Лихая гастроль - Евгений Сухов

Неожиданно в сопровождении двух женщин появился граф Демидов.

– А вот и наш герой! – громко произнес он, привлекая к себе внимание. – Ну, чего же вы стоите, молодой человек, подойдите к дамам. Я столько им рассказал о вас интересного, что им не терпится с вами познакомиться.

Заметно тушуясь, Евдоким подошел к дамам.

– Здрасте…

– Это наша незабвенная и единственная в своем роде госпожа Мальцева, а это несравненная и бесподобная мадам Ангела Каваллини, – торжественно произнес граф.

Госпожа Мальцева оказалась высокой женщиной с узкими плечами, и если бы не пышный бюст, строптиво выпирающий через тесную ткань, то ее можно было бы назвать тощей.

– Что это вы на меня так смотрите, молодой человек? – спросила Мальцева.

– На граммофоне голос у вас больно звонкий, да и молодой… Я сперва думал, что вам и двадцати пяти нет.

Мадам Каваллини громко рассмеялась, а Мальцева, приложив к губам Евдокима тонкий пальчик, лишь сдержанно заметила:

– А вы хулиган, однако.

– Госпожа Мальцева, простите, коли что не так, деревенщина я, с меня много-то и не возьмешь, – взмолился Евдоким. – Я к вам со всей душой. Когда вы у меня в граммофоне поете, так я шелохнуться боюсь.

– Я вас прощаю, молодой человек, – великодушно махнула ручкой Анастасия Дмитриевна, смягчившись. – Вижу, что вы большой ценитель моего творчества. И что же вам больше всего нравится?

– «Гайда».

– Ха-ха-ха! «Тройка»?

– Во-во, «Тройка»!

Гайда, тройка, снег пушистый,

Да и ночь морозная кругом!

Светит месяц серебристый,

Мчится парочка вдвоем!…

– звонко и с задором пропела Мальцева.

– Господи, она, она самая! – сорвал Евдоким в восхищении картуз. – Это надо же! А голос-то какой. Что же мне для вас сделать такого, госпожа Мальцева?

– А вы лучше, голубчик, накормите наших дам. Как говорится, соловья баснями не кормят.

– И то правда! А я завсегда пожалуйста. Ничего для вас не пожалею!

– Тогда давайте пойдемте в столовую первого класса, – нетерпеливо предложил Кондрат Егорович. – Уверяю вас, на пароходе наилучшая кухня во всей губернии! А какая обстановка!

Место и в самом деле было великолепным, прежде такого Евдоким не видывал. Столовая была расположена за капитанской рубкой, и через огромные стекла можно было обозревать медленно проплывающие берега, что весьма способствовало пищеварению. Стены обделаны бронзой и разного рода лепниной, резные столы из красного дерева, а стулья, обитые зеленым бархатом, были мягкими и удобными. Оглядев критическим взглядом диван, стоявший в самом углу столовой, Ануфриев подумал о том, что такую вещицу неплохо было бы заполучить к себе в контору, и нужно будет на этот предмет поговорить с капитаном парохода. Вряд ли кто устоит против двух сотен рублей.

– Чего изволите? – подскочил подавальщик.

– Вот что, братец, нам бы все самое лучшее, – со значением произнес граф Демидов. – Начнем вот с чего… – и открыл карту вин. – О! – одобрительно покачал он головой. – Принеси-ка нам, братец, для начала по одной бутылке белого бургундского вина «Божоле» 1853 года и «Шабли» 1864 года.

– У вас хороший вкус, господа. «Божоле» 1853 года в России более не осталось, только на нашем корабле две бутылки, но это для самых понимающих клиентов. А «Шабли» 1864 года всего лишь пять: три из них на нашем «Колизее» и еще две в Петербурге в «Метрополе», – одобрительно покачал головой официант, записав заказ в блокнот.

– Потом еще бутылочку красного бордоского вина «Шато-Лафита», для нашей гостьи, – граф Демидов многозначительно перевел взгляд на Ангелу Каваллини. – Красного вина «Каберне-Совиньон». И бутылку от Жан-Поля Шене.

– Вы большой знаток, ваше сиятельство.

Глянув через плечо графа, Евдоким Филиппович едва не крякнул от досады: французские вина стоили по двести пятьдесят рублей за бутылку, а итальянское – целых четыреста! Ежели так дорого будет обходиться угощение, так ему придется заложить золотые часы, подаренные покойным батюшкой.

Настроение стало портиться. А не проще ли было взять водки по алтынному за штоф, а дамам – шампань (благо что оно здесь недорогое) и напиться до чертиков! А то и вовсе прикупить на берегу самогона – он здесь лучший во всей волости, как выпьешь чарку, так в голове затмение наступает.

А граф, не ведая о переживаниях Евдокима, продолжал производить новые заказы.

– А раки у вас имеются? – неожиданно спросил граф.

