Державный плотник - Даниил Мордовцев

И они первые открыли эту работу, а за ними войско и все крестьяне вотчин Соловецкого монастыря.

- Царь-от, царь, каки соснищи валит, страсть! - изумлялись крестьяне.

- По себе дерево рубит, ишь, гремит топорищем на весь бор!

- Силища-ту какова, братцы!

- Знамо, царска, не простая.

- В ем одном сидит сила всей матушки-России.

- Илья Муромец, да и только.

- А паренек-то, паренек старается!

Это о Павлуше Ягужинском.

Еще в сороковых годах нынешнего столетия, по свидетельству "Олонецких губернских ведомостей", держалось в народе предание, что так много было рабочих на прокладке вместе с солдатами этого титанического пути через леса, топи и болота, что на каждого человека будто бы досталось положить на протяжении всего пути одну только перекладину.

Конечно, это легенда, сказка.

От деревни Пюхча путь этот лежал к деревне Пулозер, где устроен был "ям" с крытою палаткой, где продавалось все необходимое для войска. От Пулозера, опять лесами и болотами, путь лежал к деревне Вожмосальме на протяжении 70 верст и через Темянки выходил на Повенец. Далее по заливу Выгозерскому был проложен плавучий мост к реке Выгу.

Здесь государю доложили, что вся местность эта заселена беглыми раскольниками, а ядро их - Выговская пустынь.

- Добро, - сказал государь, а обратясь к Меншикову, добавил: - В этом краю непочатый угол железной руды, так ты не медля поезжай и выбери место для завода, а раскольникам от моего имени скажи накрепко: слышно-де его царскому величеству, что живут здесь для староверства разных городов собравшиеся в Выговской пустыни беглые и службу отправляют Богу по старопечатным книгам, а ныне-де его царскому величеству для войны шведской и для умножения оружия и всяких воинских материалов угодно-де поставить два железных завода, один-де близ Выговской пустыни, то чтоб-де все раскольники в работах тем заводам были послушны и чинили бы всякое вспоможение, по возможности своей, и за то-де царское величество даст им свободу жить в той Выговской пустыни и по старопечатным книгам службы свои к Богу отправлять.

- А не будут работать, разнесу! - грозно добавил государь.

"И от того времени, - записано в "Истории Выговской пустыни", Выговская пустынь быти нача под игом работы, и начаша людие с разных городов староверства ради от гонения собиратися и поселятися овии по блатам, овии по лесам, между горами и вертепами и между езерами, в непроходных местах, селиться скитами и собственно келиями, где возможно".

- Не так древле Израиль стремился в обетованную землю, как я к ключу, запирающему вход в Неву, - говорил царь, стоя на берегу Онежского озера, где уже успели создать целую флотилию карбасов, на которых предполагалось пробраться в Ладогу и явиться у стен Нотебурга.

- Бог поможет тебе, государь, разрушить стены нового Иерихона, сказал на это Меншиков.

- Обетованная... - произнес задумчиво Петр, - "обещанная". Израилю Бог Иегова обещал ту страну... А мне кто?

- Твой разум, государь, - сказал Меншиков.

- Нет, Алексаша, не один разум, который бессилен без науки, без знания... Наука, знание дают все, что есть под луною!

11

Царская флотилия в конце сентября того же 1702 года уже колышется на волнах многоводной Ладоги, точно стая бакланов. Казалось, счету нет этим бакланам!

На передовом, самом поместительном карбасе выделяется гигантская фигура царя. Он весь - внимание. Зрительная труба, казалось, замерла в его руке.

Стекла попали на искомую точку... Вот она!

- Вижу, вижу! - с трепетом восторга говорит Петр.

- Что видишь, государь? - спрашивает Меншиков, напрягая вдаль зрение...

- Орешек... мой будущий Шлиссельбург, - отвечает царь, не спуская взора с отысканной на западном горизонте точки.

Шведская крепость выделялась над горизонтом все явственнее и явственнее.

- А фортеца знатная, - задумчиво говорит царь, - твердыня, пожалуй, с норовом.

- Все же она, государь, дело рук человеческих, - заметил Меншиков. А что руками сотворено, руками может и разрушено быть.

Шведская крепость все ближе и ближе. Там заметили флотилию русских, на стенах показалось движение.

Флотилия идет прямо на крепость. Там взвился белый дымок... что-то грохнуло... и ядро с брызгом погрузилось в воду.

- Салютуют, - улыбнулся царь и замахал в воздухе шляпой. - Ждите меня!

Снова дымок в крепости, и второе ядро нашло свою холодную могилу почти там же, где и первое.

- Не доносит, - сказал Меншиков, - силы нехватка.

Третье ядро упало у самого карбаса и обдало царя брызгами.

- Руля налево! - крикнул Меншиков кормщику.

