На острие ножа - Блэкмен Мэлори

— Понимаешь, в последнее время мне много всякого пришлось обдумывать. — Я вздохнул. — Ну я ищу работу, надо платить за квартиру, в общем, сейчас у меня все складывается не лучшим образом.

— Тогда, прошу тебя, позволь мне помочь! — взмолилась Кара.

— Нет, я же говорил тебе…

— Стив, это просто деньги!

Кара вскочила и бросилась к столику в углу гостиной. Она сняла цепочку с шеи и висевшим на ней ключиком отперла ящик. Это был единственный запертый ящик в столе, я уже успел это выяснить. Я смотрел, как она достает чековую книжку и идет обратно ко мне.

— Сколько тебе надо?

Она уже подписывала чек, даже не успев указать сумму.

— Я твои деньги не возьму, — тихо сказал я.

— Стив, прошу тебя. Я этого хочу. Хочу помочь тебе, — сказала Кара.

Но я ее уже не слышал. Бросил салфетку на стол и поднялся.

— Я, наверное, пойду.

— Стив…

Кара прикоснулась теплой ладонью к моей щеке. И посмотрела на меня так, словно я ей и вправду нравился или что-то в этом духе. Словно я занимал в ее жизни особое место, хотя познакомились мы всего несколько мимолетных недель назад. Кара поднялась на цыпочки и поцеловала меня. Я закрыл глаза и обнаружил, что целую ее так же страстно, как она меня. Уже давно никто не хотел меня так сильно. Я обхватил ее руками, не открывая глаз, и стал целовать так, словно это был последний миг в моей жизни, всё, что у меня осталось.

А потом я открыл глаза. Кара еще не оторвалась от меня, глаза у нее были открыты, но при виде нее все во мне застыло. Я отпрянул и уставился на нее.

— Что случилось? — спросила Кара.

— Ничего, — выговорил я. — Просто мне пора идти, честно.

— Стив, у тебя внутри что-то болит. Пожалуйста, скажи мне, в чем дело?

— Ты про что?

— Я думаю… я думаю, ты боишься близких отношений. И иногда ты смотришь на меня, как будто…

— Как будто что? — выдавил я, когда она умолкла.

— Как будто ты смотришь на меня, а видишь кого-то другого. Как будто смотришь сквозь меня.

У меня возникло совершенно непонятное ощущение — словно вся кровь забулькала, что ли. Неужели я и правда настолько утратил бдительность?

— Ты знаешь, что мой папа умер от инфаркта. Почему ты не хочешь сказать мне, кого потерял ты? — спросила Кара.

Я открыл рот, но слова не шли с языка.

— Мы с папой были очень близки, — продолжала Кара. — Так просто это не пережить.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — Я мог только шептать, и этот еле слышный шепот был полон боли.

— Ты потерял кого-то?

— Брата. У меня брат погиб… его убили.

Кара кивнула. Она была такая понимающая, и это было хуже всего, потому что я видел, что она понимает меня — полностью. Она была словно моя половинка, только спокойная и разумная.

— Какой ужас, Стив.

Я не мог ничего ответить.

— Иногда в тебе столько одиночества. Столько боли, — мягко произнесла Кара. — Ты напоминаешь мне меня.

И тут кровь с ревом понеслась у меня по жилам, все быстрее, все жарче. Я хотел, чтобы Кара замолчала. Перестала говорить. Перестала меня понимать. У меня защипало в горле. Защипало в глазах.

Замолчи. Замолчи. ЗАМОЛЧИ…

— Стив… — робко произнесла Кара.

Я глядел на нее, не отваживаясь даже моргать. Ее пальцы снова потянулись к моей щеке. Ее прикосновение было мягким и теплым.

— Мы с тобой так похожи. — Она печально улыбнулась. — Наверное, потому нас и тянет друг к другу. Родственные души.

Мне надо было заставить ее замолчать. Надо было. Я поцеловал ее — с ощущением, будто невидимый кулак неумолимо сжимает мне сердце. Кара обхватила меня руками и поцеловала с тем же отчаянием одиночки. Она все понимала правильно. Я был одинок. Я был одинок всю жизнь, даже до того, как моя семья раскололась на миллион осколков. Что же во мне такого, что мне так трудно с кем-то сблизиться? Что во мне такого, что я не могу ни найти, ни удержать друзей? Что во мне такого, что позволяет мне целовать трефу и уже не хотеть отстраниться и вытереть рот? Что во мне такого, что заставило меня влюбиться в ту, кого я должен презирать?