– Вчерась четыре ведра наловили, – с готовностью отвечал подавальщик, – ежели ваша милость желает, так непременно отварим.

– Желает, милейший, – охотно ответил граф Демидов. – Еще как желает!

– Сколько желаете?

– Так вот, милейший, отварите нам полудюжину раков!

– Всенепременно. Народ у нас на пароходе разный бывает, не все понимают, что это такое. Некоторые и вовсе их за шутов считают. Так что мы их держим исключительно для таких понимающих господ, как вы.

– Знаешь что, милейший, а давай принеси нам целую дюжину этих шутов! Ха-ха!.. Думаю, дамы тоже к нам присоединятся, – весело подмигнул он Мальцевой.

– С превеликим удовольствием. Я очень люблю раков.

– Уважаемая Ангела, я бы вам всенепременно рекомендовал их отведать. Такого деликатеса в Италии у вас не встретить. Это не какие-нибудь омары. Ха-ха-ха! Так что, когда вернетесь в Венецию, вам будет что рассказать. А еще вот что, милейший, давай притащи нам миску белужьей икры, да чтобы зерна покрупнее были. И с верхом!

– С превеликим удовольствием. Что еще желаете?

– Разумеется, стерляжьей ухи, она у вас просто великолепная. – Посмотрев на погрустневшего Евдокима, спросил: – Так вы, молодой человек, не возражаете против такого заказа?

– Я со всей душой. Стерляжья уха, ежели с перцем, особенно хорошо глотку продирает…

– Прекрасно! У меня такой вопрос, милейший, у вас есть сибирские рябчики? – отложил он карту меню в сторонку.

– Ну разумеется! – угодливо ответил официант. – Это одно из наших главных блюд. Птицу мы замачиваем в яблоневом уксусе, тогда она получается на редкость нежной.

– Милейший, вы мне точно ответьте, я у вас спрашиваю не о тех тощих рябчиках, что бегают по здешним полям, а о самых что ни на есть настоящих, сибирских! Вскормленных не чем-нибудь, а кедровыми орешками. У них даже мясо совершенно иного вкуса…

– Для настоящего ценителя мы сыщем именно такую птицу.

– Прекрасно! Тогда несите все это побыстрее!

– Помилуйте! – взмолился официант. – Побыстрее не получится при всем нашем желании. Приготовление рябчиков – процесс очень деликатный, не терпящий торопливости, а ежели к ним добавить еще и ананасов…

– Ну, если ананасы… Хорошо! Пусть будут ананасы… Так что вы можете сейчас принести?

– Разве что раков, – слегка обескураженно произнес гарсон.

– Что ж, пусть будут раки!

Уже через несколько минут подавальщик принес большое блюдо с только что сваренными раками, укрытое длинным расписным рушником.

– Прекрасно, – потер руки их светлость. И, выбрав самого большого членистоногого, отломил ему голову. – Так оно сподручнее будет.

Громко треснул панцирь, Кондрат Егорович уверенно подцепил вилкой белое мясо и с явным аппетитом проглотил. Евдоким, не терпевший раков, поморщился от такого откровенного удовольствия. Побыстрее ушицы бы, что ли, принесли. Однако повара чего-то совершенно не торопятся. Хотя чего им поспешать? Заказ сделан, а на берег раньше времени все равно не сойти.

Проявляя завидный аппетит, совершенно не уступая в расторопности графу, поедала раков заморская дива Ангела Каваллини. Складывалось впечатление, что всю свою жизнь (свободную от концертов) она провела в артели рыбаков.

– А вы что не едите, молодой человек? – задорно поинтересовался граф, доставая из блюда очередного красного проваренного членистоногого с длинными свесившимися клешнями.

– Уж больно они на тараканов похожи, вот оттого и не ем, – хмуро произнес Евдоким.

– А вы, однако, шутник, молодой человек… Похвально! Только вы нам аппетит не испортите, а нам больше достанется. Ха-ха-ха!

Смех графа, не отрываясь от разделывания раков, подхватили и дамы. Особенно неприятной ему показалась певица Каваллини, выставившая в хохоте свои крупные с желтым налетом зубы.

Когда раки были основательно подъедены, официант принес стерляжью уху, благоуханьем которой заполнилась вся столовая.

– Вы едали что-нибудь подобное? – обратился граф к Евдокиму.

– Запах хорош, – вынужден был согласиться купец. – Но вот ежели бы еще, конечно, ершей наварить, тогда и вовсе было бы недурно.

– А вы, однако, забавный молодой человек, – зачерпнул граф ложкой уху.

Затем принесли вино. Евдоким Филиппович испытал некоторое разочарование. Бутылки так себе, с длинным горлышком, а одна и вовсе немного кривая, тем не менее вызвавшая у графа неподдельный восторг. Именно ей он отдал предпочтение перед остальными. Этикетки на бутылках простые, смахивающие на рисунки у спичечных коробков. На любом товаре в бакалейной лавке бумага будет поцветастее, да и печатей поболее.