Пепел между нами - Маргарита Дюжева

Ты будешь шляться, а я покрывать тебя? Да иди ты к черту, Мишенька! Моя сестра достойна большего, чем придурок. который при первой же обиде побежал дергаться между ляшек у своей бывшей.

— Ань, — Женя попытался ее утихомирить, — ну зачем ты так?

— Что предлагаешь делать? По голове его погладить? Пожалеть? — она снова перекинулась на Краева, — ну и как? Сбросил свои обидки? Полегчало?

Он с трудом сглотнул. Не полегчало. Наоборот, во сто крат хуже стало.

— Давай, мы не будем вмешиваться. Они люди взрослые, сами разберутся… — Измайлов чувствовал себя, как задница между двух огней. С одной стороны невеста, которая справедливо жаждала крови, с другой — лучший друг, которому явно требовалась поддержка.

— Ты смеешься? Разберутся? Да он явно замять все это хочет!

— Ну а вдруг…

— Измайлов! Не разочаровывай меня! — прорычала она, — ты забыл, кто такая Тимофеева? Думаешь, она смолчит? Лучше уж я сама сестре глаза открою на то, с кем она связалась, чем эта курва позвонит и расскажет во всех подробностях. А ты знаешь, что это так и будет.

Женя замолчал. Потом тяжело вздохнул и потянулся за стаканом:

— Тебе капец, Мих, — коротко признал он, — полный.

— Я знаю.

— На хрена ж ты это сделал?

— Да какая разница? Главное, что сделал, — Аня снова взялась за телефон, — все звоню…

— Не надо, — прохрипел Краев, поднимаясь со стула, — не надо. Я сам…

Каждый шаг через силу, каждый вдох — как последний. И бежать некуда, и откладывать нет смысла. Или Люба, или Анька доложат, без вариантов.

Возле выхода, прежде чем выйти на улицу, остановился. Привалился спиной к стене, поднял измученный взгляд к потолку.

— Дебил, твою мать, — ударился затылком по стене, потом еще раз, — идиот!

В зале продолжали ругаться Измайловы:

— Может, наладится? — в голосе Жени не было ни капли уверенности.

— Смеешься? На хрен он ей после такого нужен? Я Златку знаю. Не простит.

Краев тоже это знал. Лучше, чем кто бы то ни было.

***

Он с трудом переступил через порог, прислушиваясь к тишине спящего дома и подыхая от осознания того, что придется сейчас взглянуть в ее огромные заплаканные глаза. Разулся, стараясь унять дрожь в руках, повесил куртку и направился в спальню.

Ну, почему он вчера не остановился, не прислушался к доводам разума, к своему собственному сердцу, кричавшему о неправильности поступка? Как сейчас подойти к ней, когда самому от себя противно? Как заставить себя произнести то, что разрушит их мир? Как признаться?

Черт, почему Анька стала свидетелем сцены с Любой? Жека бы понял, как мужик мужика, назвал бы долболомом, но держал бы язык за зубами. Аня молчать не станет, все расскажет сестре. Да и Люба тоже.

Млядь, если уж так хотелось отыграться, лучше бы снял какую-нибудь незнакомую девку, в любом другом месте! Трахнул бы втихаря и утаил, наутро презирал бы себя, но сделал бы так, что Злата ни о чем не узнала. Уберег бы ее от боли и разочарования. Теперь выбора нет: если не он, то Анька или Люба донесут. Без вариантов. И будет еще хуже.

Она не простит.

Внутри полыхало желание все исправить, отмотать назад время и переписать вчерашний вечер. Мечта каждого беспечного идиота. Увы, невозможно. Теперь только вперед, в пучину отчаянной борьбы. После этого разговора уже ничего не будет как прежде. Все сломается и разлетится на осколки. От одной мысли об этом острые шипы впивались в грудную клетку.

Ни за что. Не отпустит. Землю жрать будет, но удержит ее. Все исправит.

Зайдя в спальню, он замер на пороге, привалившись плечом к косяку. В темноте было не разобрать, но ему казалось, что он видит ее глаза, наполненные горьким упреком и обидой.

Сквозь зубы с надрывом втянул воздух, разрывающий легкие, и направился к кровати. Присел на своей половине, устало потер лицо ладонью. Хотелось просто лечь рядом, обнять ее, прижать к себе и обо всем забыть. Но он не мог, не посмел бы ее коснуться после того, как …

Замутило. Краев чувствовал себя грязным и не мог извалять в этом дерьме еще и ее. Хотя больше всего на свете хотелось дотронуться, до ломоты во всем теле.

Откладывать этот разговор не было смысла, но язык не поворачивался чтобы начать.

Вчера был злым и смелым, а сегодня язык в одно место? Накосячил — отдувайся.

Он включил ночную лампу со своей стороны и с тяжелым вздохом, подыхая от того, что сейчас придется сказать, развернулся к ней:

— Злата…

Кровать была пуста.

Минуту смотрел на ее подушку, чувствуя, как сердце пытается пробить грудную клетку.

И где ее черти носят? Ночью?!

Вскочив на ноги, Миша зачем-то пробежал по всей квартире, заглянут на кухню, в ванну. Пусто.

Схватив телефон, торопливо набрал ее номер, ошибаясь в цифрах, матерясь, стирая и набирая заново. В ответ длинный унылые гудки. Проклятье!

И куда она пошла? К родителям? Ане? Черт!

Раз за разом набирал номер все с тем же нулевым эффектом. От бессилия хотелось швырнуть телефон об стену, но он продолжал звонить, пока не уловил тихий гул из комнаты.

Златкин телефон лежал на тумбочке, на экране светилась их совместная фотка и подпись «Мишенька». На фотке они такие довольные, счастливые, еще не подозревающие о том, чем все это обернется.

Капец, сдохнуть можно.

Тряхнул головой, отгоняя наваждение, и взял в руки телефон.

Если он здесь, значит дома она все-таки была. И куда потом сорвалась?

— Злат, ну что за игры, — прохрипел он, сбрасывая свой собственный вызов.

Разблокировал телефон, внезапно понимая, что она даже пароли свои никогда не прятала. Все на ладони. Тем глупее казались подозрения насчет Миронова.

В тщетной надеже выяснить, куда она ушла, Краев проверил звонки. Со вчерашнего вечера только его вызовы, в смсках штиль. Загрузил мессенджер. Звонков тоже не было, зато была переписка. С Тимофеевой.

Аж внутри оборвалось. Уже донесла? Последнее сообщение в два часа ночи. Он проснулся в четыре. Какого хрена? Последним шло видео сообщение.

Потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что в момент съемки мобильник стоял на тумбочке, в той самой комнате, где он сегодня проснулся.

Еще не видя, что будет дальше, Краев понял, что все. Абзац. Когда эта дрянь успела его установить?! Пока презервативы искал?

Сука!

Кровать пустая, но это ненадолго. В кадр вваливается сначала Люба. С завлекающей улыбкой стягивает платье через голову, оставшись в черном белье. Избавляется от бюстгалтера, небрежно откинув его в сторону, виляя бедрами стягивает стринги.

Злата… проклятье…ты должна была выключить