Рука сама собой скользнула от ее талии вверх, под майку. Ее обнаженная кожа была мягкая, как шепоток, и гладкая, как дорогой бархат. Никогда не встречал такой гладкой кожи. Чем больше я прикасался к ней, тем сильнее мне хотелось еще. Я притянул Кару к себе, рука скользнула к ее груди. Кровь у меня кипела, билась, мчалась по жилам. Я не мог дышать, я в жизни так не заводился. Я хотел не просто секса. Я хотел любви, хотел раствориться в Каре.

Но тут я открыл глаза…

Я выпрямился и заставил себя сосредоточиться на цвете ее кожи. Впитать его. Утонуть в нем. Но я больше не видел, какого она цвета. Только глаза, теплые и густо-карие, которые улыбались мне с пониманием. С любовью.

С любовью.

Кара улыбалась мне. Полное доверие, любовь и преданность. Это было слишком. Я умирал от этого. Я стиснул кулаки и ударил ее. Она повалилась навзничь. Уставилась на меня, потрясенная настолько, что не могла даже закричать. Ее глаза, такие теплые и глубокие, что мне хотелось погрузиться в них, были полны боли и изумления. Но любовь в них осталась. Я рухнул на колени и ударил ее снова.

А потом уже не мог остановиться.

Я бил ее и бил, пока не вскочил на ноги. И даже после этого не смог оставить ее в покое. Я бил ее ногами, выплескивая на нее всю бурлившую внутри ярость. Кара не имела права делать так, чтобы я полюбил ее. Я покажу нам обоим, что она для меня ничего не значит. Я все бил ее и бил, хотя она кричала и умоляла остановиться.

И даже когда она перестала кричать.

Я прекратил избивать ее руками и ногами, только когда физически вымотался настолько, что руки и ноги перестали слушаться. Кулаки у меня были в крови. Я вытер тыльные стороны ладоней о штаны. Потом подобрал с пола забытую чековую книжку. Прошел к ящику, который она обычно запирала, и забрал оттуда все деньги, чековые и банковские книжки и все, что только мог. Только после этого я ушел — и следил за собой, чтобы ни разу не взглянуть на Кару. Ни разу. Даже одним глазком. С каждым шагом, который отделял меня от нее, я остывал — и так и должно было быть. У меня есть деньги и чеки, которые я обналичу завтра прямо с утра, а потом исчезну. В этом я мастер. Я прошел всего несколько шагов и обнаружил, что щеки у меня все мокрые. Я посмотрел в небо. Когда успел пойти дождь? Ночное небо сияло россыпями звезд, теплый ветерок обдувал мне лицо.

В небе не было ни единого облачка.

Глава 28 × Сеффи

После той стычки вчера днем мы с Мэгги почти не разговаривали. Теперь мы ходили друг вокруг друга на цыпочках, будто по пакетам с чипсами. Но все равно она не имеет права диктовать мне, как жить.

Я лежала в постели, положив тебя, Калли, на грудь, и читала тебе вслух. Я хотела, чтобы ты любила книги, как мы с Каллумом.

Тут позвонили в дверь. Я решила, что предоставлю Мэгги открывать.

— Сеффи, это к тебе! — крикнула Мэгги снизу.

Два гостя за два дня. Просто конец света. Я положила книгу и, прижимая тебя к себе, встала. Мы спустились вниз. Там был какой-то незнакомый мне человек. Крест, средних лет, с седеющими висками и аккуратными, тоненькими, как карандашик, усами, которые придавали его лицу солидности. Довольно красивый для своих лет. Мама от таких без ума. Я спускалась, а он смотрел на меня. Если это очередной журналист, скоро у меня умчится по дороге с такой скоростью, что до послезавтра остановиться не сможет.

— Да? — холодно спросила я. — Чем могу быть полезна?

— Персефона Хэдли?

— Да, это я.

— Меня зовут Джек. Джек Лабинджа.

Я ждала, что он скажет дальше. Мэгги маячила в сторонке, чему я была рада. Она тоже была уже сыта по горло журналистами под дверью.

— Я тюремный надзиратель, — продолжал Джек. — Я был с Каллумом в его последний день.

Кровь у меня в жилах превратилась в жидкий азот и заморозила меня всю до последней клеточки. Я не могла дышать. Стоит вздохнуть — и все тело рассыплется на кусочки.