Контракт на счастье - Сабрина Филипс

Прыгая через две ступеньки, Данте поднялся по лестнице к ее квартире.

Трижды постучав в ее дверь и не дождавшись ответа, Данте заподозрил неладное. Фэй упряма, но сегодня они договорились пойти к доктору. В то мгновение, когда Фэй неожиданно сообщила Данте о своей беременности, он увидел в ее взгляде нескрываемое желание материнства, чего никак не предполагал ранее. Значит, ей небезразлично будущее их ребенка.

— Фэй! — проревел он через тонкую деревянную дверь. Ответа не последовало. Дверь явно была не слишком прочной. При желании Данте выломает ее. — Фэй?

В ответ снова молчание. Затем из-за двери раздался звук, похожий на стон раненого зверя.

Через мгновение Данте выбил плечом дверь; потом быстро прошел в гостиную. Там никого не оказалось. Еще одна дверь вела в кухню, вторая, должно быть, в спальню и ванную комнату.

Фэй пребывала в полубредовом состоянии. Ей уже казалось, что она наблюдает за собой откуда-то сверху. Она видела свое дрожащее тело и валяющуюся на полу пижаму, будто это было все, что осталось от нее. Из той реальности, в которой Фэй теперь находилась и которой не знала названия, она услышала стук в дверь, а потом кто-то позвал ее по имени.

— Боже! Что произошло? Что с ребенком?

Голос Данте был требовательным. Его темная фигура резко контрастировала с белым кафелем ванной комнаты. Данте опустился рядом с Фэй на колени. Этот его жест оказался настолько непривычным, что она удивилась.

И тут же снова глухо простонала.

— Мы сейчас же едем в больницу! — воскликнул Данте.

Едва взглянув на распростертую на полу девушку, Данте почувствовал, как его охватывает леденящая беспомощность. И внезапно он понял, что именно сейчас все правила, по которым он привык жить, летят ко всем чертям. На мгновение он затаил дыхание, но уже в следующую секунду осторожно подхватил Фэй на руки.

Ощутив прикосновение его теплых рук к своей покрытой липким потом коже, Фэй очнулась от забытья.

— Нет… — она покачала головой из стороны в сторону, будто это движение делало ее сильнее. — Ребенка… больше нет. — Произнеся это, Фэй закусила губу, на ее глаза навернулись слезы, а потом крупными горошинами потекли по щекам. — Доктор уже не нужен, — задыхаясь, сказала она. — Уходи… ты теперь свободен.

— Я никуда не уйду.

У Данте в душе что-то перевернулось. Взглянув на Фэй, он ощутил себя человеком, который насильно удерживает в ладони маленькую птичку, жаждущую свободы.

Завернув дрожащую Фэй в свое серое кашемировое пальто, он направился к выходу, пинком открывая перед собой все появляющиеся у него пути двери. Осторожно уложив Фэй на заднее сиденье, быстро уселся на водительское место и завел двигатель.

Данте отвез Фэй в местную больницу, где однажды, когда она была еще девочкой, ей удаляли гланды. Она сама назвала ему адрес, предполагая, что в знакомой обстановке ей будет немного спокойнее.

Привезя ее в больницу, Данте настоял на том, чтобы Фэй сидела в инвалидном кресле, пока он катил ее по коридору. Повсюду кто-то кого-то точно так же вез в специальном кресле: мужья — жен, жены — мужей, дети — родителей и наоборот.

Исключением было то, что все пациенты и те, — кто о них заботился в больнице, уже знали диагноз. Но ни Данте, ни Фэй еще ни о чем не знали наверняка. Выдержит ли она подтверждение доктором того, что уже сама предполагает? Сможет ли после этого спокойно попросить Данте отвезти ее домой и с сожалением во взгляде сообщить ему, что отношения между ними закончились? Ведь причины оставаться вместе больше нет…

Сердце его сжималось. За последние двадцать четыре часа жизнь решила сначала подарить Фэй счастливые мечты о будущем, похожие на экзотические фрукты, а потом заявить, что все эти фрукты отравлены.

— Данте, я не могу, — всхлипнула Фэй. — Отвези меня домой, прошу.

— Нет, Фэй, — твердо, но на удивление нежно сказал он. — Я не могу этого сделать.

Впервые в жизни Фэй почувствовала, что сейчас самое время позволить кому-нибудь позаботиться о ней.

Следующие тридцать минут показались ей вечностью. Она понятия не имела, что делают с ней доктора.

Данте настоял на том, чтобы Фэй осмотрели вне очереди, и, естественно, ему повиновались. Теперь же врачи осматривали Фэй с головы до ног. Она лежала, закрыв глаза и молясь о том, чтобы осмотр побыстрее закончился. Данте постоянно находился рядом с ней, хотя доктор попросил его подождать в коридоре. К своему сожалению, Фэй, теперь еще сильнее понимала, что по-настоящему любит в этой жизни только Данте.

И все это вовсе не потому, что она всякий раз с обожанием слушала рассказы Данте и со всей страстностью отвечала на его ласки, когда они занимались любовью. Причиной тому было ее желание видеть рядом с собой в трудную минуту именно Данте.

Фэй казалось, будто она настолько хорошо выстроила свою жизнь, что ей теперь никто не нужен, но все же испытывала потребность быть рядом с ним. И все это не только оттого, что он привез ее в эту больницу или потребовал незамедлительного врачебного осмотра. Все произошло потому, что в одно из самых ужасных мгновений в ее жизни, когда она, возможно, потеряла все, одно присутствие Данте дало ей ту поддержку, которую она уже не ожидала ощутить.

— Итак, Фэй…

Услышав голос доктора, она открыла глаза и, смахнув с лица слезы, посмотрела в доброе лицо врача.

— Я приношу свои извинения за столь долгий осмотр, но боюсь, что вам придется привыкнуть к подобного рода процедурам.

Нахмурившись, Фэй инстинктивно бросила взгляд на Данте. Он тоже хмурился, и на его лбу виднелись незаметные ранее морщины.

Доктор продолжал говорить:

— К сожалению, кровотечение в первом триместре беременности становится обычным явлением и возникает из-за нервозности у будущей матери и отца ребенка. Однако если вы посмотрите на экран, находящийся перед вами, то увидите, что ваш ребенок развивается как положено.

Только теперь Фэй заметила прямо перед собой маленький монитор, расположенный в ногах кровати, и, открыв рот, уставилась на изображение на нем. Слова доктора показались ей драгоценным живительным нектаром, которому она пока еще не позволяла проникнуть в свой мозг.

И вдруг она увидела ЭТО. Посреди экрана, заполненного черно-белыми зернами, находилось темное пятнышко совершенной формы, которое едва заметно подрагивало в такт биению сердца. Для любого другого человека все это не имело бы никакого значения. Но для Фэй увиденное оказалось величайшим даром, какой преподносила ей судьба. Это пробудило в ее душе неведомые ранее эмоции. Казалось, что ее душа поет.