красивый жест и сказать:

«Бери! Дарю!», чем продавать, торговаться, и, как он говорил, «кромчить». Мы оба почти не пили и не переносили пьяных. Один раз, зимой, я специально позвала Алексея на «корпоративную вечеринку», чтобы посмотреть, как он себя будет вести, если напьется. Он сел рядом с нашим боссом, владельцем газеты, бывшим комсомольским вожаком, и решил в порыве озорства перепить «владельца заводов, газет, пароходов», я не мешала. Он оказался спокойным. Захмелев, он начал мне рассказывать о мотоциклах и мотоциклистах, а потом, когда я привела его домой, мирно уснул.

Он не курил, и с первого марта бросила курить и я. Чего мне это стоило, могут догадываться только заядлые курильщики. Бывали времена, когда я выкуривала по две пачки в день. Неделю меня мучили черти, через месяц я решила закурить, долго откашливалась, плевалась и удивлялась, как можно было столько лет сосать такую гадость! Вряд ли Алексей оценил этот поступок по достоинству, — он не курил ни разу в жизни и не знал, чего мне это стоило.

Между тем, в наших отношениях назревал перелом: его родные, сообразив, что ни к чему хорошему с их точки зрения наш союз не приведет, решили объяснить своему чаду, с кем он связался. Странно, но они мне очень нравились: было в их семье что-то крепкое, хозяйственное, притягивающее. В нашем городском обществе понятие «деревня» всегда почему-то связано с пьяным трактористом, нищетой, голытьбой, неграмотностью и непомерной злобой. Когда в детстве мой отец пытался втолковать своей городской дочке, что, мол, «все мы родом из деревни», в моем представлении он имел в виду прежде всего самого себя, так как вырос в далеком селе Троицке, где-то в Красноярском крае, под Канском, а общее же понятие, которое говорило о том, что все наши предки когда-то жили в деревнях, было настолько далеким, что его и всерьез-то воспринимать невозможно было. Здесь же я впервые столкнулась с той деревней, о которой мы бы все, наверное, мечтали — с работящей, непьющей, ладной, сильной, независимой ни от каких правительств, ведь тот, кто живет на земле, всегда может сам себя прокормить. Несмотря на то, что родители Алексея работали на предприятиях Ангарска, они по-прежнему оставались крестьянами в самом лучшем смысле этого слова: они знали, что и как растить, где покупать поросят, что делать, чтобы картошка уродилась, как обустроить будку для собаки, чтобы не околела в лютый мороз, как построить баню, как сложить печь… Праздники они справляли всей своей большой семьей, — приходили тетки, бабки, сестры, дальние родственники, стол ломился от яств. В первый раз я увидела, чтобы на столе было семь (семь!!!) горячих блюд! Друг с дружкой они были сдержаны в чувствах, помогали родне, чем могли, при чужих не ругались, а если ругались, то только наедине и только если был существенный повод. Таким поводом стала я.

Зимой у них была надежда, что весной я вместе со своим мотоциклом съеду из их гаража навсегда. Конечно, они понимали, что Алексей какое-то время погорюет, но надеялись, что недолго: все что ни делается, делается к лучшему. Подозреваю, что зачинщицей была бабушка: она мечтала о толстой, розовощекой девке, которая взвалила бы на себя воз работы по дому, работала в огороде, пекла блины, строгала тазиками салаты, мыла пол и вытирала пыль. В принципе, ничего плохого в этих мечтах не было. Так оно и должно было быть, если бы Алексей не оказался заядлым мотоциклистом. Родители, в свою очередь, мечтали о внуках, а я, ну, никак не подходила на роль матери этих виртуальных пока детишек. Во-первых, я была разведена. Во-вторых, я была бездетной, а это их настораживало, в третьих, я была худой, в четвертых, я была выше Алексея. На полсантиметра! В пятых, я почему-то не вытирала пыль в их доме и не мыла посуду. Когда все аргументы были исчерпаны, его мама Людмила Иннокентьевна выдала последний козырь:

— И что ты будешь делать, когда она располнеет?

