Опасный маскарад - Элизабет Грегг

Взгляд Бена рассеянно скользнул по галерее.

– Все было на редкость спокойно. После убийства дороги всегда какое-то время безопасны, негодяи боятся высовываться из своих нор. Кстати, Уолтер выяснил, чьих это рук дело?

– Не говорит. А сам ты что об этом думаешь?

– Люди Янка, кто же еще? – пожал плечами Бен и поставил свою полупустую кружку на стол. – Но, полагаю, не сам Янк. Что-то не могу представить себе героя войны, пусть даже и слегка свихнувшегося, волочащим Дессу в кусты. Это не в его стиле. Застрелить кого-либо в честном поединке – одно дело, а измываться над слабой девушкой – совсем другое. Знаешь, мне даже кажется, что он уже все узнал и разобрался с негодяями по-свойски. Не удивлюсь, если мы о них больше не услышим.

Роуз удивленно взглянула на него.

– Звучит так, словно ты одобряешь его поступки.

– Нет, не одобряю. Но я знаю, что́ война может сделать с человеком, вне зависимости от того, на чьей он был стороне.

– А ты сам? Что сделала война с тобой?

– Посмотри на меня и скажи сама, – улыбнулся Бен.

– Я скажу, что людям вроде Янка нет оправданий. Война не извиняет убийства, насилия и разбой. И тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было.

Его голубые глаза затуманились печалью.

– Я и сам не ангел, ты же знаешь.

– В том, что случилось тогда, нет твоей вины. Когда ты наконец перестанешь изводить себя этим?

Бен допил свое пиво и встал.

– Давно уже перестал. Но забыть не могу. Ладно, Роуз, я, пожалуй, пойду. Завтра рано вставать.

Роуз вздохнула и тоже поднялась из-за стола.

– Знаешь, кто ты? Милый, добрый, упрямый мальчишка.

– А если я немедленно не отправлюсь спать, то стану еще и безработным.

Бен подошел к двери и уже нахлобучивал свою видавшую виды шляпу, когда прямо перед ним из темноты выплыло бледное женское лицо. От неожиданности он попятился, зацепился каблуком за плохо пригнанную доску крыльца и чуть не упал.

– Мисс Роуз у себя? – раздался дребезжащий голосок.

Бен ошарашенно кивнул. Он узнал ее, но никак не мог взять в толк, что жена преподобного Блейра делает в такой час не просто на улице, а у салуна «Золотое cолнце», да еще и спрашивает, у себя ли его владелица! Бен не был уверен, что поступает правильно, но все же решил задержаться. Его любопытство разыгралось не на шутку, и уйти сейчас было для него не проще, чем пробежаться голым по главной улице города в полдень.

– Пожалуйста, позовите ее сюда, – распорядилась Молли Блейр; теперь ее голос скрежетал, как лист ржавого железа.

– Конечно, мэм, – ответил Бен, сделал несколько шагов назад и налетел на стол. Подняв упавший стул, он огляделся в поисках Роуз.

Она сидела у стойки бара. Бен жестом привлек ее внимание и выразительно показал на дверь. Ответный вопросительный жест Роуз означал: «Это ко мне?» Словно опасаясь, что увидел привидение, Бен оглянулся, снова увидел маячащее в темноте бледное лунообразное лицо и лишь после этого утвердительно кивнул.

Роуз неохотно встала, всем своим видом демонстрируя, что если Бен оторвал ее от дела по какому-нибудь пустяку, то ему несдобровать, и подошла к нему.

– Там за дверью миссис Блейр. Хочет с тобой поговорить.

– Кто?!

– Миссис Блейр, жена преподобного Блейра, нашего священника. У тебя что-то с памятью, Роуз?

Роуз невольным жестом поправила прическу и одернула свое крикливо-яркое платье с более чем откровенным вырезом.

– Как ты думаешь, что ей надо? – почти испуганно спросила она.

– Понятия не имею, но, если ты не захочешь выйти к ней, я могу пойти и спросить. Но могу сказать тебе совершенно точно прямо сейчас: она пришла не танцевать.

Роуз усмехнулась и решительно направилась к двери; Бен поспешил следом, но все же упустил большую часть произнесенной скрипучей скороговоркой приветственной речи миссис Блейр:

– …сюда на минутку. Нам надо поговорить.

– Что ж, – ответила Роуз и распахнула перед ней одну из низких створок двери, – раз надо, значит, надо. Входите, буду рада угостить вас кружкой пива.

Бен покачал головой: Роуз не следовало этого говорить. Молли Блейр надменно вздернула подбородок:

– Я бы сочла это оскорблением.

Она была именно такой, какой принято изображать жен провинциальных священников: песочные волосы, собранные в тугой пучок на макушке, маленькие бесцветные глазки, плотно сжатые тонкие губы с опущенными уголками, острый подбородок и тонкая, как у цыпленка, шея. В ее лице не было ничего примечательного, если не считать, конечно, длинного острого носа с неестественно большими ноздрями. Даже если бы ей и разрешили быть красивой, она бы не смогла.

– Но, миссис Блейр, – пожала плечами Роуз, – если вы считаете для себя оскорбительным переступить порог моего дома, то нам нечего больше сказать друг другу.

Драконьи ноздри благочестивой женщины раздулись так, словно из них вот-вот готов был повалить дым, а затем и появиться пламя.

– Отлично, значит, мне придется высказать вам все прямо отсюда. Я… то есть мы, порядочные женщины, почитающие святую церковь, хотим видеть наш замечательный город свободным от заведений, подобных вашему, равно как и от посещающего их сброда. Мы намерены сделать Виргиния-Сити достойным, спокойным местом, в котором люди могли бы жить, не опасаясь за нравственность своих детей. Местом, где не надо закрывать своим малолетним сыновьям и дочерям глаза и уши всякий раз, когда выходишь с ними на улицу. Настало время вам и вашим блудницам убраться отсюда!

Похоже, Молли Блейр всерьез полагала, что если произносить подобные фразы замогильным голосом, глядя при этом горящим взором не в глаза собеседнице, а куда-то поверх ее плеча, то они возымеют немедленное действие: Роуз, рыдая и ломая руки, упадет на колени и уползет в ночь, за ней тем же путем дружно изыдут все ее блудницы, после чего в доме, ставшем, разумеется, собственностью церкви, можно будет отслужить благодарственный молебен.

Ее пламенная речь действительно имела некоторый результат. Услышав завывания под дверью, все служащие сгрудились за спиной Бена, молча, но не без любопытства досмотрели спектакль до конца и вернулись к своим делам: бармен – к пивному крану, музыканты – к инструментам, а «блудницы» – на площадку для танцев. Среди клиентов послышался смех, и взоры, бросаемые ими в сторону жрицы нравственности, послужили весьма выразительным послесловием к ее выступлению.

– Ну и ведьма! – Роуз так раскраснелась от смеха, что румяна на ее щеках стали выглядеть бледными пятнами. – Надо же явиться сюда с такой белибердой, да еще и ночью! На кой черт ей это понадобилось, Бен?

– Не знаю, – ответил тот, задумчиво теребя край своей шляпы. – Она глупа как пень, но мы догадывались об этом и раньше. Знаешь, во всей ее трескотне мне очень не понравилось слово «мы». Похоже, Роуз, тебя ждут неприятности. Но не стоит принимать это близко к сердцу: спроси любого мужика, кого бы он выбрал – ее или тебя, и ты поймешь, что я прав. Перед тобой никто не в силах устоять.