Европолис - Жан Барт

вода под острым углом расходилась двумя волнами, оставлявшими за собой длинный пенистый след. Клубы черного дыма, извивавшиеся, словно сказочный змей, окутали на несколько минут белые крылья «Мирчи».

— Гнусные машины! — с отвращением фыркнул старший офицер. — Вместо легких кораблей с изящными очертаниями строят теперь эти чудовищные механические коробки.

— Но машина дала нам скорость. От телеги с волами к автомобилю, от парусного судна к пароходу. Сила пара одолела силу ветра. Разве мы не должны подчиняться законам прогресса? — иронически спросил Нягу, глядя на пенистый хвост, оставленный на поверхности моря миноносцем.

— Это мне не мешает утверждать, — отозвался старший офицер, — что, хотя техника и прогрессирует, искусство кораблевождения, самое древнее искусство, потому что человек сначала придумал лодку, а потом уже телегу, приходит в упадок, исчезает, то есть превращается из искусства в науку. Место моряка занимает механик. Пароход — это плавучий завод: дым, уголь, масло и нефть. Профессии, характер, призвание — все меняется. Исчезает самобытность морских нравов. Только на корабле под парусами, наполненными ветром, среди открытого простора, можно понять красоту и поэзию моря.

Однако Нягу не так-то легко было переубедить.

— Но эволюция неизбежна как на море, так и на суше: галера, корабль, пароход — Парфенон, готический собор, небоскреб.

— Погодите, я примирю вас обоих, — вмешался доктор. — К примеру, до сих пор даже в мыслях нельзя было преодолеть границу между морем и сушей. Но вот появился самолет, который изменил ритм движения, сократил расстояния и летает одинаково как над водой, так и над сушей. Для него нет этой границы. Он, единственный, уничтожил всякие барьеры между землей и водой, потому что для него существует лишь неизменное «пространство». Морское царство находится под угрозой, господа. Еще неизвестно, кто в будущем будет владеть морем, моряк или авиатор?

— Это верно, — прервал его Нягу, — но это вопрос времени. Морское дело — это не ремесло, а призвание. Если признать справедливым, что самолет упраздняет границу между сушей и водой, то он не меняет призвания, которое одних заставляет пускаться в море, а других оставаться на суше. Врожденный инстинкт морских народов скорее заставит моряка сделаться авиатором, чем сухопутный человек сможет стать моряком.

Вдруг доктор, который пытался привыкнуть курить трубку, как это и надлежит на корабле, вскочил и уставился куда-то в даль. Там, на горизонте, то появлялась, то исчезала какая-то черная точка. Откуда-то издалека доносилось протяжное мычанье, повторяющееся с правильными промежутками.

— Это буй. Приближаемся к устью реки, — пояснил старший офицер. — Сейчас вы увидите одно из чудес природы. Обратите внимание на цвет воды. Два четко различимых оттенка. Мы еще в открытом море, но уже плывем по дунайской воде. Посмотрите, вся поверхность до самого горизонта голубая, и только в том направлении, куда мы идем, морскую гладь рассекает широкая лента кофейного цвета. Это пресная, насыщенная илом речная вода, которая держится поверх прозрачной, соленой морской воды и еще не смешивается с ней. Два царства, две изумительных силы природы встречаются здесь на наших глазах. Мощная река, не знавшая на своем пути никаких преград, не встречавшая никакой силы, которая могла бы ее остановить, не прерывает еще своего течения, но, растекаясь вширь, постепенно теряет в море и воды, и имя свое. Именно здесь исчезает Дунай как таковой, после того как он вобрал в себя воды ста тридцати рек, омыл своей водой семь государств, пятьдесят городов и пересек по диагонали Европу. Так, словно одушевленное существо, кончает свою жизнь древний Данубиус, который обожествлялся в античном мире, считался священной рекой, царем всех рек. Рейн романтичен, а Дунай — это классика, вечность… — закончил свою речь Минку, сделав широкий жест в сторону реки.

Доктор стоял с непокрытой головой, молча созерцая величественную картину природы.

Огромная железная бочка, прикрепленная к якорю, устрашающе ревела, колыхаясь на волнах.

— Это буй с сиреной. Он отмечает песчаную косу. Здесь проходит граница отмели, образованной илом, принесенным рекой, — сказал старший офицер, показывая рукой на расплывчатое пятно кофейного цвета, расползающееся по поверхности моря. — Дунай размывает и подтачивает берега своего русла, он ваяет, шлифует и изменяет форму земной коры на пути своего течения и захватывает с собой огромные массы ила, которые откладывает здесь на дно моря. Дельта, вся целиком, не что иное, как земля, намытая рекой. Где когда-то была вода, теперь обжитая людьми суша. И отложения ила столь велики, что дельта выдвигается в море на десятки метров ежегодно.

— Это значит, что в один прекрасный день дельта соединится со Змеиным островом, — прервал его доктор.

— Через несколько тысяч лет так оно и будет. А теперь, чтобы поддерживать судоходный канал в надлежащем состоянии, человек должен вести повседневную борьбу с природой. Если непрерывно не очищать дна, то природа за несколько дней похоронила бы все человеческие труды.

— По носу — Сулина! — прозвучал с мачты голос впередсмотрящего.

Это магическое слово, заставившее всех представить себе долгожданный порт, подняло на ноги всю команду, высыпавшую на палубу.

«Сулина! Уже видно Сулину!» — раздавались голоса, и детская радость охватывала моряков, толпившихся на палубе и жадно вглядывавшихся в черную полоску земли, дрожащую на самом горизонте.

Легкие волны мерно ударяли в борт брига, и «Мирча», слегка накренясь, легко скользил к порту, который, постепенно поднимаясь из воды, представал перед глазами, расплывчатый и хаотический.

Западная часть неба пламенела. Полоска земли окрасилась в оранжевый цвет, словно на нее упал отсвет грандиозного пожара. Казалось, что на горизонте пылала вся дельта с ее необозримыми зарослями тростника.

За кормой вечерние сумерки уже ложились на темнеющую воду и заволакивали горизонт. Только недремлющий глаз маяка на Змеином острове таинственно подмигивал, блистая в туманной дали.

На открытом пустынном рейде одна лишь маленькая изящная бригантина поднимала паруса, похожие на белые крылья, как бы готовясь к полету.

Почти при самом входе в речное русло на фоне красного неба вырисовывалась гигантская масса, похожая на допотопное чудовище. Это был пароход-колосс, одна из новейших драг, которая день за днем очищала илистое дно в самом устье реки.

Несмотря на спускающиеся сумерки, все еще было отчетливо видно, когда «Мирча», убирая постепенно паруса, прошел между двумя маяками, зеленым и красным, установленными при входе в судоходный канал у оконечности намытых дамб.

— Пошли наверх! С капитанского мостика лучше виден порт, — предложил старший офицер, протягивая доктору сильный бинокль.

Доктор, которому впервые доводилось входить в устье Дуная, внимательно смотрел вперед, желая запомнить первое впечатление, какое произведет на него Сулина.

Сквозь окуляры бинокля была видна широкая и гладкая поверхность судоходного канала, и вдруг доктору пришел на память отрывок из песенки, которую он не вспоминал с