— Тоже стану толстым! — ответил находчивый Алексей.

Но последней каплей стала затеянная Евдокией Давыдовной ссора, в результате которой Алексей хлопнул дверью и ушел.

Он позвонил поздним вечером в дверь и тут же, в прихожей, рассказал, что он поругался со своими, и ему негде ночевать, да и, в общем-то, жить.

Я не колебалась ни секунды. Летом мои родители жили на даче, дома почти не появлялись, и я была уверена, что они одобрят мое решение.

— Оставайся! Какой разговор…

Он еще немного потоптался и, стесняясь, сказал, что у него совсем нет денег, но дней через десять он должен получить зарплату. Он работал на нефтеперерабатывающем заводе и, в отличие от меня, деньги получал точно по расписанию. Всю свою зарплату, за исключением небольшой суммы «на бензин», он отдавал родителям.

— Да не волнуйся, у меня есть немного, а в среду будут гонорары, окорочка есть, макароны, сало, вон, тоже есть, мне салом в прошлый раз заплатили, представляешь?

Так что с голоду не помрем.

Он вздохнул и, пряча глаза, повесил свою косуху на вешалку, рядом с моей кожаной курткой. Кто бы мог подумать, что она провисит там до сих пор?

Я так и не знаю, что привлекло его во мне. Быть может, мое страстное желание научиться ездить на мотоцикле, может быть — готовность сидеть в холодном гараже и безропотно крутить гайки и паять проводку. А быть может — сдержанность чувств или отсутствие скупости. Я не знаю.

Мотоциклы пришлось перегнать на платную стоянку. Это было очень кстати брату Алексея Толику. Он вернулся с армии, и родители на радостях купили ему старенькую, рыженькую «копейку». Спустя месяц я не узнала гараж, — везде валялись зачасти и инструменты, в углах скопился хлам. Это был уже не тот гараж, в котором мы провели целую зиму.

Вдвоем мы как-то отделились от всей остальной компании. Нам было достаточно друг друга. Один раз по весне мы все-таки приехали в сервис к Белецкому, Алексею понадобились какие-то запчасти. Это было грязное, темное, прокуренное помещение с низким потолком. Стол был завален мусором, смятыми пачками из-под сигарет, окурками. В грязных тарелках были раздавлены окурки, коричневые от чайного налета стаканы давно не мыли. Везде валялись пыльные запчасти от мотоциклов и мопедов, едко пахло растворителем.

Белецкий в загвазданной краской и маслом спецовке, с грязными по локоть руками, с отросшими за зиму волосами ниже плеч, собранными в хвост, двумя пальцами, брезгливо держал сигаретку и косо улыбался. Улыбка у него была вроде бы и приветливая, но в то же время, словно бы говорила: «А нет, меня не обманешь, гляди, брат!»

— Так ты у нас теперь на колесах? — спросил он меня, когда Алексей отошел в сторону с Яном, они рассматривали железо и обсуждали какую-то очередную переделку.

— Да, — просто ответила я.

— Ну что, как-нибудь тебя проверим? Махнем с тобой до Улан-Удэ?

Я даже опешила. Тоже мне, знаток нашелся. В этот момент Алексей взял меня за рукав, и мы ушли. Больше у нас не было особого желания общаться с Белецким. Да у него и без нас команды хватало.

Пик Любви (1999 год, июль)

К середине лета, после того, как Алексей убедился, что я вполне могу контролировать мотоцикл, мы решили куда-нибудь съездить. Куда? Раздумья были недолгими. В Аршан! Этот далекий курортный бурятский поселок у подножья Саян я запомнила с детства, сюда ездили отдыхать родители. В те времена было трудно, практически невозможно достать путевку на этот престижный по тем меркам курорт.