Флотилия повернула влево, уходя от выстрелов.

Выстрелы еще повторились, но ядра уже не доносило до флотилии.

Когда флотилия приблизилась к берегу в нескольких верстах левее Нотебурга, государь приказал отделить от нее до полусотни карбасов и вытащить их на берег.

Петр развернул карту Невы с окрестными берегами и показал ее Меншикову.

- Вот тут, ниже Нотебурга, у Назьи речки, укрепился Апраксин с своим отрядом, - указал он место на карте. - Понеже нам предстоит волоком перетащить туда сии карбасы под прикрытие леса, то ты, взяв несколько ратных людей с собою, сыщи волок наиболее удобный...

- Слушаю, государь, - отвечал Меншиков.

- А я останусь здесь с прочими карбасами и буду мозолить глаза крепости, чтоб отвлекать ее внимание от волока.

На другой день, едва только начало светать, как за сплошным лесом, тянувшимся по левому берегу Невы против Нотебурга и далее вниз, стали раздаваться дружные, знакомые всей России бурлацкие возгласы:

Ай, дубинушка, ухнем!

Ай, зеленая, подернем!

Подернем, подернем - уу!

Это ратные государевы люди тянули лямками по болотам и топям свои карбасы.

В другом месте слышалось:

Нейдет - пойдет - ухнем!

Нейдет - пойдет - ухнем!

Не шла - пошла - ууу!

Это ратные нижегородцы пели бурлацкий гимн. А за ними тамбовцы:

Просилася Дуня спать

На тясову каравать.

Нацуй, нацуй, Дунюшка,

Нацуй, нацуй, любуигка!

Ууу!

А за этими симбирцы да казанцы:

Раз и двааа - три - бяре!

Раз и двааа - три бяре!

Уууу!

И над всем лесом стонало неумолкаемое эхо этих "уууу" и "ух"!

Эти уханья раздавались еще дружнее, когда ратные видели, что приближается царь. А он тихо с своей небольшой свитой проезжал мимо влекомых карбасов на привезенных из Повенца карбасами выносливых лошадках, часто поощряя рабочих царским словом: "Спасибо, молодцы!"

- Ждет нас, поди, Борька, да и Апраксин скучает без дела за своим кронверком, - говорил государь, нетерпеливо поглядывая вперед.

- Теперь недолго ждать, государь, - успокаивал его Меншиков.

Проезжая мимо последней группы ратных, тащивших волоком карбасы с дружным уханьем, царь сказал:

- Считайте, молодцы, за мной добрую чарку зелена вина!

- Рады стараться, государь-батюшка! - грянули хором ратные.

12

Царь с небольшой свитой, конечно, опередил тысячный отряд свой, который перетаскивал на себе карбасы и артиллерию с Ладоги в Неву, и прибыл в лагерь Шереметева и Апраксина после полудня.

Начальник и войско встретили своего государя с величайшею радостью.

- А мы дюже скучали по тебе, государь, - сказал Апраксин, - боялись, как бы не пришлось нам зимовать здесь.

- Провианту и иного чего опасались нехватки, - добавил Шереметев.

- Ну, зимовать вы будете на шведских квартирах, - улыбнулся царь, да и провианту шведы заготовили для нас, чаю, с достатком.

- Не одни сухари, - улыбнулся Меншиков.

Сентябрь в тот год стоял хороший, ясные, теплые и сухие дни делали конец сентября похожим на лето.

Сделав некоторые предварительные распоряжения, государь направился к приготовленной для него просторной палатке с государственным гербом на флаге.

- Павел, иди за мной, - сказал он, - ты мне нужен.

- Слушаю, государь, - отвечал Ягужинский.

У входа в палатку стояли часовые. Увидя царя, они взяли на караул.

- Здорово, ребята! - молвил царь приветливо.

- Буди здрав, государь-батюшка! - был ответ.

Едва Петр распахнул полы палатки, как Ягужинский увидел, что та хорошенькая девушка, которую он перед тем видел в Москве, в доме Меншикова, с тихим радостным криком обхватила руками великана, который поднял ее как маленького ребенка. Ягужинский отступил назад и остановился за пологом.

Он услышал тихие восклицания и шепот:

- Здравствуй, Марфуша! Вот не ждал, не чаял.

- Здравствуй, государь, соколик мой!

- Как ты здесь очутилась?

- Александр Данилыч прислал из Повенца гонца с письмом, что ты, мой сокол ясный, скучаешь по своей Марфуше, так чтоб я прибыла сюда из Москвы, и я прилетела к тебе... с "шишечкой", как ты говоришь...

- А ты почем это знаешь, глупенькая девочка?

- Мамушка-боярыня мне сказывала, что "шишечка" зачалась...

- А мальчик или девочка?

- Того не сказала.

- Мальчика бы, а то мой Алексей плесень какая-то.